Странствующий рыцарь

С Антоном Заречным они не виделись лет пятнадцать, но случайно столкнувшись на автобусной остановке, тут же узнали друг друга.

– Линка!

– Тошка!

Давняя история прерванной, но не забытой дружбы: они ходили в один детский сад, затем сидели за одной партой в школе. Все находили их удивительно похожими, удивляясь факту, что они оказывается не брат и сестра. Маленькие, худенькие, тихие, незаметные, словно мышки, с одинаково растерянным выражением на личиках. Несмотря на свою скромность, Антон быстро завоевал уважение одноклассников, отважно отражая нападки более наглых и сильных мальчишек. Он никогда не жаловался ни учителям, ни родителям, предпочитая разбираться с несправедливостью самостоятельно.

Однажды он весь урок отстоял в углу, куда его поставила учительница в знак наказания за то, что он разбил нос старшекласснику Гоше. Никто не стал разбираться в причинах случившегося, и приняли виновность Тошки за установленную истину, поскольку Гошка, сын завуча, конечно, не способен на дурной поступок. То, что Гошка отвесил унизительную затрещину Линочке Соколовой и громко назвал сиротой-приёмышем, осталось за пределами внимания строгой учительницы.

До педсовета, прозванного в среде школьников огненным судилищем, дело не дошло, но Антон Заречный неожиданно исчез из школы, не сообщив о своих планах даже Линочке. Девочка очень переживала, предполагая очевидной причиной драку с Гошей.

– Нет, – пояснил уже взрослый Тошка. – Я и сам тогда ничего не знал о срочном отъезде из города. Это было связано с работой отца, он служил в воинской части. Сначала, как я помню, его отправили в командировку, а потом приказали остаться на новом месте и повысили в звании. Школу я заканчивал уже в другом городе. Шесть лет назад умер отец, мама вышла замуж второй раз, я решил вернуться сюда, то есть, к бабуле. О селе Беседино слышала? Вот уже четвертый год живу там, и второй год пытаюсь справляться с хозяйством в одиночку. Бабуля завещала мне дом, вот и мотаюсь из села в город на работу. Не особенно удобно, но я привык.

Тошка работал менеджером в одном из небольших мебельных магазинов «Уют». Прерванная дружба возобновилась. Линочка рассказала Антону о своей неудачной попытке выйти замуж, Тошка признался, что у него тоже не складывается личная жизнь.

– Девчонки любят развлекаться, посещать бары, рестораны, а у меня нет таких финансовых возможностей, да и не нравится мне весь этот гламур.

Они стали видеться каждый вечер, исключая выходные. Заречный приводил в порядок перекошенный, скрипящий бытовой мирок подруги: заменил кран на кухне, прикрутил полочку в ванной, закрепил дверцы шкафа и, наконец-то, починил все розетки. Линочка кормила Тошку немудрящим ужином и радовалась, когда он, утерев рот ладонью, с довольным видом произносил: «Вкуснотища. Так вкусно меня только бабуля кормила».

Обоим казалось, будто не было вовсе этих пятнадцати лет разлуки: Линочка видела в Заречном скромного, но гордого и отважного десятилетнего мальчугана, а Тошка узнавал в Элеоноре девчушку, которая всегда нуждалась в защите, поскольку имела дурную привычку попадать в нелепые истории.

«Если у вас нет близкого друга, которому вы можете поведать свои переживания, попробуйте изложить проблему на бумаге, напишите письмо самому себе или воображаемому товарищу. Это кажется наивным только на первый взгляд, но не спешите отмахнуться от совета. Переводя настроение и эмоции в слова, вы невольно сосредотачиваетесь на анализе ситуации, заново осмысливаете ее и смотрите на обстоятельства немного по-иному».

С Тошкой было легко и хорошо просто потому, что Линочка не стремилась ему понравиться и не впадала в ступор от мысли о своей непривлекательности.

– Странная история, – нахмурившись, сказал Заречный, выслушав рассказ Линочки о случае на катке. – Всё это могло бы не иметь никакого значения, но есть один тревожный факт. Ты говоришь, человек в сером следил за тобой? Значит, он заметил тебя, а наблюдатели в его планы, очень возможно, не входили. Ох, Линка, снова ты вляпалась в неприятности. Сколько лет прошло, а ты нисколько не изменилась: всякая дрянь к тебе липнет.

– Может быть, отлипнет? – робко предположила Лина. – Я не готова к приключениям. И вообще, я могла с перепуга принять за серого человека обычного прохожего, решившего остановиться напротив моего подъезда.

– Наверное, – неуверенно согласился Антон. – Сегодня понедельник, и ты его не видела, значит, все в порядке. Ты всегда была ужасно впечатлительной.

