15–3

Виду я не подал, разве что спросил излишне резко, даже не потрудившись изобразить радушие:

– Чем обязан, отчим?

Тот с какой-то очень уж неопределённой улыбочкой осмотрелся и сказал:

– Да вот пришёл услышать из первых уст о твоих приключениях. – И тут же смерил тяжёлым взглядом, поправился: – Точнее, о злоключениях!

Я беспечно фыркнул и плюхнулся на кровать.

– Скажете тоже – злоключениях! – Но сразу перестал валять дурака, приподнялся на одном локте и потребовал объяснений: – И потом: какое дело церкви до моих злоключений?

Отец Шалый прикрыл за собой дверь, подошёл к столу и кинул на него кожаный офицерский планшет, взял графин и наполнил водой стакан. Меленькими размеренными глотками осушил его, затем промокнул выступившую на залысине испарину и лишь после этого сказал:

– Церкви есть дело решительно до всего. Особенно до тех, от кого одни сплошные неприятности!

В голосе священника прорезалось раздражение и даже злость, но я и бровью не повёл.

– Мне уже доводилось слышать такое в свой адрес, – признал с показным смирением и тут же уколол собеседника требованием: – Документы на бочку!

Тот нисколько не переменился в лице, разве что я углядел некий намёк на брезгливую гримасу, а вот изобразить недоумение собеседник не посчитал нужным.

– Стали бы мы их изымать, чтобы так просто вернуть! – фыркнул Шалый, подошёл к окну и заложил руки за спину. – Это попросту нерационально.

– И как это понимать?

– От некоторых людей одни только сплошные неприятности, – повторил священник, глядя на площадь перед управой.

– Понял уже! – рыкнул я. – Дальше что?

– Дальше? – озадачился Шалый, обернулся и вновь уставился на меня. – Дальше я скажу прямо: у меня из-за тебя проблемы, Лучезар!

И пусть всякого в жизни повидал, но тут чуток не по себе стало. Ссориться с Шалым откровенно не хотелось.

Я поднялся с кровати, по примеру собеседника наполнил стакан водой и осушил его, после заявил:

– У меня, знаете ли, тоже проблемы! Один человек свёл с людьми, которые использовали втёмную.

– Ничего такого не предполагалось!

Я покачал головой.

– Но получилось! – Припечатал стакан к столешнице и потребовал объяснений: – Ну и что я на сей раз сделал не так? Речь же о сиротском приюте, правильно понимаю?

Отец Шалый отошёл от окна и плюхнулся в кресло, устроил костистые ладони с длинными узловатыми пальцами на подлокотниках и усмехнулся.

– Достаточно уже и того, что ты попросил меня об одолжении, а я тебе его оказал.

– Ближе к делу!

Шалый откинулся в кресле и произнёс совсем не то, что мне хотелось бы услышать:

– С сиротской общиной оказалось не всё чисто. Твоя Плакса рассказала кое о чём, что потребовало дополнительной проверки, а когда её слова подтвердились, было уже слишком поздно заметать следы.

Я не удержался и фыркнул.

– Ни в жисть не поверю, будто меня отправили в Ежовичи по воле случая!

Священник покачал плешивой головой.

– Так и было!

– Ну да! Ну да!

– Так говорят, и ни ты, ни я обратного доказать не сумеем. А вот чего никто оспорить не сможет, так это того факта, что ты разворошил осиное гнездо. И поскольку я попросил за тебя, крайним в столь прискорбном развитии событий выставляют именно меня. – Священник улыбнулся, но доброты и веселья в его улыбке не набралось бы и на грош. – А я крайним становиться не намерен!

– Хотите сделать козлом отпущения меня?

Шалый покачал головой.

– Самый простой вариант далеко не всегда самый лучший. Не вижу смысла ломать тебя через колено лишь за тем, чтобы всего лишь остаться при своих.

– Да и не получится! – скривился я.

