– …Вот она, дорогуша. Ну что, с прибытием, коллеги!

Капитан, зевнув широко и сладко – сказывался постанабиоз – обернулся к пульту и принялся энергично тыкать пальцами в клавиши, на что контрольные мониторы охотно запестрели колонками цифр и столбиками диаграмм. Капитану зрелище на центральном обзорном экране, вне сомнения, было достаточно привычно. Во всяком случае священного трепета не вызывало точно.

Дина, поёжившись, энергично растёрла плечи ладонями, вглядываясь в изображение звезды, повисшей точно в центре экрана. Местное светило вовсе не напоминало своим видом ласковое земное солнышко. И даже то неистовое ослепительно-белое солнце, каким его можно видеть сквозь силиколл иллюминатора орбитальной станции, выглядело гораздо приветливее . Кроваво-красный шар в обрамлении протуберанцев таращился на пришельцев ярко-алым фотосферным пятном, здорово напоминая своим видом вырванный глаз какого-то сказочного космического чудовища.

– Глаз дракона… – пробормотала девушка, зачарованно рассматривая звезду.

– Чего? – капитан всё тыкал пальцами в клавиатуру. – А… да, похоже… Ну-ка, быстренько, полную характеристику!

– Владислав Иосифович!..

– Быстренько, подробно и без запинки!

– Так точно! – сверкнув глазами, девушка вытянулась по стойке «смирно». – Звезда Глизе пятьсот восемьдесят один, красный карлик спектрального класса эм-три-вэ, светимость ноль ноль тринадцать, переменность два процента от средней светимости! Вспышечная активность умеренная! Разрешите огласить характеристики планетной системы?

– Опять терроризируешь мою красавицу? – в рубку, широко перешагнув высокий комингс люка, прошествовал импозантный мужчина лет сорока, чем-то напоминавший английского лорда со старинной гравюры. Вот интересно, мелькнула в голове у Дины посторонняя мысль – отчего это Джордж Богданович не входит, как все прочие, а именно прошествует? Даже в аварийную капсулу, ага… капитан вот проходит в люки, она, Дина Горностаева, перелезает… ну, Стасик и вовсе вваливается… а Джордж Богданович, как истинный потомственный лорд…

– Во-первых, она не твоя красавица, а стажёр-планетолог в составе экипажа звездолёта «Прорыв», и во-вторых, хватит с нас одного космического сибарита.

– Не сердитесь на него, Диночка, – мужчина ловким движением фокусника изящно извлёк из воздуха довольно крупное яблоко. – Это нервы, плюс генная память поколений предков-военных, свято полагавших, что муштра есть способ воспитания истинных арийцев… или спартанцев…

– Опять в гибернаторе протащил? – Владислав мельком глянул на фрукт. – Где только прячешь, интересно…

– В самых интимных местах, – с достинством ответствовал вопрошаемый. – Возле горячего сердца в данном конкретном случае. В смысле, почти под мышкой…

Дина, не выдержав, фыркнула смехом.

– …К приметам нужно относиться со всем почтением, как учит нас народная мудрость твоей прародины.

– Ой, займусь я когда-нибудь тобой, мистик-самоучка, – капитан ткнул указательным пальцем в клавишу громкой связи. – Станислав, что там у тебя?

– Полный порядок, шеф! – жизнерадостным баском откликнулся динамик на пульте. – Система перехода отработала штатно, повреждений нет. Перевожу в спящий режим?

– В ждущий.

– Не понял… – в жизнерадостном голосе обозначилась лёгкая растерянность.

– Чего именно не понял? – капитан всматривался в цифирь, пестревшую на мониторе. – Систему гиперперехода переводим в ждущий режим.

– Теперь понял, – басок из динамика утратил жизнерадостность, сменив тональность на деловую-сосредоточенную.

– Психуешь, Влад, – негромко произнёс «лорд», через плечо начальства всматриваясь в цифирь, ползущую по монитору.

– Бережёных и Бог бережёт, как гласит столь любимая тобой народная мудрость, – капитан наконец обернул голову в сторону собеседников. – А вы ещё здесь, господа планетологи? Между прочим, регламент никто не отменял.

– Увы, он прав, Диночка, – пророкотал Джордж, – Не время предаваться праздному суесловию. Ваша задача – проверить посадочные капсулы, я же с Эльвирой займусь планетарным томографом и прочим…

– Да, Джордж Богданович.

– Ну вот и ладненько.