Во вторник за ужином они еще немного поговорили о сером человеке, но, поскольку злодей не появлялся в поле зрения, а фантазировать не хотелось, то в теме была поставлена точка.

Линочка решила оставить мечты о лаврах фигуристки и посвятить свободное время изучению новых кулинарных рецептов. Антон воодушевленно поддержал подругу, находя новое увлечение более безопасным.

В среду они уже лакомились вишневым рулетом, и Тошка блаженно щурил глаза, расхваливая внезапно проявившийся талант Элеоноры.

– Вкуснотища! Бабуля рулетов не делала, но это очень похоже на её пирожки. Ты мне на выходные заверни рулетик, а лучше два или три. Только напиши, что нужно купить, я куплю, а ты совершишь чудо.

– Ты тоже соверши чудо, – попросила Лина, – полочку мне на кухне повесь. А то она, как сорвалась три года назад, так и стоит на подоконнике.

– Не проблема! Что же ты молчала? Линка, как оказывается легко стать волшебником.

После ухода Антона прошло минут тридцать. Лина порадовалась полке, занявшей своё место, красиво расставила баночки со специями и уже готовилась приняться за просмотр сериала, как раздался долгий и тревожный звонок в дверь.

– Тошка?

– Тисёвсемсюмасёсла?

То, что произнесенная абракадабра имела вопросительный характер, Линочка поняла только по выражению глаз Антона. Зажатые окровавленными пальцами ноздри не позволяли Заречному выразить свою претензию более членораздельно. Он, выпалив это, кинулся в ванну, а выйдя через минуту и отчаянно шмыгая, поинтересовался уже спокойнее:

– Ты совсем с ума сошла? Зачем открываешь дверь, не спросив, кто там? Завтра же я в твою дверь глазок врежу, а то придёт серенький волчок и ухватит – ам. Меня так по носу хватил, что все вокруг бенгальскими огоньками засверкало.

Оказывается, при выходе из подъезда, Заречный столкнулся со странным человеком, одетым в нечто серое.

– Мне показалось, что это огородное пугало в капюшоне только и ждало возможности проникнуть в дом. В принципе, не задень я его плечом, он бы вошел. А так мне пришлось поднять глаза, чтобы извиниться и… Он, видимо, понял, что надо бежать. Мы побежали. Он от меня, я за ним. Чучело скрылось за углом, а как только я добежал, выскочило и садануло меня по носу.

Тошка был взволнован, многословен и зол: его раздражала неудача в поимке серого человека.

– Мне следовало бы серьезнее отнестись к делу, а так получается, что мерзавцу снова все сошло с рук.

– Он видел тебя, – охнула Лина. – Значит, теперь и ты в опасности.

Антон усмехнулся и шмыгнул носом.

– Линка, глупенькая, ты не поняла, зачем он пытался войти в подъезд?

– Вот тебе и Новый год, – всхлипнула Лина. – Почему у меня все не так, как у людей?

– Ты не плач, – Тошка ободряюще подмигнул и уверенно пообещал: – Придумаем что-нибудь.

Она хорошо помнила эту фразу друга, Заречный произнес её впервые еще в детском саду, когда доверчивая Линочка, поддавшись на уговоры хитреньких девочек порезала оконную штору на платья для кукол. Тогда Тошка взял вину на себя и отстоял в углу целых тридцать минут. Линочка тоже стояла… рядом… молча, так и не признавшись воспитательнице в содеянном. И в школе он частенько выручал невезучую подругу, подставляясь под удар наказания. И все потому, что Линочка обладала очень неудобной – или удобной? – особенностью впадать в ступор и терять голос при волнении.

Побег

«Необходимо найти в себе силы, и сменить обстановку. Не столь важно, какой путь перемен выберете вы: перемещение мебели в комнате или себя в пространстве. Важно изменить хоть что-нибудь, тем самым отстраняясь – мысленно или территориально – от травмирующей ситуации».

Со слезами и небольшим скандалом, но, всё же, удалось выклянчить досрочный двухнедельный отпуск, сославшись на сложные семейные обстоятельства. В пятницу Линочка укладывала в дорожную сумку нехитрые пожитки и слушала рассуждения Антона.

– Надо успеть до темноты. В появлениях таинственного незнакомца, назовем его для краткости Серым, есть некоторая закономерность – он является во мраке. Главное – дождаться информации, связанной с ним. Возможно, в газетах появится сообщение или что-нибудь скажут на местном телеканале или в социальных сетях мелькнёт тема о пропавшей или пострадавшей женщине. Мы пока не знаем, какие цели Серый преследует, но, думаю, сообразим, если получим больше сведений. Ты пока отдохнешь на свежем воздухе, а заодно поможешь мне по хозяйству. Линка, если бы ты знала, до какой степени мне надоели омлет и яичница! Но это единственное, что я способен приготовить.

