– А почему Жан? Странноватое имя! – не сдавался Лешка.

– Это прихоть Елены Петровны! – рассмеялась Ираида. – Я его сначала Ваней звала. Ну, а Жан – это Иван, только на французский лад!

Лешка озадаченно почесал затылок. Экономка внимательно посмотрела на меня.

– Саша, я знаю, что вы испугались. Простите его, он несчастный, больной человек! Уверяю, что ничего плохого он бы не сделал! Просто хотел познакомиться. Мы живем уединенно, а тут новые лица! Прошу, не говорите об этом Елене Петровне!

Я колебалась. Мне было жаль Ираиду Федоровну: она просила за Жана искренне, от души. Но как только я вспоминала те ужасные минуты в кабинете, то сразу хотелось поступить по-своему. И все же, все же…

Я вопросительно поглядела на Лешку. Тот поднял руки и пожал плечами: мол, ничего не знаю, решай сама!

– Ладно! – согласилась я. – Не скажу. Но пусть держится от меня подальше!

Ираида Федоровна смотрела на меня с благодарностью, и я заметила в ее глазах слезы.

Экономка смазала место ушиба мазью и наложила на ногу тугую повязку. Сразу полегчало. Я даже смогла встать, осторожно ступая по деревянному полу кухни. Потихоньку мы побрели наверх: мы с Лехой собирались спать, а Ираида решила прибраться в разгромленном кабинете.

– А как Елена Петровна и Эд не услышали грохота и криков? – спросила я, когда мы поднимались на жилой этаж.

– Она принимает снотворное. Плохо спит! А Эдвард наверняка сидит в наушниках в своей комнате – объяснила домоправительница, принявшись рассматривать фотографии на стене, те самые, что недавно разглядывала я. Точно! Я же хотела показать Лехе то старое фото!

– Как тебе? – спросила я, с удовольствием наблюдая, как вытягивается от удивления лицо друга.

– Да ладно! – восхищенно пробормотал Лешка, снимая разбитые очки. – Не может быть! Похоже на дорожную камеру с фотопластинами, причем нашего, отечественного производства! Мало кто знает, но в Российской Империи были отличные мастера! Существовало даже Русское Фотографическое Общество. Если бы мы знали уникальный серийный номер фотика, то смогли бы установить год производства и мастерскую создателя!

– Наверное, в те времена это было роскошью! – заметила я, проведя пальцами по пыльной деревянной рамке фотографии.

Лешка только хмыкнул.

– Спрашиваешь! Но больше всего удивляет не это. В начале двадцатого века фотографами были в основном мужчины. Дело это было нелегким: выдержка, фотопластины, печать! Да и сам аппарат прилично весил. А тут женщина, дама!

– Ничего удивительного! – пожала плечами стоявшая рядом Ираида Федоровна. – Ада Константиновна еще не то могла! А фотоаппарат и сейчас стоит в кабинете, на каминной полке! Не заметили?

– Хотите сказать, что это Ада Покровская? – я округлила глаза. Вот это поворот!

Ираида Федоровна недоуменно уставилась на меня.

– Ну да – недоверчиво произнесла она. – Вы разве не знали? Это мать Елены Петровны!

– Погодите-ка! – вмешался Лешка. – Вчера мы видели портрет этой женщины! Помнишь, Саш?

– Дама с тузом пик! – мрачно ответила я, вспомнив о зловещей незнакомке с картины. Вот почему лицо Елены Петровны показалось мне таким знакомым!

– Да, есть такой! – нехотя подтвердила экономка, нахмурившись. – Все слуги его боялись. Тянули жребий, кто пойдет на уборку в портретную. Зайдешь, а она смотрит, буравит тебя взглядом! Я даже иной раз его завешивала, от греха подальше!

– А кто художник? – спросил Лешка. – Кому позировала Ада?

– Не знаю и знать не хочу! – вдруг рассердилась Ираида Федоровна, и перекрестившись, прошептала: – Не удивлюсь, если самому дьяволу!

Глава 6. Эдвард Покровский

Темнота комнаты накрывала, обволакивала, как теплое зимнее одеяло. В ночной тишине тикали настенные часы. Сквозь дрему мне казалось, что они то затихают, то принимаются яростно стучать, гоня секундную стрелку по кругу. Во сне я видела длинный коридор третьего этажа. Страшные звериные головы на стенах оживали, пялились на меня стеклянными глазами, скалились желтыми клыками. Вокруг шелестели голоса, невнятно бормочущие монотонные слова. Я шла по коридору, пытаясь открыть каждую дверь, но все были заперты. Все, кроме одной. Я нажала на ручку, и дверь отворилась, зловеще скрипнув ржавыми петлями.

