© Песах (Павел) Амнуэль, 2014.

© Издательство «Млечный Путь», 2014.

© ООО «Остеон-Пресс», оцифровка текста, вёрстка, 2014.

Свет в иллюминаторе

– Погода совсем не для того, чтобы плавать, – сказал жене инспектор Беркович, собираясь на службу. – Смотри какой ветер. В море наверняка волны метра три.

– Ну и что? – удивилась Наташа. – Мы вроде на пляж и не собирались.

– На пляж – да, – вздохнул Беркович. – Но в море мне все-таки придется выйти.

– Почему?

– Убийство, – сказал инспектор. – Только это и может заставить меня отправиться в плавание. Хотя… Какое это плавание – миля от берега?

– А что случилось? – с любопытством спросила Наташа.

– Вчера радировали с яхты «Мадиган», что на борту убитый человек. Вечером погода была еще хуже, чем сейчас, яхта не могла подойти к пирсу, а патрульный катер не мог пришвартоваться. Оставили до утра. Сейчас там уже работает эксперт.

– Твой знакомый Рон?

– Он самый. И ждут меня.

– Понятно, – кивнула Наташа. – А кого убили? И что это за яхта?

– «Мадиган» – прогулочное судно, три мачты, пять человек экипажа, приписана к порту Ашдода, арендована для прогулки по морю неким Амосом Гурфинкелем, это молодой миллионер, состояние нажил года два назад, когда начался бум в хай-теке. В море он вышел со своими гостями из Соединенных Штатов – такими же молодыми предпринимателями. Двое мужчин и женщина. Женщина прилетела в Израиль с одним из гостей, официально они не в браке, но…

– Понятно, – улыбнулась Наташа. – И что же произошло?

– Нужно разобраться, – сказал Беркович, уже стоя в дверях. – Похоже, что из-за женщины мужчины и повздорили. Я побежал, Наташа, надеюсь покончить с этим делом до вечера.

– Будь осторожен, – крикнула вдогонку Наташа.

Когда Беркович приехал к пирсу, где качался на волнах полицейский катер, волнение уже почти утихло. Во всяком случае, инспектор без труда перепрыгнул на борт утлой, как ему показалось, посудины, взревел двигатель, и катер резво побежал навстречу волнам, то задирая нос к небу, то зарываясь пучину.

Яхта «Мадиган» стояла на якоре, и в кабельтове от нее болтался на волнах еще один полицейский катер. Когда Беркович поднялся на борт, едва удерживаясь на ногах, его встретил эксперт Хан, прибывший на яхту еще два часа назад.

– Гурфинкель убит выстрелом в затылок, – сказал он. – Стреляли еще по меньшей мере дважды – в стене каюты два пулевых отверстия. Пули от «Магнума», крупный калибр. Оружия на борту нет, сержант Бак утверждает это однозначно, хотя я и не уверен, что обыск мог дать стопроцентную гарантию. Яхта, конечно, не линкор, но и здесь могут быть потайные уголки.

– Попробую разобраться, – сказал Беркович.

Тело уже убрали из большой каюты, где вечером проходила пьянка и где произошло убийство. Капитан яхты, моложавый, но все-таки не такой уж молодой Эрик Гудман, с которого Беркович и начал допросы, однозначно утверждал, что вбежал в каюту буквально через минуту после того, как оттуда раздались ужасные крики. За это время из каюты никто не выходил.

– Крики? – переспросил Беркович. – А выстрелы вы разве не слышали?

– Нет, – отрезал Гудман. – В каюте так гремел тяжелый рок, что услышать можно было лишь взрыв гранаты.

– Вы сказали, что раздался крик…

– Женский вопль, он оказался громче, чем «хэви метал».

– Значит, кричала Моника Стоун? – уточнил Беркович, поглядев в список пассажиров.

– Больше некому, – кивнул капитан. – Женщина в этой компании всего одна. Из-за нее, видимо, все и произошло.

– Когда вы вбежали в каюту, вся компания была там?

– Конечно, все четверо. Правда, один из них – Гурфинкель – был мертвым, – мрачно сказал Гудман.

– Спасибо, – кивнул Беркович и направился в каюту, где под присмотром сержанта находились участники вчерашней трагической вечеринки. До утра они содержались в капитанской каюте – Гудман оказался достаточно сообразительным и до прибытия полиции разместил подозреваемых у себя, поставив у двери одного из матросов, сам же провел ночь на мостике, – а теперь сержант Бак перевел гостей Гурфинкеля туда, где произошло преступление.