В центральном тоннеле было ещё прохладнее, чем в рубке, сквозь упругое покрытие пола не то чтобы ощущалась, но незримо угадывалась дрожь, порождаемая агрегатами корабля в машинном отсеке. Дина вновь обхватила плечи руками, зябко поёживаясь и ускоряя шаг.

– Это обычно после гибернатора, – пророкотал «лорд», угадав ощущения девушки. – Но всё-таки я бы посоветовал одеть под комбинезон что-нибудь потеплее. А лучше просто надеть планетарный лёгкий скафандр, право слово, там система терморегуляции…

– Дядя Жора, ну чего он так? – решилась наконец Дина. – Ведь мы же прошли… подумать только, ведь мы же прошли!

– Вот именно поэтому, – Джордж ткнул в кнопку блокировки шлюза, и тяжёлый люк, помедлив, пополз вбок, открывая проход из обитаемой части корабля в технические отсеки. Дина встретилась с наставником глазами. Ни тени смеха. – Вот именно поэтому, Диночка. Понимаешь, сейчас эйфория весьма нежелательна. Ну вот он и гасит её на корню… как умеет, казарменным способом…

– Но зачем же гипер держать в ждущем режиме? Можно подумать, мы прибыли сюда через бездну, чтобы немедленно сигануть обратно…

На сей раз наставник ответил не сразу.

– Конечно, с этой точки зрения ты права, девочка моя. Но вот какое дело… Глизе пятьсот восемьдесят один, это не Росс, не Лаланд и не звезда Барнарда. Это обитаемый мир. Так что…

* * *

Ему опять снился этот сон.

Он стоял на краю высокой скалы, и мир расстилался перед ним, как невообразимо гигантский рисунок. Поля, перелески и рощицы тянулись так далеко, насколько хватало взгляда. Где-то там, в невероятной дали, в сизой дымке, скрадывавшей горизонт, то и дело полыхали зарницы. Небо над головой, белёсое и плотное, как и положено быть Скорлупе Мироздания, отсюда, с вершины, казалось особенно низким. И прямо в лицо ему смотрело Око, пристально и немигающе. Всё как всегда…

Надо решаться.

Он широко раскинул руки и шагнул вперёд. Ветер, словно бы ожидавший этого момента, подхватил его лёгкое, невесомое тело и понёс, всё дальше и дальше, всё выше и выше… Он поднимался к небесной тверди, оставляя внизу твердь земную, и всё прожитое-нажитое там, внизу, казалось теперь таким ничтожным…

И вновь, как всегда в этом сне, никакой небесной тверди не оказалось. Казавшаяся снизу такой плотной и несокрушимой Скорлупа таяла, рассасывалась, словно туман в Стране Дождя, куда однажды занесла его судьба. Ещё миг, и вместо белёсого свода раскинулась чёрная бездна, густо усеянная огоньками, точь-в-точь россыпь самоцветов на столе придворного ювелира.

«Я лечу…»

«Тебе нельзя летать» – ввинчивается в мозг холодный чужой голос, отдающий металлом.

«Я лечу!»

«Ты не можешь летать!» – Око смотрит свирепо, в глубине его набухают огненные прожилки – явный признак назревающего гнева.

«Я уже лечу!»

«Тебе незачем летать! Тебе некуда лететь! Нет ничего, кроме Яйца Мироздания!»

«Я всё равно улечу!»

«Ты рождён здесь и здесь умрёшь, червь!»

Наскучив увещевать ничтожного смертного, Око Бога вспыхивает яростью, выбрасывая пламенеющую петлю протуберанца, и она тянется, тянется, чтобы спалить заживо. От гнева Ока можно легко укрыться там, внизу… но земная твердь далеко, и нет спасения. Лицо обжигает огнём. Какая боль…

Он с размаху хлопнул себя по лицу пятернёй и сел, таращась спросонья. Сон рассыпался на куски, сгинул, оставив после себя лишь медленно тающие в поле зрения цветные пятна – зелёные, красные, жёлтые, коричневые… Ну надо же, опять этот сон. Какой сон…

Джанго глянул на ладонь, где ещё корчилась в предсмертных муках расплющенная бабочка-кровососка. Пощупал место укуса – резкая боль уже сменилась онемением. Надо же, пробралась… опять в сетке где-нибудь прореха. Вообще-то для взрослого рахана укус одной кровососки не опасен, деревенские лекари используют этих тварей в качестве местного обезболивающего… и даже ребёнок легко выдержит пару десятков укусов – эти твари в одиночку могут парализовать лишь мелких грызунов… Но всё равно очень неприятно. Ладно, пожалуй, пора вставать. Как-никак он жрец, и у него масса дел в Храме.

