– У Елены Петровны было три мужа – начала объяснять Ираида Федоровна. – Первый – столичный писатель Иванов. Детективы все клепал! Неплохой вроде, да только пил по черному! Ну и утонул в ванной по пьяни. Немец Ригер второй. Бизнесмен! Вот Эдвард и есть его сын. Мамаша-то бросила их, сбежала куда-то. Потом он женился на Леночке, и все бы хорошо, да только убили его в конце девяностых. Время было такое! Ну, Елена и осталась одна с мальчонкой. Третий Поль, француз. Прекрасный человек, царство ему небесное! Правда, по-русски не понимал ни бельмеса. Все "уии", да "уии", как поросенок, прости Господи! – Ираида засмеялась, но тут же трижды перекрестилась.

– Выходит, все ее мужья умерли? – спросила я, вспомнив про то, как Леха назвал тетку черной вдовой.

– Получается, так! – неуверенно ответила экономка, побледнев. – Царица небесная! А мне и в голову не приходило…

В раздумьях я вышла из кухни. Пожалуй, надо носить с собой блокнот, чтобы ничего не забыть. Ну, или записывать свои наблюдения на диктофон. В конце дня нужно непременно обсудить все с Лехой! Уверена, что он заметил и разузнал намного больше, чем я. Лешка вообще обладал удивительным талантом подмечать несущественные, на первый взгляд, детали. Недаром Шерлок Холмс был его любимым книжным героем! Кто знает, может, Леха тоже разработал свой уникальный дедуктивный метод? Я видела: он что-то обдумывает, но пока не делится своими размышлениями. Стало даже обидно. Я, как наивная дурочка, сразу же бегу и рассказываю ему все: от услышанных обрывков фраз до виденных ночью снов! Вот и сейчас его нет. Наверняка, нашел подход к дяде Мише и разговорил его. Хитрый жук!

В гостиной стояла новая елка. Пышная, высокая, и … искусственная. Я поняла это, как только подошла ближе. И хоть елка в точности копировала настоящее дерево, отчего-то мне стало грустно. Мерцали золотые шары, багряными отблесками играли красные, а на нижних ветках даже лежал фальшивый снег. Вместе с атласными бантами вся композиция выглядела эффектно, со вкусом, и все же… Было в этом что-то ненастоящее, бутафорское. Красивая картинка, скопированная из интерьерного каталога. Идеал, навивающий сон. Я подумала о старых игрушках, о грустном Пьеро без петельки, о часах, которые разбили мы с Лехой. Казалось, те игрушки были живыми, хранящими свою историю, как пыльная шкатулка с секретом. По сравнению с ними эти дорогие украшения выглядели жалкой пародией, блестящей, размалеванной пластмассой, лишенной души.

– Елка в европейском стиле – сказала я вслух, вспомнив слова Елены Петровны. На лестнице скрипнула половица, и я могла поклясться, что видела лицо Эда! Он шпионил за мной, устроившись на ступеньках, а теперь удрал. И сегодня утром он следил за нами из полуротонды! Что, черт возьми, нужно этому тощему упырю?

– Эй, кто здесь? – позвала я. Полумрак лестницы расступился, и Эдвард Покровский вышел на свет.

– Ты что, следил за мной? – я невольно попятилась к камину. Эд прошел мимо и уселся в кресло. Вместо ответа он нагло и бесцеремонно рассматривал меня с головы до ног, словно манекена в витрине. Я почувствовала, как краснеют щеки, и отвернулась к очагу.

– А если и так, то что? – спросил он, криво ухмыльнувшись.

От такой наглости я оторопела, не найдя, что ответить. Впервые я видела его так близко. Голубые, почти бутылочного цвета глаза контрастировали с темными волосами, которые Эд все время небрежно откидывал назад. Тонкий, благородный профиль, бледное лицо и капризные, девчоночьи губы с четко очерченными уголками, совсем как у Елены Петровны. Тот же оценивающий взгляд, недобрый прищур и глубокая уверенность в собственном превосходстве над окружающими. Хоть я и была обескуражена этим внезапным появлением, но не могла не отметить то, что Эдвард Покровский чертовски хорош собой. И почему я не заметила этого сразу?

– Я спускался по лестнице и услышал, как кто-то говорит в гостиной – сказал он и кивнул на стоящее напротив кресло. Я села на самый краешек, ощущая себя не в своей тарелке. Лицо горело, в висках стучало. Казалось, из головы испарились все мысли. Что делать? Уйти или остаться? О чем говорить?