Беркович прекрасно понимал, что, скорее всего, толку от допроса подозреваемых не будет. В запасе у них была целая ночь, договориться они могли о чем угодно, согласовать показания до мелочей. Оружие выбросили в иллюминатор, это самое естественное, что мог сделать убийца.

Моника Стоун оказалась не такой красивой, как ожидал Беркович. Ей было около тридцати, отсутствие косметики старило женщину, вряд ли Беркович обратил бы на нее внимание на улице. Впрочем, и не из-за таких мужчины теряли голову…

– Мы танцевали, – хмуро сказала она. – То есть, мужчины по очереди танцевали со мной. Другие двое в это время разговаривали не знаю уж о чем.

– С кем вы танцевали, когда раздался выстрел?

– Какой выстрел? – спросила Моника. – Я не слышала никакого выстрела. А танцевала я с Алексом, – женщина взглядом показала на высокого худощавого мужчину, одного из сидевших на диванчике у дальней стены каюты. Алекс Вентцель кивком головы подтвердил это утверждение.

– Значит, в это время, – сказал Беркович, – Гурфинкель разговаривал с вами?

Инспектор ткнул пальцем в мужчину, сидевшего рядом с Вентцелем – это был Лиор Донат, парень плотного сложения с непропорционально короткими руками.

– Да, – сказал Донат с видимым отвращением.

– И вы тоже не слышали выстрела? – с иронией спросил Беркович.

– Нет! – покраснев от возмущения, заявил Донат. – Мы разговаривали, потом Амос взмахнул руками и повалился на пол. Я сначала подумал, что он просто не удержался на ногах – качало довольно сильно.

– И несмотря на качку, вы танцевали? – удивился Беркович.

– Так в этом была самая соль! – воскликнул Донат. – Впрочем, какая разница…

– Пуля попала Гурфинкелю в затылок. Если вы разговаривали, значит, он стоял к вам лицом. Следовательно, вы не могли не видеть стрелявшего.

– Не видел, – буркнул Донат. – Моника танцевала с Алексом, а Амос доказывал мне, что нужно срочно продавать акции «Селлулара». И вдруг упал. Больше мне нечего сказать.

– Стреляли по меньшей мере трижды, – напомнил Беркович. – И вы ничего не видели и не слышали?

– Ничего, – сказал Донат.

– И вы тоже? – повернулся Беркович к Вентцелю, не ожидая от него другого ответа. Тот только покачал головой.

– Я понимаю, – неожиданно сказал Донат, растягивая слова, – что подозревать вы можете только нас. Только мы были в каюте. Но уверяю вас, инспектор, никто из нас не стрелял в Амоса. У нас были хорошие отношения, понимаете? Вполне нормальные! Да, прежде бывало всякое – Моника красивая женщина, ну, вы понимаете. Но вчера мы пришли к согласию, так что ищите убийцу снаружи.

– В море? – уточнил Беркович.

Донат бросил взгляд в сторону иллюминатора и пожал плечами.

– Между прочим, – добавил Вентцель, – окошко вечером было открыто, это потом кто-то его закрыл. Не я, кстати.

Иллюминатор каюты, названный Вентцелем «окошком», был плотно задраен и даже прикрыт шторкой, потому что по левому борту поднималось яркое солнце. Проверить утверждение Вентцеля можно было только одним способом, и Беркович, оставив на некоторое время подозреваемых под присмотром сержанта, поднялся на палубу.

– Иллюминатор был открыт, когда вы вбежали в каюту? – спросил он капитана.

– Да, – не задумываясь, ответил Гудман. – Это, кстати, было нарушением инструкции, поскольку при сильном волнении…

– Вы сами его закрыли?

– Сам, – твердо сказал Гудман. – Если бы волнение усилилось, вода могла попасть внутрь помещения.

– Почему вы мне об этом не сказали? – с досадой спросил Беркович.

– Так вы не спрашивали, – удивился капитан. – И потом… Если вы полагаете, что оружие выбросили за борт, то как это могли сделать при закрытом иллюминаторе? Уже хотя бы из этого следует, что иллюминатор был в тот момент открыт.

