Отзывы на книгу «Булгаков без глянца»

С творчеством писателя, я знаком только по роману "Мастер и Маргарита", который я прочитал два раза, и мне этого произведения хватило, чтобы заинтересоваться загадочной личностью самого автора.

Приоткрываем занавес...

Эта книга не художественная биография, а сборник писем, записей с дневников, воспоминаний и характеристик от людей, которые близко знали этого великого писателя.
Михаил Булгаков - человек незаурядный, обладающий множеством талантов и имеющий сильную личность, со своими недостатками и достоинствами.

"Смотрел на жизнь без розовых очков. Видел мир во всей его сложности. Людей понимал с полувзгляда. Отлично разбирался в механизмах человеческих поступков. Знал себе цену. Был уверен в себе. Предприимчив, требователен, настойчив. Целеустремлен."

- эти качества характера писателя отмечают все его три жены.

К удивления, книга читается очень легко, и вызывает интерес с первых же глав.
Для фанатов творчества Булгакова, это идеальный подарок!

Кстати, если говорить об этом издании, то тут и оформление красивое, и бумага очень качественная.

P.S.

"Михаил Афанасьевич пишет не иначе, как сидя на собственной левой ноге"

- а вот это про меня, я тоже так люблю сидеть.

Великолепнейшая книга, необычная, а может о Булгакове по другому и нельзя, - в ней нет слов автора как таковых - только лишь отрывки воспоминаний, дневников, писем близких Михаилу Афанасьевичу людей. Читать одно удовольствие,так умело подобран и разбит на главы материал. Читаешь и видишь перед собой живого человека, с его повседневными проблемами и маленькими радостями, человека, который хотел жить и писать не в стол, а для людей, но которому упорно не давали это делать.

В книге очень мало авторского текста: в основном это отрывки из дневников, воспоминания современников, близких людей и самого писателя, выдержки из официальных документов. Структура очень подробная, личность, характер и биография Булгакова разложены едва ли не на оси координат.

Сложно сказать, чьей заслуги больше — автора-составителя или лихόй судьбы писателя, — но несмотря на свою документальность, книга читается как остросюжетный драмафикшн. Сюжет скроен «стежком назад»: приоткрывается какая-то важная черта характера, за ней — следующая, и так по нарастающей, но к первым характеристикам еще обязательно вернутся мемуары современников.

“Что поражало в нем прежде всего — это острый, как лезвие, ум”

“Он был, конечно, очень умен, дьявольски умен и поразительно наблюдателен не только в литературе, но и в жизни”.

— Ядовитый имеете глаз и вредный язык, — с сокрушением говорил Булгакову инспектор Бодянский.

В распоряжении составителя много ценного материала: воспоминания матери, сестер, трех любимых женщин. Из-за этого частенько можно наблюдать за Булгаковым в пижаме, расслабленным, не слишком настороженным, в минуты тревожного счастья и бурного творчества, полного идей и веры в их воплощение. Но у этой достоверности есть и обратная сторона: мрачные зарисовки “изнутри беды”. Наркотическая зависимость в бытность врачом, писательское отчаяние, агрессивное течение наследственной болезни — и полное осознание своих шансов на выздоровление, то есть их отсутствия.

Интересно наблюдать за страстным романом Булгакова с театром — это была взаимная любовь. Похоже, что на сцене Михаил Афанасьевич мог себя реализовать в любой ипостаси.

Константин Станиславский: “Вот из кого может выйти режиссер. Он не только литератор, но и актер”.

Взаимная творческая зависимость дарила публике прекрасные произведения, и у этой истории мог бы быть счастливый финал. Но, как водится, чрезмерная популярность пугала принимающих решения людей. И они вынесли вердикт, который подточил веру автора в свою путеводную звезду. Фактическое отлучение от театра вынудило Булгакова самого просить о собственном изгнании из страны. Жаль, что ему хватило мужества остаться, когда сам позвонил ему, чтобы определить судьбу автора.

Вообще острый интерес Михаила Афанасьевича к своему главному мучителю — одна из самых неоднозначных моментов биографии писателя. Многочисленные воображаемые диалоги из серии “Булгаков в Кремле у Сталина” вызывали смех сквозь слезы у родных и близких.

— Так, значит, это вы — Булгаков?
— Да, это я, Иосиф Виссарионович.
— Почему туфли заштопанные, туфли рваные? Ай, нехорошо! Совсем нехорошо!
— Да так… Заработки вроде скудные, Иосиф Виссарионович.

И осязаемый результат этого интереса — пьеса о молодом вожде, которую многие восприняли как долгожданное “Булгаков сдался”, а сам не разрешил ставить. Булгакова не понял никто. Театры и издательства нуждались в талантливом продуктивном авторе, но отныне на этом имени стояло пожизненное клеймо.