Он протянул руку к большому бронзовому гонгу, висевшему у изголовья постели на проволоке, тянущейся к потолку, и резко ударил костяшками пальцев по гладко отполированному металлу. Гонг отозвался басовитым гулом.

– С пробуждением, о мой господин! – пожилой слуга, возникший на пороге, отвесил учтивый поклон. – Был ли спокоен и сладок твой сон?

– Сладок… гм… – жрец продемонстрировал слуге раздавленную бабочку. – Опять где-то дыра. Проверь все сетки, Хокум.

– Да, мой господин! – вновь поклонился старый слуга.

* * *

– Привет, Динуля! Как идёт процесс?

В люке посадочной капсулы торчала жизнерадостная физиономия древнерусского-былинного, могучего и голубоглазого добра молодца, обрамлённая пшеничного цвета кудрями. Бортинженер Станислав Жерарович Курбанов собственной персоной, просьба любить и жаловать.

– Привет, Стасик, – улыбнулась Дина, откидывая со лба непослушную прядку волос. – Выполняю регламент, согласно повелению капитана.

– Регламент, это дело святое. Да-да, я уже прослышал о грубом и беспардонном насилии, учинённом над безответной девушкой нашим капитаном. Однако, как ни крути, а прыжок мы прошли нормально. Так что есть повод отметить. Явка в каюте у дядюшки Джо.

– Мне ещё полчаса минимум тут ковыряться.

– А не принципиально. Не спеши, как закончишь…

– Кэп не пристрелит нас из бластера?

– Положим, не такой уж он зверь, наш Влад Иосич. Волна эйфории сбита, народ сосредоточенно работает – зачем лишний террор? Сам подтянется на огонёк.

– Замётано, – вновь улыбнулась девушка.

– Ну и ладушки. Ждём!

Голова в люке исчезла, и Дина, вздохнув, вернулась к осмотру внутренностей капсулы. Вообще-то посадочные капсулы на звездолёте, пожалуй, самые примитивные из автономных устройств, если не считать ведра (что и объясняет тот факт, отчего проведение регламентных работ по данным аппаратам поручено неопытной стажёрке – у более опытных членов экипажа хватает более серьёзных забот). Они и выглядят похоже, кстати – усечённый конус и никаких наружных деталей. Это потому, что капсула должна иметь возможность садиться даже с неработающим двигателем, за счёт аэродинамического торможения, подобно спускаемым аппаратам древних космических кораблей – тех, что только-только к Луне летали… Да и внутри устроены сходно – три ложемента в нижнем ряду и два нависают сверху, оставляя узкую щель, в которую не так просто протиснуться в скафандре. Каждая капсула способна взять на борт весь экипаж – на тот невероятный случай, если экипаж тот отчего-то скопом решит воспользоваться именно капсулой, а не планетарным шаттлом, просторным и комфортабельным. В полном составе покинуть корабль, ага… Ну а аварийные наборы в капсулах уж точно готовил параноик. В самом лучшем случае романтик, начитавшийся в детстве книжек про космических робинзонов. Хотя даже школьнику понятно, случись что-то катастрофическое со звездолётом – и экипажу остаётся пожелать мгновенной смерти. Здесь не Луна и даже не Марс, здесь спасателей ждать бесполезно…

Дина вновь взглянула на маленький экран монитора, где отображался список регламентных работ по расконсервации посадочной капсулы после гиперперехода. Так, система обогрева… связь… это сделано, ага… проверка герметичности и системы регенерации воздуха… а там, у дяди Жоры, уже, наверно, на стол водрузили бутылку шампанского… и свеча в стакане… нет, вот за горящую свечку капитан точно пристрелит из бластера…

Люк над головой закрылся бесшумно, только тихонько щёлкнули электрозамки. Зашипел нагнетаемый в тесную посудину воздух – проверка на герметичность. Ага, всё в порядке. Следующий пункт…

Дину швырнуло боком, ударило о крайний ложемент, и если бы не мягкая губчатая обивка, она, вне сомнения, здорово разбила бы лицо. Мозг ещё пребывал в полном недоумении, но тело, вспомнив уроки бесчисленных земных тренировок, уже само принимало нужную позу. Защёлкнув замок привязного ремня, девушка ткнула пальцем в красную аварийную кнопку.

– Эй, что случилось! Рубка, ответьте!