– А ты всегда разговариваешь сама с собой? – неожиданно спросил Эд и улыбнулся. – Ты что-то бормотала, когда я вошел.

– Это… это я учу наизусть стихи. Такое упражнение для памяти – соврала я. Эд мне не поверил, я видела это. Он молчал, но выражение его глаз сменилось с нахального на заинтересованное.

– Держу пари, этому тебя научил Алексей? Мама рассказывала о нем. Юный вундеркинд! Он ведь приходится мне родственником, правда, настолько дальним, что я даже не знаю, как его называть. Может, кузен? Как думаешь? – Эд рассуждал вслух. Было непонятно, глумится он или говорит серьезно. Украдкой я рассматривала его бархатный пиджак, серебряные запонки на манжетах, перстень с черным, блестящим камнем на указательном пальце левой руки. "Вампиреныш!" – вспомнила я презрительные слова Лешки.

– Кузен – это двоюродный брат, кажется… – неуверенно ответила я. Эд рассмеялся.

– Да ладно, расслабься! Оставь это в ведении моей маменьки. Она очень хорошо разбирается в родственных связях. Кто кем кому приходится, кто как зовется, кто белая кость, а кто плебеи – последние слова он произнес, глядя мне в глаза. Мне стало не по себе. Хотелось встать и уйти, но какая-то сила будто пригвоздила меня к креслу.

– Кстати, хотел спросить: вы встречаетесь? – и видя мое недоуменное лицо, Эд уточнил: – С Лехой? Ты его девушка, да?

– Мы с Лешкой? – переспросила я. – Нет конечно! Елена Петровна пригласила его сюда на каникулы, и он позвал меня с собой. Мы дружим с детства. Он просто друг! – я ответила чересчур поспешно, но Эд, похоже, остался этим доволен. Взяв кочергу, он поворошил дрова в камине.

– Мама устраивает небольшой прием в честь нашего возвращения. Послезавтра сюда съедется разная родовитая шушара – презрительно произнес Эдвард, не сводя глаз с огня. В его словах сквозила неприкрытая ненависть и враждебность. Бледные щеки порозовели, а губы сжались в тонкую полоску.

– Родовитая … шушара? Это как? – тихо спросила я. Эд невесело улыбнулся.

– Увидишь! – мрачно ответил он и повернулся ко мне. – Дом Покровских полон сюрпризов. Сразу обо всем и не рассказать… – Эд хотел добавить что-то еще, но тут на лестнице послышались торопливые шаги, которые я сразу узнала. Леха!

– А вот и кузен! – расплылся в фальшивой улыбке Эд, пожимая руку Лешке. Тот уже переоделся к обеду, нацепив на себя футболку с Импалой из "Сверхъестественного". Эдвард оглядел Леху с головы до ног, и отвернулся, скрыв насмешливую улыбку. Я заметила это, и отчего-то мне стало стыдно. То ли Лешка в своей футболке выглядел нелепо среди мебели из красного дерева и старинных ковров, то ли улыбочка Эда была язвительной и гадкой, но мне вдруг захотелось выбежать на мороз, чтобы охладить пылающие щеки и привести мысли в порядок.

– О чем вы тут шептались? – спросил Леха, когда Эдвард поднялся к себе.

– Да ни о чем! – я старалась вести себя непринужденно, но почему-то чувствовала себя виноватой. Лешка подозрительно глядел на меня, будто стараясь прочесть мои мысли. Вертя в руках янтарную статуэтку в виде слоника, я решила направить разговор в другое русло, рассказав в подробностях то, чем поделилась со мной экономка. Лешка слушал внимательно и с интересом. Понемногу я успокоилась. Странное наваждение прошло. Что это было? Может, Эдвард Покровский и в правду вампир, владеющий гипнозом? Глупость конечно, и все-таки… Я ведь совсем не хотела с ним разговаривать, но отчего-то осталась. Как это объяснить?

– Ничего нового – сказал Леха, выслушав мой рассказ. – Все это мы знали и раньше. Особенно про придурочного Эдика, возомнившего себя то ли готом, то ли Дракулой во плоти! – мне показалось, что Лешка нарочно пытался унизить Эдварда, всячески демонстрируя свою неприязнь к родственнику.

Я равнодушно пожала плечами, мол – как знаешь!

– И вообще – угрюмо продолжал Леха, – мы ни на шаг не продвинулись в своем расследовании. Знаю только, что сегодня ночью под крышей особняка ночевали шесть человек: ты, я, тетя Лена, Эд, Ираида Федоровна и Жан. Дяди Миши не было: еще вечером он уехал к себе. Да и эта информация ни о чем. По саду мог бродить любой. Территория особняка не охраняется. Заходи, кто хочешь!