– Действительно, – сказал Беркович, ругая себя за столь серьезный просчет. Почему он не подумал об этом раньше? Почему какой-то моряк должен указывать ему на ошибку в рассуждениях?

– Борис! – окликнул Берковича эксперт, собравшийся уже перебираться на борт уходившего к берегу одного из полицейских катеров. – Я тебе больше не нужен?

– Нужен, – сказал инспектор. – Что ты можешь сказать об этих выстрелах? Стреляли не в упор?

– Нет, конечно, – пожал плечами Хан. – Никаких следов пороховой гари. Не меньше двух метров от цели.

– Величина каюты – три с половиной метра, – отметил Беркович. – Гильз не нашли?

– Этот тип револьверов не отбрасывает гильзы, – сухо сказал эксперт.

– Отверстия в стене… Они ведь довольно высоко.

– Ты сам видел. Стреляли чуть вверх – ну, это естественно при качке, особенно когда нет времени целиться. Первые пули прошли выше цели, третья попала Гурфинкелю в затылок. Ты хочешь сказать, что эта троица твердо стоит на своем?

– Твердо, – кивнул Беркович. – И вряд ли они изменят показания. Одно из двух – или они хорошо сговорились за ночь, и тогда обвинить кого-то одного вряд ли удастся. Или…

– Я понял, – перебил Хан. – Или они говорят правду, ты это хочешь сказать? Но тогда в каюте должен был находиться невидимый убийца?

– Почему в каюте? – сказал инспектор. – Почему не снаружи?

– Снаружи, между прочим, море. Или ты утверждаешь…

– Ну да, другое судно, подошедшее довольно близко.

– Это ты уж загнул! – воскликнул Хан. – Никто из команды не видел никаких судов поблизости от «Мадигана».

– Оно могло идти без огней.

– С риском столкнуться с «Мадиганом» в темноте?

– Какая темнота? Это Гудман с мостика ничего в темноте не видел, но ведь яхта была ярко освещена, везде горел свет. И гремела музыка. Другое судно могло подойти, не зажигая огней…

– Я понял, – перебил Хан. – Интересная версия. Но стрелять в иллюминатор с расстояния нескольких десятков метров из револьвера…

– Почему из револьвера? Из снайперской винтовки с револьверной пулей, такой вариант возможен?

– Ну… – протянул эксперт. – Во всяком случае, его нельзя исключить.

– И тогда понятно, почему две другие пули ушли так высоко, – продолжал Беркович. – При качке это неизбежно.

– Но тогда, – сказал Хан, – могла быть и еще одна пуля, которая попала в борт яхты. Или даже несколько пуль.

– Именно, – согласился Беркович. – Давай проверим.

Несколько минут спустя подозреваемые в убийстве, мрачно сидевшие на диване и не смотревшие друг на друга, стали свидетелями странной сцены: полицейский инспектор, раскрыв настежь иллюминатор, высунул наружу голову и что-то разглядывал, комментируя увиденное.

– Покрасить яхту давно надо, – говорил Беркович, – все тут шелушится, попробуй разглядеть… Нет, ничего не вижу. Хотя погоди… Вот, есть вмятина. На полметра выше иллюминатора. Хочешь взглянуть?…

Домой Беркович вернулся к самому ужину в приподнятом настроении, из чего Наташа сделала вывод, что день удался.

– Так кто же убил этого Гурфинкеля? – спросила она. – Не женщина, надеюсь?

– И даже никто из других мужчин, – ответил Беркович, откусив от огромного бутерброда.

– Как это? – не поняла Наташа.

– Стреляли с борта прогулочного катера, – объяснил Беркович. – Мы его нашли. «Приват» называется, его несколько дней назад арендовал один из конкурентов Гурфинкеля. Считалось, что катер ушел в сторону Акко, но этот тип вернулся – он прекрасно знал о планах Гурфинкеля, тот сам ему рассказывал. Подошел с левого борта и застрелил Гурфинкеля через иллюминатор.

– Но это же, наверное, ужасно трудно! – воскликнула Наташа. – Были высокие волны!

– Трудно, – согласился Беркович, – но для бывшего армейского снайпера вовсе не так трудно, как тебе кажется.

– И он был уверен, что его не найдут?

– А как бы его нашли? Все казалось почти доказанным – ведь у Гурфинкеля действительно были сложные отношения с американскими гостями из-за этой Моники. Откуда убийца мог знать, что именно в тот вечер компания решила помириться?