Ни звука в динамике, если не считать шорохов электромагнитных помех. По спине пополз мерзкий холодок.

– Владислав Иосифович! Дядя Жора! Стасик! Эля, Эльвира!

Нет ответа. Помедлив и уже страшась того, что она сейчас может увидеть, Дина включила камеры внешнего обзора.

Звезда на маленьком экранчике монитора посадочной капсулы выглядела вовсе не так величественно и грозно, как на обзорном экране рубки управления. И уже вовсе игрушечным, ненастоящим смотрелся на её фоне медленно удаляющийся корабль, неторопливо кувыркавшийся вокруг своей оси вращения. От него то и дело отваливались какие-то детали, широким веером разлетаясь в пустоте. В корпусе игрушечного кораблика зияла обширная сквозная дыра, как и положено в компьютерной стрелялке…

Заорать от ужаса у Дины отчего-то не получилось. Вместо отчаянного крика из горла выходило какое-то невнятное не то шипение, не то бульканье.

– Владислав Иосифович… Дядя Жора…Стасик… Эля…

* * *

– Ты спишь сверх всякой меры. Клепсидра почти пустая!

– Ладно, не ворчи, Канкок. Почти, но не пустая же! Как прошло дежурство, что новенького?

Канкок, сопя и почёсываясь, уже нетерпеливо расписывался на свитке.

– Чего тут может быть новенького? Вот картинка, смотри…

Джанго разглядывал рисунок, исполненный в три цвета, то и дело бросая взгляды на мраморную плиту, где пламенел громадный, шесть локтей в поперечнике, глаз – изображение Ока, образованное встроенной в стену обсерватории стеклянной линзой. Да, рисовать этот Канкок наловчился мастерски. Око совсем как настоящее, каждая огненная прожилка на своём месте… Если бы ещё не скверный характер…

– Поглядел? – жрец-наблюдатель принялся сворачивать свиток. – Ещё есть вопросы?

– Ладно, топай уже!

Оставшись один, Джанго подошёл к клепсидре, толстой стеклянной трубке, поднимавшейся от пола к самому потолку. Капли падали на наклонно поставленную щепку почти неслышно. Красный шарик-поплавок, видневшийся внутри трубки, уже натянул тонкую нить. Ещё… ещё чуть…

Наверху, под потолком, утробно всхлиплул клапан, и в клепсидру с журчанием устремилась свежая порция воды. За три вздоха вода наполнила стеклянную трубу, клапан ещё раз хлюпнул, закрываясь, и в окошке счётчика выскочила новая цифра. Итого семь миллионов триста пятьдесят две тысячи сто сорок шесть циклов от Сотворения Мира. Вообще-то Джанго в душе не верил, что эта хитроумная гидравлическая машина начала отсчёт сразу после Сотворения, но… кто может знать наверняка? Во всяком случае, построена она была в седой древности. И все машины времени, во всех Храмах, показывали одинаковое число циклов. Если какая-то из машин сбивалась и начинала показывать время, отличное от других, её поправляли. Впрочем, это дело Хранителей времени, он же, Джанго, жрец-наблюдатель…

Молодой рахан усмехнулся. Среди простого народа давно уже укоренилось твёрдое мнение, что жрецы существуют в основном для того, чтобы жрать. Вместо того, чтобы пахать в поле, валить лес, ткать-прясть-ковать или хотя бы сидеть в лавке с товарами, хитрованы бормочут молитвы, устраивают разные фокусы и вообще… Ну кому из простых людей интересно, что такое есть время? Они и слова-то этого в обиходе не употребляют. Встают по зову труб, возвещающих, что Повелитель данного города проснулся, и подданным его пора… Так и меряют течение жизни – сон-явь. При этом сколько будет спать и бодрствовать повелитель, зависит только от него самого. По той же самой причине учёт этим сон-явям ведётся весьма приблизительно, интересуя в основном придворных летописцев, неустанно воспевающих каждый сон и тем более каждую явь Повелителя…

Возвратившись на своё рабочее место, Джанго со вздохом развернул новый свиток, с уже готовым кругом, разграфлённым на квадратики. Обратил взор к пламеневшему на мраморе изображению Ока. Он, конечно, не такой мастер-художник, как Канкок, но до сих пор справлялся со схемой-зарисовкой – по крайней мере, взысканий за это дело не получал…

Он внезапно напрягся. По огненному диску в обрамлении лохматых протуберанцев ползло нечто крохотное, но отчётливое, похожее на… нет, это было ни на что не похоже. В любом случае это не джав, забравшийся в поднебесье и парящий в восходящем потоке – да у этого дива вообще нет крыльев… Что же это такое?!