– А фигура? Куда она исчезла? – шепотом спросила я, подсев ближе к Лехе. – Эта тень зашла за угол и пропала! Как ты это объяснишь? А когда я спросила у дяди Миши про то, какие слухи ходят о доме Покровских, он просто послал меня подальше, припугнув крестом и бесовщиной!

– Нашла у кого спросить! – фыркнул Лешка. – Он старый милиционер в отставке. Это все, что нужно знать о дяде Мише!

Глава 7. Ужин при свечах

На два часа дня был назначен обед. Об этом торжественно и серьезно нам сообщила Ираида Федоровна. Спокойная и бесстрастная, сейчас она ничем не напоминала ту простую, смешливую женщину, потешавшуюся над бедным французом Полем. Настоящая домоправительница в черном, скучном платье, украшенным лишь белым кружевным воротничком. Напольные часы в коридоре пробили один раз и смолкли. Солнце вышло из-за туч, наполнив дом светом. Блики играли на мутной поверхности старого зеркала, повешенного слишком высоко, скользили по резной, лакированной раме. В отражении я видела себя в полный рост, только под наклоном. Интересно, почему все зеркала в доме подвешены именно так? Наверняка, Лешка знает ответ. Но говорить с ним мне почему-то не хотелось. После того, как он встретил нас с Эдвардом в гостиной, он замкнулся и ушел в себя. Я пыталась вывести его на разговор, шутила, звала на прогулку, но без толку. Леха засел в своей комнате. Через дверь я слышала, как он шлепает босыми ногами по полу, смотрит видосы, стучит дверками платяного шкафа. Войти я не решилась, и неприкаянно бродила по дому.

Я остановилась возле портретной, дверь в которую была открыта настежь. Солнце, пускающее зайчиков сквозь старые окна, гостеприимно приглашало войти, раскрасив комнату яркими пятнами. Большие полотна напротив окон играли красками. Я невольно залюбовалась ими, разглядывая мелкие детали. Где-то я видела густые мазки, где-то тонкий волосок кисти художника. Казалось, картины ожили, заговорили. Девочка с тугими косами-баранками смотрела задорно и весело, пожилой господин в ночном колпаке и круглых очках напоминал добродушного дедушку, страдающего бессонницей. Даже маленькая рыжая собачка с небольшой картины в углу внимательно глядела на меня блестящими глазками.

Послышался тихий звук, напоминавший цоканье коготков по деревянному полу. Шпиц Принц, помахивая пушистым хвостом-колечком, обнюхал мою обувь и дружелюбно тявкнул, встав на задние лапки. Внизу послышались голоса. Взяв собачку на руки, я направилась к выходу, но в дверях обернулась. Все это время я старательно избегала одного-единственного портрета, трусливо стараясь не смотреть в его сторону.

В этот угол не попадал солнечный свет. Над портретом Ады Покровской нависла серая тень. Чудилось, что картина не является частью комнаты, будто бы существуя в ином измерении, параллельном нашему. Солнечные зайчики обходили ее стороной, и портрет устрашал, нависая в углу своей угрожающей мощью. Совсем неудивительно, что слуги боялись сюда заходить! Было в этом полотне что-то неестественное, пугающее и злое. Хотелось уйти, скрыться от пристального взгляда холодных, серых глаз. Принц на моих руках нетерпеливо тявкнул. Я закрыла дверь, и морок рассеялся, сгинул.

Столовая тонула в теплом свете свечей. Казалось, они были повсюду: на старом трюмо, длинном обеденном столе, изящной консоли, украшенной помпезными вазами в античном стиле. Даже привычные для взгляда электрические бра терялись среди этого мягкого полусвета. Мы были здесь впервые. Ираида Федоровна усадила Леху справа от хозяйки, как почетного гостя, мне же досталось место напротив. Я рассматривала убранство стола: идеально выглаженная скатерть, изящный сервиз в оттенках бордо, начищенные до блеска столовые приборы. Но главным украшением сегодняшнего обеда была роскошная пуансеттия – "рождественская звезда". Вазонами с ней была заставлена вся столовая. Даже огромный гипсовый бюст Пушкина, маячивший в углу белым пятном, терялся на фоне ярко-красных, кичливых листьев.

– Видела когда-нибудь такое? – восхищенно пробормотал Лешка, оглядывая столовую. – Мне кажется, мы внутри киношных декораций!