Лина кивнула в знак согласия. Отчего не побывать в гостях? Тем более, ей сейчас очень хотелось спрятаться от всех событий, уехать подальше от воспоминаний, как и советовал доктор Осьмушкин. Конечно, было бы куда приятнее прятаться от прошлого где-нибудь на солнечном пляже, под пальмой, но, судя по всему, эта сказка не для Лины. Даже смешно: все знакомые уже побывали в Турции, Египте, а Линочка специализируется на отдыхе в деревне – судьба.

«Отдых в деревне» – формулировка, лишенная смысла; в жизни Линочки был опыт знакомства с любителем маленьких поселений, где, как оказалось, нет никакого покоя, зато тайн и загадок больше, чем репьев на бродячей собаке.

Унылый вид подруги огорчал Антона, и он воодушевленно оглашал план действий:

– Подготовимся к празднику, нарядим ёлку, сварим холодец и вообще закатим пир. Утром – лыжные прогулки – снег я надеюсь – все же выпадет, днём – просмотр телевизора и обсуждение вечернего меню, а вечером – чтение Диккенса или Вальтера Скотта и, конечно, твой рулет под чаёк-кофеёк.

Казалось, Заречному удалось решить непосильную задачу – немного развеселить впавшую в уныние подругу.

Пока Антон рассуждал о Диккенсе, Линочка размышляла о происшествии на катке. Ей казалось, что человек в сером балахоне действительно опасен и Тошка прав: куда умнее не попадаться на глаза странному незнакомцу. Даже лучше убраться на время из города на тот случай, если злодей наметил её в качестве следующей жертвы. Конечно, красивую брюнетку очень жалко, но чем Линочка поможет? Позвонить следователю Боброву? И что сказать? Да и по сути, что такого случилось? В конце концов, Жизель не малое дитя, сама решит свои проблемы. С какой стати, вмешиваться в чужие дела?

Не смотря на решительные намерения выкинуть из головы все мысли о неприятности на катке, Линочке так и не удалось изгнать переживания за жизнь несчастной брюнетки, и стоило закрыть глаза, как возникал пугающий образ серого человека.

Антон так красочно рассказывал о Беседено, что можно было запросто увлечься фантазиями, представить себе сказочную страну и… разочароваться. Как только автомобиль Антона свернул с городской трассы, Линочке нестерпимо захотелось вернуться. Тоскливый однотипный пейзаж, представленный серой полосой лесопосадок, навевал скуку, быстро и уверено переходящую тоску, а затем в ощущение безысходности. При въезде в Беседино настроение ничуть не улучшилось, а вот Антон видел во всём непонятную для Линочки красоту.

– Это дом культуры, – с придыханием сообщил молодой человек и кивком указал на обшарпанное здание с большими пыльными окнами.

Окна казались похожими на глаза чудовища старого и всеми забытого, а пыль, оставленная на стеклах с осени, теперь, прихваченная морозцем и побелевшая, напоминала бельма.

– Напротив, – продолжал вещать Антон, – магазин.

Линочка бросила взгляд на неказистое строение, спрятавшееся за разросшимися кустами, и отвела глаза – скучно и мрачно. Дальше вдоль дороги рядком выстроились бревенчатые домики, одни вросли в землю по самые окна, другие выглядели вполне прилично, а третьи – новоделы из кирпича, стекла и бетона – даже нагловато.

– Отстраивается село, – улыбнулся Заречный. – Старожилов, конечно, почти не осталось, в основном пришлые заселяются. Здесь, на Центральной улице, дачники-зимородки обосновались.

– Кто? – заинтересовалась Линочка. – Зимородки?

Антон кивнул и сбавил скорость, позволяя Лине разглядеть фундаментальные гнездовья необычных дачников.

– Пожилые москвичи. Купили здесь участки под дачи, а квартиры или сдают, или детям оставили, в общем, зимуют они в Беседино, говорят, мол, воздух целебный и вода чистая. А мой дом на Саманной, там низина, болото, дорога гравийная – москвичам не нравится, но и туда постепенно проникнут, захватчики. – Антон рассмеялся и весело посмотрел на Лину.

Девушка в ответ уныло улыбнулась, она не понимала восхищения молодого человека селом, но уважать чувства друга можно, и не разделяя. Вероятно, Антон способен видеть больше, чем она, узнавать красоту в том, что для нее, Линочки, не представляет интереса. Может быть, она утратила способность восхищаться и теперь смотрит на всё глазами Кая, мальчика с осколком зеркала в сердце?

А если обратить взор на себя? Кто такая, она, Линочка? Маленькая, щупленькая, серенькая, похожая на испуганную мышку, женщина двадцати пяти лет, работающая оператором на почте, бюджетник с крохотной зарплатой, неудачной судьбой и вечным комплексом ребенка-сироты, воспитанного двумя тетками-опекуншами.