Там, в полутемной комнате, освещенной лишь чудным абажуром с кистями, за круглым столом сидели люди. Неподвижные, с закрытыми глазами, взявшиеся за руки, словно в каком-то молитвенном трансе – они походили на жутких манекенов из папье-маше. Я подошла ближе, с отвращением рассматривая застывшие, желтые лица. Их было пятеро: трое мужчин в строгих костюмах и две дамы в старинных платьях. Одна из женщин показалась мне знакомой. Строгое, скуластое лицо, резко изогнутые брови, очерченные уголки губ… Ада Покровская! Поверх белой блузки висел тот самый кулон в виде карточного туза пик. Свет абажура играл в гранях кровавого рубина, и камень блистал, словно подсвеченный изнутри. Кто эти люди, и что за странный ритуал они проводят?

Я, как невидимый наблюдатель, ходила вокруг стола, заглядывая каждому в лицо. Реакции не было. Люди не двигались, напоминая разодетых в винтажные одежды экспонатов музея восковых фигур. Камень манил своей красотой, притягивал взгляд, сверкал и искрился. Рука сама потянулась к рубиновой подвеске, но не успела я прикоснуться к тузу, как Ада открыла глаза, уставившись на меня тяжелым, немигающим взглядом.

– Убирайся! – злобно прошипела она. Я в страхе отпрянула назад, заметив, что все сидящие за столом уставились на меня. Они бессмысленно пучили глаза, и выглядели как страшные куклы с неестественно повернутыми головами.

– Вон! – пронзительно крикнула Ада, и какая-то сила вышвырнула меня из комнаты. Дверь с грохотом захлопнулась. Я проснулась в своей кровати.

Сон что-то означал, в этом не было сомнения. Но почему меня не покидало ощущение того, что я видела нечто запретное, пугающее, не для моих глаз? Я словно попала туда случайно, став ненужным свидетелем некоего таинства. Может, не все двери должны быть открыты?

Стоп! Это просто дневные впечатления, перемешавшиеся у меня в голове. "Мы говорили про Аду, про ее портрет, про то, как ее боялись и ненавидели слуги. Вот она тебе и приснилась. Чистая психология!" – казалось, я слышу уверенный голос Лешки, и это ненадолго успокоило меня. В самом деле, чего бояться? Скорее всего, это сцена из какого-то забытого кино. Всплыла в подсознании именно сейчас, пугая приемчиками дешевого фильма ужасов. Игры разума!

Раздумывая над этим, я не сразу обратила внимание на то, что плотные шторы, которые я задернула еще вчера, открыты. Лунный свет свободно лился в окно, рисуя на полу квадраты и треугольники. Но кто мог это сделать? Кому понадобилось шарить в моей комнате?

Ступив босыми ногами на холодный пол, я на цыпочках кралась к окошку. Почему-то мне было страшно приблизиться к нему, но оставить все как есть я не могла. Чудилось, что по ту сторону стекла кто-то есть. Затаившийся неизвестный, всматривающийся в темноту…

"Хватит!" – сама себе приказала я. Третий этаж! Никого здесь нет и быть не может!

Ночь была морозной и ясной. Тут и там на стекле появлялись серебристые ледяные узоры, и какое-то время я просто стояла, рассматривая их. Неожиданно за окном что-то мелькнуло. Там, по заснеженному саду, кралась темная фигура! Я спряталась за портьерой и осторожно подглядывала. Человек стоял возле уродливых рябин, и аккуратно светил фонариком, будто разглядывая их ветви. Так продолжалось минут пять. Мои ноги совсем замерзли на ледяном полу, но я не покидала свой наблюдательный пост, пытаясь разглядеть незнакомца. Увы! Кроме длинной куртки с капюшоном я ничего не увидела. Наконец, визитер выключил фонарик и поспешил прочь, пробираясь сквозь сугробы. Я побежала к окну, выходящему на фасад дома, но человека и след простыл. Он словно растаял в воздухе! Свернул за угол и … исчез.