– Мог бы и принарядиться! – язвительно заметила я, прищурившись. – Выходить к такому обеду в футболке не комильфо…

– Вот только не надо! –обиженно скривился Лешка. – Давно ли ты стала снобом? Или на тебя общение с Эдвардом так повлияло? – Леха недовольно осматривал мое платье.

– Причем тут он? – удивилась я. – Мы перекинулись парой слов, и все.

– А платье по какому случаю? – не унимался Лешка, придирчиво рассматривая меня. Это уже становилось смешным.

– Леш, какая муха тебя укусила? Ираида же ясно сказала: форма одежды парадная! Если у Покровских принято наряжаться к обеду, то нам стоит играть по их правилам! Кто мне все уши прожужжал про семейные традиции и дворянские устои? – тихо, но твердо спросила я. Лешка привычным жестом попытался поправить на носу очки, но вспомнив, что те разбились во вчерашней схватке с Жаном, насупился, и не глядя на меня, сказал:

– Вряд ли тетя Лена соблюдает этот дресс-код! И вообще, сейчас другие времена…

– Времена всегда одинаковые! – раздалось за спиной. Растерянный Лешка вскочил так резко, что на столе зазвенела посуда. Я обернулась. Елена Петровна стояла в дверном проеме столовой и саркастически улыбалась.

– Я невольно подслушала ваш разговор. Да сядь ты уже! – бросила она, и усевшись за стол, властным жестом велела Лешке сесть.

– Уж слишком громко вы спорили. Александра, между прочим, права! Черное платье-футляр, туфли-лодочки… Хвалю! – Елена Петровна смерила меня довольным взглядом. Я почувствовала, как запылали мои щеки. Оставалось надеяться, что в приглушенном свете столовой этого не заметят.

– Что касается вас, молодой человек… – Покровская поджала накрашенные губы, презрительно глядя на Лехину "сверхъестественную" футболку. – От тебя, Алекс, я ожидала большего! В таком только на уроки физкультуры ходить. Завтра изволь соответствовать правилам этикета!

Лешка хотел было возразить, но вовремя передумал. Спорить с Еленой Петровной было заведомым проигрышем. Я не сводила с нее глаз, пытаясь запомнить каждую мелочь, каждую деталь ее образа. Бархатное платье так переливалось на свету роскошными волнами, что хотелось прикоснуться к нему, ощутить рукой манящую мягкость ткани. Тонкие, белые пальцы, украшенные кольцами, рубиново-красные ногти, нитка жемчуга на шее: все в этой женщине притягивало взгляд. В том, как она говорила, поворачивала голову, держала вилку изящной рукой, было что-то гипнотическое, завораживающее. Аромат ее духов витал в воздухе. Горькая полынь и летняя свежесть, обволакивающая пудра и нежная сладость. Так пахло письмо, присланное тете Шуре. Я представила, как Елена Петровна быстро и размашисто пишет на глянцевой бумаге. Черные, хищные буквы, напоминающие железных птиц на воротах у въезда в особняк Покровских…

– Простите за опоздание – появившийся Эд заставил меня вздрогнуть. Чары рассеялись вместе с погасшим пламенем свечи в высоком канделябре. Невесть откуда взявшаяся Ираида Федоровна тут же зажгла ее, и маленький огонек запылал, взвился вверх. Я заметила, как сосредоточенно и странно смотрит на него Елена Петровна, словно это пустячное происшествие было важным для нее. Впервые я видела ее глазах страх и растерянность. Но что могло ее напугать?

Я перевела взгляд на Эда. Он залипал в телефоне, и казалось, ему нет дела ни до обеда, ни до собравшихся за столом. Интересно, что он делает? Рубится в очередную игру, или переписывается с кем-то? Рядом сидящий Леха вполне мог подсмотреть, но он упорно делал вид, что кузена не существует и даже не глядел в его сторону. Заметив, что я пялюсь на него, Эдвард нахально подмигнул мне. Я сразу отвернулась. Уф, хорошо, что Лешка не заметил!

Елена Петровна постучала по хрустальному бокалу.

– Господа, прошу внимания! – громко сказала она. Мы с Лешкой затаили дыхание. Эдвард нехотя убрал телефон и равнодушно поглядел на мать.

Елена Петровна вальяжно откинулась на высокую спинку стула. Сейчас она снова была собой: властной, надменной, спокойной. Такой я и запомнила ее в день приезда. Задумчиво поглядев в окно, за которым сгущались ранние сумерки, она начала свою неторопливую речь.