– Было бы желание, – недобро завил священник и хлопнул ладонями по подлокотникам. – В общем, слушай! Судя по всему, в сиротской общине окопались то ли сектанты, то ли торговцы живым товаром, но прямых доказательств этого нет, а без оных действовать на землях дома Синей птицы мы не можем. Твой визит их и без того уже насторожил, а если дополнительно вскроется наша связь, они точно заметут все следы, так что и концов не сыщешь. Поэтому совершенно невозможно заявить в суде о том, что ты передал свою якобы сестрицу в церковный приют, ведь с улицы туда кого попало не берут.

Я обдумал услышанное и возразил:

– Моя связь с церковью и без того предельно очевидна. Метка трудника…

– Ещё ни о чём не говорит! – отмахнулся Шалый. – Таких трудников хоть пруд пруди!

Но я упрямо выпятил челюсть.

– Я смогу доказать, что поместил Плаксу в церковный приют и с помощью мыслеречи!

– Сможешь, – согласился с этим утверждением Шалый. – Моя задача как раз и заключается в том, чтобы этого не произошло.

– Каким образом?

– Труднику невместно вредить интересам церкви!

– Неубедительно! – отрезал я.

Священник поднялся из кресла и подался ко мне, вытянув длинную шею.

– Ты не сможешь ничего никому доказать, если окажешься арестован за бойню на Диком поле! Это несравненно более серьёзное преступление, тебя законопатят в каменный мешок, а завтрашнее судебное заседание перенесут на неопределённый срок. Может, и сумеешь отбиться, но время и деньги потеряешь!

По спине пробежали мурашки, и я признал:

– Вот это уже убедительней. – И тут же привёл контраргумент: – Но если я проиграю суд, дом Синей птицы повесит на меня убийство трёх охранников. То на то и выйдет!

– Именно, – подтвердил Шалый. – И если ты просто ударишься в бега, то лишишься залога и окажешься объявлен в розыск. Едва ли тебя станут всерьёз искать, да только рано или поздно и сам неприятности на свою голову сыщешь. Засветишься и вышлют в Южноморск.

Я поморщился. Терять пять тысяч целковых нисколько не хотелось, жить с нависшим над головой мечом – тоже. Будто мне проблем с родом Огненной длани мало!

Мысли заметались в голове перепуганными пичугами, я ухватил одну из них и предложил:

– А если Плаксу задним числом перевести в другой дом призрения?

Священник покачал головой.

– Слишком высок риск разоблачения. К тому же это ничего мне не даст, так какой смысл утруждаться, если несравненно проще отправить тебя за решётку?

У Шалого уже точно имелся какой-то план, я тяжко вздохнул и сказал:

– Слушаю!

Тот улыбнулся, заложил руки за спину и принялся вышагивать по комнате от одной стены к другой.

– Начать с того, что твои действия не могли не всполошить злоумышленников… – Священник выставил перед собой указательный палец, призывая меня к молчанию, и продолжил: – Думаю, они уже зачищают хвосты, а если мы имеем дело с сектантами, эти выродки непременно устроят напоследок кровавую бойню. Начнём собирать доказательства – упустим время! А речь идёт о детях!

«И ты снова окажешься крайним», – подумал я, но вслух ничего такого говорить не стал, не желая лишний раз раздражать собеседника. Правда, и промолчать не смог, буркнул:

– Это не мне говорить надо, а епископу!

Шалый отмахнулся.

– У епископа связаны руки! Владения дворянских домов неприкосновенны, да и не факт, что при таком подходе получится раздобыть хоть какие-то доказательства преступной деятельности! А не получится – и разразится грандиозный скандал с непредсказуемыми последствиями. Как пить дать, разбирательства дойдут до архиепископа или даже до наместника Царя небесного!

Я лишь пожал плечами.

– Риск – дело благородное! Так говорят, да?

Священник не удержался от брезгливой гримасы.

– Да риск тут ни при чём! Даже если у нас и получится что-то нарыть, ни светский суд, ни суд церковный не примут добытые противозаконным образом доказательства, и дом Синей птицы выйдет сухим из воды. А они замараны во всём этом по уши!

– Точно?

– Точнее не бывает! – подтвердил Шалый. – Не возьмусь утверждать, будто они покровительствуют торговле детьми или человеческим жертвоприношениям, но однозначно причастны к насилию, истязаниям и даже убийствам воспитанников сиротской общины! Но самое главное – не прищучим дворян, и они начнут мутить воду, а политическая обстановка в Южноморске сейчас и без того далека от идеальной. Обстряпать всё нужно без шума и пыли.

