Снова зазвонил телефон. Эдик снял сотовый с подзарядки и сунул в карман домашних штанов, когда отправился на кухню. Все тот же незнакомый номер. Сбросив звонок, Корнилов вернулся к еде. Трапезу он мог прервать только ради нескольких людей: мамы, жены, двух ближайших своих помощников и лучшего друга, ныне проживающего на Кипре. Остальным, пусть среди них даже мэр города или начальник порта, перезванивал, закончив кушать.

– Ой, смотри, Масик! – взвизгнула Поля и ткнула акриловым ногтем в окно. Вид у нее был такой, будто она увидела во дворе чупокабру.

Эдик обернулся. По гравийной дорожке, ведущей к дому, шли двое. Коттедж находился на охраняемой территории, и Корниловы не особо пеклись о том, заперта калитка или нет. Старались закрывать на засов, но иногда забывали. Поэтому появление на участке посторонних не удивило особо. Но напрягло то, что один из мужчин был в полицейской форме.

Поля взволнованно закудахтала что-то на своем курином языке, но Эдик шикнул на жену, и она замолкла. Тут же по дому разнесся требовательный звонок. Корнилов, отставив тарелку, пошел открывать.

– Эдуард Константинович Корнилов? – обратился к хозяину дома штатский. Он казался ровесником Эдика. Умное лицо, худощавая фигура, короткая стрижка, дешевая одежда, но дорогая, удобная обувь. Оперативник убойного отдела, почему-то сразу решил Корнилов.

– Да, это я.

– Капитан Лаврушин, уголовный розыск, – представился полицейский, продемонстрировав свою ксиву. – Мы можем войти?

Эдик молча посторонился, впуская визитеров. К ним тут же подскочила Полина и стала засыпать вопросами. Лаврушин ответил только на последний: «Как вы попали на охраняемую территорию без согласования с нами?»

– Сотрудников полиции ваши чоповцы не имеют права останавливать. А согласовать я лично хотел, да ваш муж трубку не взял.

– Откуда у вас мой телефон? – спросил Эдик.

– Узнать – не проблема. Вы легальный бизнесмен, и ваши контакты пробиваются за минуту. Не возражаете, если мы присядем?

– Извольте. Чего-нибудь желаете из напитков?

– Водички бы холодной, – выпалил «форменный», утирая со лба пот.

– Полина, принеси, пожалуйста, господам полицейским воды. Но сначала мне футболку.

Жена унеслась выполнять поручения. Поскольку ей не хотелось пропустить начало разговора, то вернулась она меньше чем через минуту. Мужу сунула футболку, полицейским воду в пластиковых бутылках, не удосужившись перелить ее в стаканы.

– По какому вопросу вы ко мне, господа? – спросил Эдик, одевшись.

– Вы владелец старого дока?

– Совершенно верно.

– Два часа назад там был найден труп со следами насильственной смерти.

Полина вскрикнула.

– Это печально. Но при чем тут я? Доком я всего лишь владею, но не эксплуатирую его и не бываю там.

А про себя подумал: «Почему о происшествии я узнаю от полиции, а не от своих помощников?» Охрана дока обязана была доложить о происшествии своему начальству, оно – своему, и новость должна была дойти до Эдика… Но не дошла!

– Почему не спросите, кого убили? – Лаврушин сделал добрый глоток воды и остро посмотрел на Эдика.

«Где-то подвох, – понял он. – И все серьезнее, чем кажется…»

– И кого же убили?

– Господина Музеридзе. Малхаза Адоевича. Это имя вам явно о чем-то говорит, не так ли?

В их краях грузин было не так много, как армян или кабардинцев. А уж тем более с такими сложными именами-фамилиями-отчествами. Поэтому Эдик не сомневался, о каком человеке сейчас шла речь. Поэтому кивнул.

– Как вы относились к нему?

– Никак. Даже не вспоминал.

– Ой ли? Из-за Малхаза вы чуть не оказались в тюрьме когда-то.

– Не оказался же.

– Чудом.

– То есть вы считаете торжество справедливости чудом, господин капитан? – вскричала Полина.

– Улики против Малхаза появились в последний момент и из ниоткуда, – парировал Лаврушин. – И это очень попахивает подставой.

– Если и так, то мой Эдик никак не мог подставить Музеридзе. Он на тот момент был всего лишь докером. То есть никем. А Малхаз, или, как его тогда называли, Муза, с ударением на втором слоге, «крышей» мелких контрабандистов. То есть он, – Поля указала на мужа, – был Моськой. А Муза слоном. Я ж не говорю о том, что подбросить улики Эдик никак не мог, поскольку содержался в камере предварительного заключения.