Еще несколько минут я караулила то у одного окна, то у другого, но больше в саду никого не было. Я вернулась в постель, и завернувшись в одеяло, пыталась согреться. Как хорошо, что на ночь я закрыла дверь на защелку! Что-то происходит здесь, в доме на Лысых холмах. И пока я не узнаю, что именно, не успокоюсь! Завтра же расскажу обо всем Лехе, а пока… Пока я пялилась в одну точку, мысленно возвращаясь к темной фигуре за окном. Надо узнать подробнее о истории дома. Кажется, дядя Миша говорил, что про поместье ходят недобрые слухи? Так я и уснула, твердо решив раскрыть все тайны Покровских.

Утром, не дожидаясь завтрака, я постучалась в Лешкину дверь. Растрепанный, без очков, он недовольно щурился на меня сонными глазами.

– Умывайся и выходи! Встретимся в портретной. Есть разговор! – коротко бросила я, мельком заглянув в комнату Лехи. Повсюду валялись его вещи из чемодана, а на скомканном одеяле лежал планшет. Понятно! Опять полночи шарил в интернете. Потому утром его и пушкой не разбудишь!

Спустя десять минут, посвежевший, но все еще недовольный резким пробуждением, Леха внимательно слушал рассказ о моем ночном бдении. Во всех деталях, стараясь ничего не упустить, я описала происшествие в саду, не забыв упомянуть и про эпизод с открытыми портьерами. Но больше всего Леху заинтересовал мой сон. Он заставил меня вспомнить все: от обстановки коридора до костюмов и поз жутких людей за круглым столом.

Я замолчала. Лешка ходил туда-сюда, заложив руки за спину. Наконец, он остановился перед портретом Ады Покровской. Я с опаской посматривала в его сторону. Сомнений нет – именно она была в моем сне! Никогда не забуду ее глаза: стальные, холодные, глядящие с презрением и злобой. Художник, рисовавший портрет, смог передать недобрый прищур и тяжелый взгляд из-под нависающих век. Красота этой женщины манила и одновременно отталкивала, внушая тревогу и чувство страха.

– И часто ты видишь такие сны? – Лешка обеспокоенно смотрел на меня. – По твоему описанию похоже на короткометражный хоррор..

– Причем тут это? – рассердилась я. – Ну бывает, снятся… И что? Ты лучше скажи: что все это значит?

– То, что ты видела – это спиритический сеанс! – наконец объяснил Леха. Нарочно или нет, но он сел в кресло напротив меня, спиной к картине. Может быть, ему тоже не по себе от жуткого портрета? Права была Ираида Федоровна, ох права!

– Спиритический сеанс? – тупо повторила я. – Ты думаешь, они действительно вызывали духов?

Лешка кивнул.

– Сто процентов. Покровские увлекались эзотерикой, и неизвестно, как далеко они могли зайти в своих изысканиях. Похоже, им не удалось сохранить свои наклонности в тайне. Помнишь, дядя Миша рассказывал, что про дом болтают невесть что? Значит, вся эта чертовщина обсуждалась в Лысых холмах. Народ догадывался о барских замашках!

– А темная фигура в саду? – спросила я. – Это же не сон! Кто-то разгуливал там ночью!

Лешка задумчиво играл шелковыми кисточками на подушках, и не сразу мне ответил.

– Незнакомец, или незнакомка, неважно. Этот человек что-то искал. И это "что-то" как-то связано с уродливыми рябинами! Подумай сама: глухой ночью, по колено в снегу, наш герой пробирается к деревьям, что бы просто посветить на них фонариком? Слишком тупо! Получается, днем он не мог себе этого позволить, чтобы не привлекать внимания!

– Но кто это был? Житель особняка или посторонний? – я вопросительно глядела на Лешку.

– Без понятия! – пожав плечами, вздохнул Леха, но вдруг переменился в лице.

– Погоди-ка! Ночью был снегопад? – раскрасневшись, спросил он.

– Да вроде нет. А что?

Лешка щелкнул пальцами, и его глаза сверкнули хитрым огоньком.

– Погнали в сад! По-любому, там остались следы ночного гостя! Ну?!

И как я сама не догадалась их проверить? Схватив куртки, мы побежали на улицу.