– Уезжая из этого дома много лет назад, я не знала, вернусь ли когда-нибудь. Впереди был Париж и большие надежды. Что-то сбылось, что-то так и осталось мечтой. Но, как говорится – если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах! – губы Покровской тронула еле заметная усмешка.

– И вот, я снова здесь. В доме, построенном моим дедом, графом Константином Дмитриевичем Покровским в далеком 1911 году. Да, особняку больше ста лет. На своем веку он видел всякое. Пережил революцию, Советский Союз, перестройку и приснопамятные девяностые. После революции его хотели отнять, национализировать. Лишь одному Богу известно, как удалось моей матери, Аде Константиновне, отстоять родной дом. Под его крышей гостили знаменитые, и не побоюсь этого слова, великие люди. Здесь бывали поэты Серебряного века – Александр Блок, Валерий Брюсов, Андрей Белый. Да что там поэты! Даже великий и ужасный Алистер Кроули однажды почтил этот дом своим визитом. – Елена Петровна замолчала, будто обдумывая каждое сказанное слово.

– Кто такой Кроули? – одними губами спросила я Лешку. Он пожал плечами, мол – не знаю!

– Я хочу, что вы понимали, где находитесь. Это не просто пыльный особняк-вилла, это то немногое, что уцелело от Российской Империи. Золотой век дворянства давно канул в Лету, но здесь все дышит ушедшей эпохой. Каждый уголок, каждая пылинка, скрип половиц лестницы напоминает мне о том, кто я. Надеюсь, Покровские не исчезнут с лица земли. А пока выпьем за этот дом. Он того заслуживает! – и Елена Петровна торжественно подняла бокал вина. Мы чокнулись, и хрусталь тихонько зазвенел.

– Это что, сок? – скривившись, вдруг спросил Эд, отпив из своего бокала. После пафосной речи тети Лены его высказывание было таким неуместным, что мы с Лешкой переглянулись.

– Нет, французское Шато Марго! – съязвила Елена Петровна. – Или ты думал, что я буду разливать вино детям?

Эдвард переменился в лице, и на миг мне стало страшно. Голубые глаза горели злобой, губы искривились в гримасе обиды. Он смотрел на мать с нескрываемой ненавистью.

– Когда ты перестанешь распоряжаться моей жизнью? –процедил он сквозь зубы и бросил вилку на стол, разбив при этом тарелку. Я вздрогнула.

– Ладно эти малолетки, – Эд кивнул на Леху, – но мне-то уже девятнадцать!

– Эй, полегче! Нам по семнадцать, вообще-то! – буркнул Лешка, но на него никто не обратил внимания.

Я думала, сейчас грянет скандал, но Елена Петровна сохраняла ледяное спокойствие. Постелив на колени кружевную салфетку, она жестом велела Ираиде подавать на стол.

– Я не собираюсь выяснять с тобой отношения. По крайней мере, сейчас. И прошу с уважением отнестись к нашим гостям. Это понятно? – тетя Лена подняла тщательно выщипанные брови.

Эд открыл было рот, чтобы ответить, но взгляд Елены Петровны был убедительнее всех слов. К моему удивлению, Эдвард замолчал, оставшись на месте. Ираида Федоровна заменила разбитую тарелку, и все сделали вид, что ничего не произошло.

Обедали мы с размахом. Как же Ираиде удалось приготовить все это одной? Друг за другом блюда появлялись на столе. Чего тут только не было: ветчина и овощные салаты, грибы в сметане, щи, запечённая индейка, огромные пироги с капустой, мясом и грибами. Леха уписывал еду за обе щеки. Я заметила, как Елена Петровна улыбнулась, глядя, как племянник уничтожает большой кусок капустного пирога.

Мне тоже хотелось попробовать все. Да и как иначе, когда последней нормальной едой был борщ дяди Миши! Потом мы только кусочничали, как сказала бы бабушка. Таскали с кухни сладости и бутерброды. Надо признать, что и они у Ираиды Федоровны были шедевром кулинарного искусства. С такой домоправительницей не пропадешь! Я снова поглядела на Елену Петровну. Вряд ли она задумывалась о насущных делах, вроде меню для обеда и списка продуктов. Вспомнилось, как экономка постоянно называла Покровских "господами". Понятно, что раньше так оно и было. Аристократия, царская Россия, все дела. Но сейчас, в двадцать первом веке, это обращение звучало странно и нелепо. Какие к черту "господа"?