– Спасибо, дорогая, за защиту, – проговорил Эд сурово. – Но тебе лучше оставить мужчин наедине…

– Да почему? – топнула ножкой она. Все еще была на взводе, вот и капризничала. Хотя женщиной Полина была понимающей. И знающей свое место. Нет, ее никто не притеснял, ее уважали и баловали, но не позволяли улаживать вопросы, в которых она не компетентна.

– Я тебя прошу.

Полинка рыкнула, сцепив кулаки, но удалилась. Когда ее и след простыл, Эд снова вернулся к разговору:

– Господин Лаврушин, а как вас по имени-отчеству?

– Олег Евгеньевич.

– Олег Евгеньевич, я так понимаю, вы решили, что коль я владею доком, а на его территории убит тот, из-за кого я когда-то чуть не лишился свободы, то я как-то причастен к преступлению?

– Есть такая мысль.

– Так вот я даже не знал, что Малхаз вышел. Ему дали двадцать лет. Тройное убийство – это не шутки.

– Согласен. Но выпустили Музу досрочно. Сейчас и таким упырям, что сидят за тройничок, нет-нет да и скашивают срок.

– Повторяю, я не был в курсе этого.

– Это всего лишь слова, господин Корнилов. А вот уже факты. – Лаврушин открыл папку, которая была при нем, и выложил на столик лист формата А4, на котором что-то было написано от руки.

– Не помню, где очки, не смогу прочесть. Вы мне словами…

– Это копия одного из нескольких писем, что господин Музеридзе написал вам из тюрьмы за последние два месяца своего заключения.

– Чего-чего?

– А вы пойдите отыщите очки и ознакомьтесь.

– Откуда у вас копия?..

– Это письмо он по какой-то причине не отправил, и его обнаружили в личных вещах покойного.

– Я не получал писем от Музеридзе. А вот откуда у вас и сведения, и эта бумажка с якобы копией? Ведь убитого нашли всего два часа назад? Когда ж вы нарыли все, Олег Евгеньевич?

– Муза «откинулся» месяц назад, и его кто-то сразу взял в оборот. В его адрес стали поступать угрозы, сожгли машину, на которой он ездил. Об этом он сообщил своему куратору. Тот принял меры. Когда я обнаружил труп Музы, сразу обратился к его куратору, а он снабдил меня и сведениями, и кое-какими уликами.

– Позвольте, я ознакомлюсь с письмом?

– Извольте.

Эдик взял распечатки и пробежался по тексту глазами. У него было идеальное зрение, про очки он врал.

– Муза меня в этом письме грязью поливает, – воскликнул он. – Негодует, что я никак не реагирую на его послания, будто бы он и вправду отправлял не одно, а несколько, и грозится вывести на чистую воду, как только выйдет на свободу.

– Поэтому автоматически вы становитесь подозреваемым.

– Товарищ капитан, да неужели, если б мне грозила опасность со стороны Музы, я стал бы машину его жечь?

– А что, сразу бы убрали? – криво усмехнулся полицейский.

– Даже если так… Вы же неглупый человек. Ну разве я бросил бы труп в своем же доке, если бы это сделал?

– Исполнители бывают не такими умными, как заказчики. – Капитан поднялся на ноги, вслед за ним вскочил «форменный».

– Я не имею к убийству Музы никакого отношения. И писем я не получал от него. А в следующий раз, если вы заявитесь ко мне вот так, я не буду с вами разговаривать без адвоката.

– Это ваше право. До свидания.

– Прощайте!

Эдик не пошел провожать полицейских до выхода. Но проследил, покинули ли они его дом. Как только дверь захлопнулась, он сердито крикнул:

– Полина, немедленно сюда!

* * *

Она плакала, утирая свою исколотую ботексом мордашку какими-то розовыми перьями. Пожалуй, это был веер. Или какой-то диковинный головной убор. А возможно, и экзотический лифчик. В общем, фигня из перьев, как идентифицировал ее Эдик. Поля держала ее в руках, когда прибежала на зов.

Выложив перед женой копию письма покойного Малхаза, он потребовал ответа.

– Да, я находила эти письма, читала, рвала и выкидывала! – выдохнула Поля. Тогда она еще держала себя в руках.

– Зачем? – прорычал Эд.

– Чтоб уберечь тебя.

– Я что, маленькая принцесса? Или столетний старик? Я сердечник? Эпилептик? Человек на грани самоубийства?