Линочка усмехнулась и бросила взгляд на Антона. Молодой человек продолжал живописать сельскую жизнь; машина повернула направо, и шум гравия под колесами заглушил хмыканье Лины, которое Антон мог бы принять за недоверие к словам и обидеться.

– Вот и Саманная! – Заречный провозгласил это так торжественно, словно они въезжали на Красную площадь, причем на белом коне.

Опасения Линочки в отношении назойливого внимания соседей оказались лишенными оснований, наблюдать за личной жизнью Антона и его гостьи, здесь было некому. Вся улица – это три дома по одной стороне дороги, два – по другой.

– На самом деле, село у нас большое, – сообщил Заречный, наблюдая растерянность на лице подруги. – На Садовой много дворов, в Родниках, на Ульянова-Ленина, на Совхозной, а Саманная считается тупиком. Но, – Антон выразительно приподнял брови и красноречиво помолчал пару секунд, – Саманная – историческая часть поселения. Здесь, на Саманной, когда-то стоял дом владельца имения, Беседина.

Лина нахмурилась и отвернулась от Заречного, опасаясь, что он разглядит тревогу на её лице. Линочке сейчас меньше всего хотелось слушать о бывших владельцах, поместьях, князьях, особняках, проклятиях… Этого с нее хватит! И все же она начала волноваться и с полуулыбкой, подходящей к светской беседе, поинтересовалась:

– Надеюсь, ты не в родстве с владельцем?

– С кем? – Антон сначала удивился и, кажется, не понял о чем речь, затем весело расхохотался. – С Бесединым? Нет. Было бы, конечно, забавно, но нет. Мои предки и по отцу и по матери крестьяне, да и я по своей натуре тоже. Люблю на земле работать, крестьянская у меня порода, и никуда от этого не уйти. Счастлив тот, кто себя правильно оценивает и понимает. Так Избачиха говорит.

– Кто говорит? – не поняла Лина.

– Соседка моя. Вон её дом. Видишь?

Дом Избачихи Линочка сразу окрестила присидышем, так тетушка Марта называла неподоспевшее тесто; домик низенький, но крепенький и обихоженный, с резными ставнями на окнах.

– Очень занятная старушка, эта Избачиха, – улыбнулся Антон. – Всё у нее какие-то присказки да поговорки. Я в детстве часто к ней бегал байки слушать, а сейчас помогаю по-соседски. Дети и внуки у нее в Питере, приезжают нечасто, а она здесь одна бедует. Старенькая, слепая почти, а к детям в Питер не желает переезжать. А напротив – моя холостяцкая берлога.

Дом Заречного был облицован материалом, напоминающим древесную кору, невысокий забор, огораживающий двор позволял разглядеть ровные грядочки, укрытые соломой, три деревца и аккуратные ровные кусты шиповника; широкое низкое крылечко, металлическую тяжелую дверь. К дому от дороги вела ровная тропочка, присыпанная кирпичной крошкой. И дом, и двор казались теплыми, уютными, манящими.

Лина живо представила себе летний день, когда деревья и кустарники одеты в густую зелень, от земли исходит приятное тепло, а в воздухе витают ароматы цветов, над которыми весело вьются бабочки. Весной, сразу после таяния снега и первых теплых лучей, пряно и бодряще пахнет сохнущей древесиной. А зимой – печным дымом, морозом и свежим хлебом.

– А рядом дом Худовых. Очень приличные люди, образованные, творческие. Валентина Ивановна недавно овдовела, но с ее внешностью и общительностью, она недолго пробудет в таком печальном статусе. Она педиатр в детской поликлинике. Её ныне покойный супруг был художником. С ним я мало общался, да он, в принципе, ни с кем не дружил, разве что со своими шедеврами. И еще Зоя здесь живет, дочь Валентины Ивановны, приходящаяся Неону падчерицей.

– Не… кому? – спросила Лина, не совсем понимая, зачем Антон так тщательно растолковывает ей совершенно незначимую информацию.

– Неон Аскольдов, художник, – охотно пояснил Антон, останавливая автомобиль. – Между прочим, он покинул стольный град, сознательно выбрав для жизни наше село, говорил, что Беседино его вдохновляет. Вообще-то, никакой он не Неон и не Аскольдов, а Николай Степанович Худов, но для художника такое имя обидно звучит, как бы от слова «худо», то есть, плохо.

Дом, сложенный из белого кирпича воображение не потрясал и выглядел обыкновенно, разве что синие ставни на окнах немного оживляли стандартное строение, да глухой забор из плотно пригнанных досок был ярко разрисован знаками, похожими на руны.

– Это Неон так украсил забор? – Лина решила проявить заинтересованность в жизни местного сообщества.