В центре дива внезапно полыхнула короткая вспышка, по яркости намного превосходившая сияние Ока, и ещё спустя мгновение ЭТО ушло за край изображения светила.

Джанго протёр глаза. Померещилось, что ли? Да уж… Вот расскажешь наставнику, честно, без утайки, и конец карьере. Кому нужен жрец-наблюдатель, одолеваемый галлюцинациями?

* * *

Гигантский диск, унизанный множеством мелких деталей, висел в пустоте неподвижно, и казалось, всматривался в медленно вращающийся вокруг оси корабль, украшенный зияющей дырой в корпусе. Всматривался пристально и недобро.

В нижней части диска медленно опустился пандус, явив взору непомерной толщины броню – метра четыре, не меньше. Из раскрывшегося зева вынырнул небольшой юркий аппарат, похожий на чёрную блестящую чечевицу. Подлетев к развороченному звездолёту, на мгновение завис, уравнивая скорость, и решительно нырнул в дыру.

– Твоё мнение, Сорок два одиннадцатый? – сидевший в рубке дискообразного корабля маленький зелёный человечек всматривался в голографический экран.

– Удар проведён мастерски, мой господин, но… не слишком ли мы поторопились? Судя по всему, на этой жестянке нет никакого серьёзного оружия. Типичное изделие тех, кто только вышел на Звёздные пути.

– Легко быть умным потом, – тёмные глаза без белков цепко разглядывали детали чужого звездолёта, то и дело возникавшие в увеличенном масштабе в обведённых сиреневым кружках. – Идентификатор не опознал цель, и проверять на собственной шкуре, есть ли на борту у этого башмака мезонная пушка, глупо.

– Они шли без маскировки.

– Это ничего не доказывает. Недозрелым, только-только вышедшим на Звёздные пути, свойственно сильно преувеличивать пустоту и обширность космоса. От кого прятаться?

Человечек ткнул гибким пальцем в клавишу на пульте.

– Десант, что там у вас?

– Докладываю, мой господин, – заскрипел динамик. – Главный реактор и установка гиперперехода полностью разрушены. Корпус сильно деформирован, герметичность нарушена повсеместно…

– Меня интересует экипаж.

– Экипаж найдем мёртвым в одном из разгерметизированных отсеков.

– Что значит «в одном»? Они что, все сбились в кучу?

– Да, мой господин. Похоже на то, что они готовились к приёму пищи.

– Сколько их?

– Четыре головы.

– И это весь экипаж?

– Так вполне может быть, мой капитан, – подал голос Сорок два одиннадцатый. – Эта жестянка – самый примитивный научный разведчик, а не боевой корабль с десантом на борту.

Капитан провёл четырёхпалой ладонью по лысому черепу, матово блестевшему в свете потолочных светильников.

– Семьдесят семь двести пятнадцатый, дай изображение.

– Да, мой господин!

На обзорном экране протаяло круглое окно, обведённое сиреневым ободком. В круге возникли последовательно – фигуры в неуклюжих вакуум-скафандрах, стена каюты с какой-то картиной, стол с одной-единственной удержавшейся на магнитной подошве тарелкой и наконец лицо человека, чудовищно раздувшееся в вакууме, с потёками засохшей крови.

– Вот так встреча… – «зелёный» вновь провёл рукой по лысине. – Сорок два одиннадцатый, ты понял?

– Да, капитан. Это мохнорылые. Я был не прав, мой господин. Насчёт преждевременности выстрела.

– Верно понимаешь. Этим тварям надо сразу бить по рукам, пока они не подросли и не стали столь же опасны, как их незримые наставники. Семьдесят семь двести пятнадцатый, проверь все помещения… и вообще убедись, что никто не ускользнул.

– Да, мой господин, – проскрежетал динамик, будто напильник крошил стекло.

– При всём уважении, мой господин… – вновь вмешался Сорок два одиннадцатый. – Они даже не успели выйти на низкую орбиту. И запуск планетарного модуля мы бы не пропустили.

– Всё так, – капитан откинулся в кресле. – Но проверить не помешает.

* * *

Сорос шёл по середине улицы, лениво и словно нехотя ступая тумбообразными ногами, но Джанго не понукал животное. Трубы во дворце ещё не пропели, можно не торопиться… вообще хорошо бы никуда не торопиться…