– Нет, но…

– Так какого хрена щадить меня?! Здорового психически и физически мужика!

– Я хотела сказать тебе об угрозах Музы через три года.

– То есть перед тем, как окончится срок его заключения?

– Да. Зачем моей маааасе волноваться лишний раз?

– Твое счастье, что я не бью женщин, а то так бы влепил тебе сейчас.

И вот тут она заплакала. И стала утираться перьями этими дурацкими…

Эд сразу перестал злиться. Его жена хотела как лучше. Пусть и получилось как всегда.

– Ладно, не реви, – буркнул Эд.

Но Поля стала рыдать еще громче, и перья, некогда пушистые, повисли сосульками.

– Мне нужна твоя помощь, Полина, – мягко сказал Эд, зная, что эти слова ее отрезвят. Его супруга не пустая кукла, она вдумчивая, понимающая и преданная. А что выглядит как кусок пластика с наклеенными волосами, так это ерунда. Считай, единственный недостаток.

– Что сделать для тебя, Мася?

– Обзвони подружек, сообщи о случившемся.

– Зачем?

– Они все равно узнают. Но лучше от тебя. Ты сообщишь им новость, а взамен они тебе доложат о том, как отреагировали на эти новости их мужья. – Поля, естественно, общалась с супругами местных воротил.

– О, я буду твоим информатором, да?

– Точно.

– Хорошо. Я сделаю это для тебя.

И унеслась к себе, чтобы приступить к обязанностям информатора.

А Эдик остался в гостиной думать.

То дело, о котором говорил капитан, не просто пахло… смердело!

Причем как в прямом, так и в переносном смысле.

В доке, том самом, которым сейчас владеет Эд, нашли три трупа. Все разной степени разложения. Когда грузчики открыли один из давно простаивающих без дела металлических контейнеров, оттуда повалил такой смрад, что всех вырвало. Чтобы этого не случилось при осмотре места преступления, на оперативников надели респираторы. Но и они не спасали. Не вывернуло тогда только криминалиста да старого матерого старшóго.

Самый «свежий» труп был двухнедельным, а «старожил» провалялся в контейнере полгода. Когда тела идентифицировали, то выяснилось, что все они моряки, но все из разных портов, а «старожил» вообще турок. Из-за этого за расследование взялись особенно рьяно, ведь пострадал гражданин другого государства. Но поскольку дело шло ни шатко ни валко, решили все ускорить и найти козла отпущения. Им оказался докер Эдуард Корнилов. Он, как и все в порту, начиная от матросов, заканчивая начальством, приторговывал чем, как они говорили, Посейдон пошлет, и среди партии его псевдошелковых платочков и парэо оказался товар с ТОГО турецкого корабля, на котором ходил «старожил».

Эда взяли под стражу. Держали в камере без еды и воды. Били, чтобы вырвать чистосердечное признание, но Корнилов твердил одно: «Я не виновен!»

Через неделю, как верно заметил капитан Лаврушин, из ниоткуда появились улики, указывающие на Малхаза Музеридзе. Эдика выпустили, но он еще долго не мог забыть того ужаса, через который прошел. Хотел даже уехать, но его вызвал к себе САМ Пахомов. Тогда он еще только баллотировался в мэры, но занимал один из ключевых постов в порту. Глеб Симонович выразил сочувствие Эду и заметил, что было бы несправедливо не вознаградить преданного сотрудника за страдания.

– Я могу вам предложить два варианта, – сказал он. – Либо мы оплачиваем вам учебу в вузе, но с условием, что вы вернетесь в наш порт, получив диплом, либо я устраиваю вас на хорошее место, но вы получаете образование сами. Естественно, заочное. Ученические отпуска вам будут давать без проблем.

– Хочу место, – не раздумывая, ответил Эдик. – Но можно не учиться?

– У вас нет желания получить образование?

– Нет. Я и без него добьюсь успеха. Вы только дайте мне шанс.

– Хорошо, я пристрою вас в отдел особо важных грузов. Это элита, и туда так просто не попасть.

– Спасибо вам огромное!

Благодетель скупо улыбнулся и, взмахнув рукой, дал понять Эдику, что аудиенция окончена.

С тех пор прошло семнадцать лет. Корнилов многого добился. Мегакрутым не стал, но он и не стремился к этому. Ему нравился родной город, и он хотел прожить в нем до старости, на старости лет, может, взбредет что в башку, и умотает он на Гоа бамбук курить, а пока он доволен. Его дохода вполне хватает, чтобы не отказывать себе ни в каких радостях.