Я нехотя вздохнул и спросил:

– Что именно – всё?

– Если дом Синей птицы перестанет существовать, то утратят силу и дарованные им привилегии, – заявил священник столь спокойно, словно речь шла об уничтожении какой-нибудь банды лиходеев.

На какое-то время я попросту утратил дар речи, затем недоверчиво уточнил:

– Вы собираетесь вырезать весь дом?

– Во-первых, не я, – покачал указательным пальцем отец Шалый. – Во-вторых, в подобном размахе нет ровным счётом никакой нужды. Достаточно устранить старших тайнознатцев, чтобы дом перестал быть домом и лишился большей части своих прав. В нашем случае – достаточно убить одного-единственного асессора.

– В вашем случае, – поправил я собеседника. – Вам надо, вам и карты в руки!

Священник меня словно не услышал.

– Но, конечно, лучше бы сразу избавиться и от наследника. Он лишь недавно прорвался в аспиранты, но всё же может стать проблемой, если затребует время для вступления в права наследования и подтверждения статуса асессора. Младший сын главы дома только пиковый аколит, опасности нашим планам он не представляет. – Шалый задумался и покачал головой. – С другой стороны, он ничем не лучше родичей, да и кровь – не вода. Эта троица должна умереть, судьбу же остальных домочадцев препоручим Царю небесному.

– Не собираюсь никого убивать! – отрезал я. – И уж тем более не собираюсь связываться с асессором!

– Со стареньким дряхлым асессором, который так помешался на силе родословной, что озаботился рождением наследников лишь в самых преклонных годах. Да и от родни он по той же причине избавился. Там весь дом…

– Два с половиной тайнознатца, – сказал я, припомнив высказывание брата Резкого.

– Именно! – улыбнулся Шалый. – И раз уж у нас нет никакой возможности добиться справедливости на земле, тебе придётся отправить этих грешников на суд Царя небесного.

– Придётся? Вот уж нет!

– Придётся-придётся, – уверил меня священник. – Да и чего ты артачишься? Пять тысяч целковых на кону стоит!

– Это мои деньги! Я ничего не потеряю, но ничего и не приобрету!

– Ну вот ты уже и торгуешься! – благодушно рассмеялся Шалый, но глаза его остались холодными, а взгляд острым. – Пойми, ты уже подговорил соучеников напасть сегодняшней ночью на дворянскую обитель, дабы избежать наказания за похищение ребёнка!

У меня поначалу едва челюсть от изумления не отвисла, а после накатило бешенство.

– Вы всерьёз собираетесь натравить аколита и пятёрку адептов на полноценного асессора?! Да это чистое самоубийство!

– На старого дряхлого асессора и парочку его недалёких отпрысков, которых куда больше возвышения интересуют юные сиротки, – поправил меня Шалый. – И не одного аколита и пятёрку адептов, а трёх аколитов и четырёх адептов, у каждого из которых за плечами такой боевой опыт, который никому из дома Синей птицы и не снился! И уж поверь, я слишком долго возился с твоими соучениками, чтобы просто взять и послать их на верную смерть! У вас есть все шансы справиться!

Я скрестил на груди руки и отрезал:

– Чем совать голову в петлю, проще податься в бега!

– В бега податься ты всегда успеешь, – заявил явно начавший терять терпение священник. Он подошёл к столу и достал из планшета стопку листов. – Почитай-ка, что нам удалось нарыть! После самому тех нелюдей прикончить руки зачешутся!

Ничего мне читать не хотелось, а руки чесались выставить Шалого за дверь, но с ним подобный номер точно бы не прошёл, так что присоединился к священнику. Взялся проглядывать листы – те оказались протоколами опроса немногочисленных воспитанников сиротской общины, которых удалось разыскать церковным дознавателям. Упоминалось там всякое. Попались и показания Плаксы – и пусть девчонка мало что видела и слышала, именно они произвели наиболее сильное впечатление. Остальным особой веры не было, а эта малолетняя простушка ещё по дороге в город что-то такое пищала. И вправду захотелось извести дом Синей птицы до последнего человека.