Книга читается легко, но отнюдь не так воспринимается ею описываемое. Обаятельный и ранимый, любящий, любимый, порой ранящий и несчастный Булгаков — многогранное сочетание всех своих героев в одном лице, в шапочке Мастера, перлами кота Бегемота, в легком пальтишке и со старомодным моноклем. Увы — судьба не отнесла Михаила Афанасьевича к любимчикам, пусть и щедро осыпала искрами многих талантов. На самом деле, глянца в жизни Булгакова было много. Но это в личном, прижизненном “золотом веке” писателя, который длился одно мгновение, а по обеим сторонам от этого временного отрезка — борьба, сомнения, игры на выживание.

У Булгакова была теория, которая ему очень нравилась. Мол, у каждого возраста — свой “приз жизни”, и главное достижение приходится где-то на средний возраст. Хорошо, что свой главный “приз жизни” он стал создавать сам, не ожидая милости судьбы. Даже в последние дни, полные и боли физической, и страсти к заключительному своему творению.

“Когда в конце болезни он уже почти потерял речь<…>, он дал мне понять, что ему что-то нужно <...> Я сказала “Мастер и Маргарита”? Он, страшно обрадованный, сделал знак головой, что “да, это”. И выдавил из себя два слова “Чтобы знали, чтобы знали”.

Вообще, это замечательная придумка! Я имею ввиду в целом серию "Амфоры" "Без глянца".
Первое подобное знакомство с личностью писателя у меня состоялось с Федором Михайловичем Достоевским. Я была поражена и приятно удивлена. Книга о жизни и творчестве Булгакова мне тоже представляется прелюбопытнейшей.

И действительно, Михаил Афанасьевич предстает перед нами, читателями, без глянца и, казалось бы, без каких-либо купюр. Огромный талант - тяжелейшая судьба!
Вот как на ладони его недостатки, пороки, достоинства; хороший врач, трудолюбивый человек, наркоман, любимец и ценитель женщин, ни на кого не похожий талантливый писатель и драматург. Не то что бы я много нового узнала о Булгакове, но его личность стала для меня более понятной и открытой. Он жил, существовал, выживал, лечил, любил, верил, надеялся и творил, и кажется, всегда был верен себе и своей судьбе. Как жаль, что государственная машина так старательно и беспощадно пыталась раздавить человека и творческую личность. Но мне все же видится, что сломить Булгакова не смогли. Он не сдался! Подорвали здоровье, изверги... а если бы еще смог выдержать, то вполне возможно, мир узнал бы еще одну Маргариту, еще одного Мастера (совсем других, но равных по величию и глубине, неповторимых Булгаковских героев). Как жаль, что Булгакову не удалось испытать той радости и счастья, к которым он стремился: узнать, что значит быть великим и любимым писателем, классиком при жизни. Если бы не советский гнет - все это у него было бы, определенно.

Иногда закрадывается мысль, что не были бы написаны те замечательные произведения советского периода, которые мы знаем, если бы не эти нечеловеческие жизненные условия, если бы не было тех страшных преград и угроз жизни и творчеству. Но эту мысль я пытаюсь прогнать, ведь известны нам литературные шедевры, созданные вне тоталитарного гнета. И мне хочется верить, что Михаил Афанастьевич все же был счастлив при жизни, ведь он творил. Если не это счастье для художника, то что же? Не знаю, что лучше для писателя - признание при жизни, а потом - забвение, или слава на долгие годы, но после... Интересно, что Булгаков бы ответил на сей счет?

Какова вероятность того, что дочитаешь книгу о Булгакове ровнехонько в день его памяти? Один к трёмстам шестидесяти пяти (пусть математики меня поправят, ежели что не так). Я же вижу в этом мистику - как, впрочем, и во всей жизни этого роскошного писателя.
Что в этой биографии самое отталкивающее и самое (одновременно) потрясающее? Полнейшее отсутствие автора (Павла Фокина то бишь). Насколько я поняла, автор тихонечко проделал свою гигантскую работу по обработке архивов и теперь сидит, не отсвечивает. Сначала это пугает. Читаешь и думаешь - ну что же это за лохмотья, что за сведения обрывочные? Ну сколько можно - только привыкнешь к автору высказывания, как уже другой на горизонте появился - читай, вникай теперь, чем Виталий Яковлевич Виленкин отличается от Юрия Петровича Полтавцева. Одних только жён три штуки, и они вовсе не стремятся появляться в хронологическом порядке, тут и там возникают со своими воспоминаниями. Однако позже повествование становится настолько цельным, что частая смена рассказчиков нисколько не раздражает, а сливается в удивительно благозвучный хор.
Конечно, по свежим следам писать об этой книге тяжело; после всех этих мучительных описаний смерти и страданий близких Мастера. Но именно для объективности мы и сохраняем цитаты, разве не так? Иначе лично я только рыдала бы всю рецензию над последней главой. Итак, что меня вдохновило? Вот, например, немного об образовании людей в начале 19 века, о том, что нам и не снилось, к сожалению...