Насилие, растление, истязания, убийства. И всё это – на протяжении нескольких лет. И до всего этого никому не было никакого дела. А как самих задели за живое, так и засуетились, будто скипидаром одно место смазали!

От злости стало трудно дышать. Но хоть и возникло настоятельное желание поквитаться за босяков, идти на поводу у священника я не собирался. Нацепил на лицо маску Лучезара, кинул листки на стол и с невозмутимым видом заявил:

– Будет чрезвычайно прискорбно, если эти изуверы сумеют уйти от наказания. Но этот груз ляжет отнюдь не на мою душу!

Пустое! Отец Шалый был слишком хорошим картёжником, чтобы получилось его обмануть.

– Выправлю тебе церковную подорожную, – пообещал он, сочтя возможным повысить ставки. – Метка с духа рано или поздно слетит, а с подорожной всё Поднебесье объехать можно! И учти – если затея с домом Синей птицы провалится, меня в сторонку отодвинут, и тобой совсем другие люди займутся. Так не лучше ли соученикам подсобить, чтобы они уже точно дров не наломали?

До чёртиков не хотелось плясать под чужую дудку, вот я и буркнул:

– Нешто вам больше задействовать некого?

– Нет! – отрезал Шалый. – Мне ещё налёт на сиротскую общину устраивать!

Я вздохнул и сдался, правда, виду не подал и сказал:

– Подорожная – это хорошо, но мало.

Священник разом напрягся.

– Не люблю, когда пытаются залезть мне в карман!

– Не в карман, а в епископскую казну!

Отец Шалый покачал головой.

– Я действую на свой страх и риск и не получу из казны ни гроша даже в случае успеха! – отрезал он. – И хватит уже торговаться – не на базаре!

Но я набычился.

– Да и чёрт бы с деньгами! А как насчёт знаниями поделиться? Аркан какой подкинуть или подсказать, какие книжники трактатами о магии из-под полы торгуют?

Шалый так и скривился.

– Самодеятельность в тайном искусстве могут позволить себе лишь гении! – отрезал он, но тут же осёкся, наморщил лоб и спросил: – Головы на Диком поле ты ведь неспроста отрезал, так? В Черноводск намылился?

С ответом я торопиться не стал и для начала убрал стеклянные ёмкости в новенький кожаный саквояж.

– Допустим, – буркнул, рассовывая меж их стеклянными боками исподнее. – И что с того?

– Дам тебе рекомендательное письмо к одному своему знакомцу, он замолвит словечко перед школой Чернопламенных терний. Аспект для тебя не самый подходящий, но раз уж отказался принимать багряный аргумент, лучшего варианта в нашей глуши не сыскать.

– С паршивой овцы хоть шерсти клок! – выдал я и спешно отступил на шаг назад. – Но-но! Это народная мудрость!

Священник недобро зыркнул и потребовал:

– За языком следи!

Я чуток расслабился и уточнил:

– Что за аспект у тайнознатцев дома Синей птицы?

– Ледяной, – подсказал Шалый и потребовал: – Собирайся!

– Не самые удобные противники для огневиков, – отметил я, начав складывать в стопку валявшиеся на столе листы.

– Верно и обратное, – отметил священник и посоветовал: – Всё с собой забирай, не стоит больше сюда возвращаться. Раз уж тебя установили, наверняка и наблюдение организовать не преминули.

Я озадаченно хмыкнул и спросил:

– А как быть с судебным заседанием?

Отец Шалый пожал плечами.

– Сделаете всё как надо, и оно просто не состоится. Ну а если судья заартачится… – Он вытащил из планшета и продемонстрировал мне документы о передаче Плаксы и Мелкой в церковный приют южноморской епархии. – Вот это снимет решительно все вопросы.

– Чужое брать нехорошо, – нахмурился я и уже с нескрываемой угрозой добавил: – И даже чревато…

Священник беспечно рассмеялся.

– Не забывай, кто избавил тебя от тюремной баланды, сын мой!

– Да уж не забуду, отчим!