Отец его, Афанасий Иванович, был профессор богословия Киевской Академии, великолепно знавший языки. Он научил Михаила Афанасьевича с детства латыни и греческому, что помогало Михаилу Афанасьевичу в дальнейшем легко овладевать языками. Так, когда он писал «Дон Кихота», то взялся за испанский язык, для того чтобы самому читать и переводить интересные места в точности, по-своему.
Когда он кончил заниматься испанским, он взялся за итальянский. Английским он владел, во всяком случае, настолько, что мог читать; говорил он слабо, а читал и понимал все.

Или вот. Я, как музыкант, корчусь в муках зависти:

Булгаков не учился музыке, но умел наигрывать. Он играл Вторую рапсодию Листа — не всю, но кусками…

Удивительная жизнь выпала на долю этого поколения. Срочно пришлось приспосабливаться к новой идеологии, вере, образу жизни. Тяжело представить, чего стоило людям, привыкшим к определенному уровню жизни, сорваться в тот же Владикавказ, жить там, не зная, придется ли завтра ужинать и оставит ли твою семью в живых внезапно переменившаяся власть. Даже в Москве, перебиваясь с хлеба на воду, не имея ни приличной одежды, ни уверенности в том,что очередную газету завтра не расформируют, человек беспокоится... о собственной библиотеке. Не представляю лучшей характеристики.

Работой я буквально задавлен. Не имею времени писать и заниматься как следует франц. язык. Составляю себе библиотеку (у букинистов — наглой и невежеств. сволочи — книги дороже, чем в магазинах)

Честно признаюсь, я окончательно и бесповоротно люблю Булгакова именно из-за "Мастера и Маргариты". Однако (во всяком случае, исходя из этой биографии) главным его произведением была "Белая гвардия". Именно в ней он искал место для себя в новой эпохе, пытался договориться со своим прошлым, именно это произведение, кроме прочего, сделало его драматургом. И вновь проявился недюжинный булгаковский талант - на сей раз актерский и режиссерский:

Но парадоксально: его актерская и авторская жадность не могла удовлетвориться одной ролью в пьесе — ему нужен был не один характер, а много характеров, не один образ, а много образов. Если бы его попросили сыграть сочиненную им пьесу, он сыграл бы ее всю, роль за ролью, и сделал бы это с полным совершенством. Так, в «Днях Турбиных» он показал на репетиции почти все образы, охотно и щедро помогая актерам

Именно "Белая гвардия" и стала для него началом конца. С переменным успехом его печатали, ставили его пьесы, но призрак "контрреволюционного" писателя следовал с ним до самой смерти.

Карикатуристы изображали Булгакова не иначе как в виде белогвардейского офицера. Ругали и МХАТ, посмевший сыграть пьесу о «добрых и милых белогвардейцах». Раздавались требования запретить спектакль.

Удивительно, что при всей безысходности, окружившей писателя в его московский период, он так и не вернулся к морфию, зависимость от которого была просто невероятной. Поражает, что человек смог справиться с этим, и больше никогда, ни в моменты дикой несправедливости, ни в моменты невыносимой боли не вернуться к этому веществу. Честно признаться, я была уверена до прочтения этой книги, что Булгаков время от времени баловался морфием на протяжении всей жизни. Было радостно, что я ошиблась.
О "Мастере и Маргарите" сказано здесь до обидного мало. Практически не затронуты мистификации, болезненная любовь, которая оказывается важнее желания жить. Но это не страшно. Думаю, что эта книга неплохо говорит за себя сама. Выяснилось, что Булгаков - не только Мастер, он еще и тот самый москвич, которого испортил квартирный вопрос. Забавно.

Для М.А. квартира - магическое слово. Ничему на свете не завидует - квартире хорошей! Это какой-то пунктик у него."

Формат книги мне определенно понравился. Автор не давит своим авторитетом и деликатно уступает место очевидцам событий. Очень к месту добавлены вставки из произведений Булгакова (особенно пронзительным оказался "Морфий"). В-общем, Булгакова надо читать и перечитывать, вывод такой. А мистификации ждать себя не заставят, уж поверьте.