Яркое, зимнее солнце слепило глаза. Мороз кусал щеки и уши, и я пожалела, что не надела шапку. Ежась на ветру, подняв капюшон, я шла за Лешкой, устремившегося к дальнему углу сада. Казалось, до рябин он добрался в несколько огромных шагов, и теперь разглядывал их, близоруко щурясь. Вспомнив, что его очки разбились в стычке с Жаном, я виновато поглядела на Леху. Как вернемся домой – сразу закажу ему новые очки!

– Никаких следов здесь нет! Снег нетронутый… – Лешка огляделся по сторонам. Я тоже осмотрелась. Вокруг были только наши свежие следы! Но как такое может быть?

– Я видела! Видела темную фигуру в плаще, так же четко, как тебя! – мое лицо горело от волнения.

– Ты только не обижайся, но… Тебе не могло это присниться? Ну, игры подсознания, лунатизм… – пробормотал Лешка, словно извиняясь за свои сомнения.

– Я видела – повторила я, посмотрев Лехе в глаза. Тот поспешно закивал:

– Ладно, ладно! Я верю тебе. Но куда могли деться следы? Не летал же он по воздуху! Если только… – осекся Лешка, но я закончила фразу за него:

– … Если только это не привидение! Ты ведь это хотел сказать, да?

Леша помолчал, а потом, наклонившись ко мне, прошептал в самое ухо:

– Кто-то бродил ночью по коридору. Я долго не спал, втыкал в планшет. Когда лег, было около двух часов. Только задремал, как вдруг слышу скрип половиц за дверью. Такое ощущение, что кто-то прошел из одного конца коридора в другой, проверяя, все ли спят! Я подумал, что это бродит Ираида…

– Слушай, все сходится! Это тот же человек, что шнырял по саду! – выпалила я, но Леха приложил палец к губам и шикнул.

– За нами наблюдают. Только сразу не пялься! – предупредил Леша. Сделав вид, что я поправляю выбившиеся из хвоста волосы, я бросила взгляд в сторону дома. Так и есть! В овальном окне полуторонды маячила бледная физиономия Эда.

– Что выставился, упырь? – нахмурившись, вполголоса бросил Лешка. Я засмеялась, и Эдвард резко задернул шторы, сообразив, что мы заметили его.

– Какого черта ему нужно? – недовольно, и словно ни к кому не обращаясь, спросил Леха, пробираясь по сугробам обратно к крыльцу.

Я пожала плечами.

– Может, ничего? Просто увидел нас в окно, вот и все!

– Не нравится мне этот вампиреныш. И никакой он не Эд. Обыкновенный Эдик! – пошутил Лешка и ухмыльнулся, довольный собой.

– Эй, молодежь! – раздался знакомый голос. У парадного входа стояла зеленая семерка дяди Миши, а сам он выгружал из багажника пакеты с продуктами. Как же я была рада видеть добродушного, усатого майора после всех странных событий вчерашнего дня!

– Ну, как дела? Познакомились с Покровскими? – – улыбнулся он в седые усы.

– О да! – мрачно ответила я, вспомнив про инцидент с новогодней елкой. Дядя Миша кивнул:

– Я ведь не зря вам вчера намекал и про Елену Петровну, и про сынка ее! Сейчас-то я уж малость попривык, а поначалу в диковину все было! Не в обиду, Алексей, но нравы у вашего семейства еще те, скажу я вам!

Лешка махнул рукой:

– Я не обижаюсь. Тем более, я очень дальний родственник!

Михаил Иванович не ответил, но мне показалось, что он вздохнул с облегчением. Довольно крякнув, он вручил Лехе два огромных пакета, набитых едой.

– Давай помогай! Тащи на кухню Ираиде! – скомандовал дядя Миша, и не успевший опомниться Лешка, удивленно мигая, поплелся по расчищенной тропинке к черному входу.

Пользуясь хорошим настроением старого милиционера, я осторожно спросила:

– Дядь Миш… а вот в день нашего приезда вы говорили про особняк. Ну, что всякие истории про него ходят. Помните?

Михаил Иванович так резко опустил крышку багажника, что я вздрогнула от неожиданности.

– Гляжу, вам уже промыли мозги! Ираида, наверное? Ее работа, знаю! Любит она всякую дрянь болтать, глупая баба! – рассерженно заворчал дядя Миша, сверкнув глазами из-под густых бровей.

– Нет, что вы! Она тут не причем! – возразила я. – Нам просто интересно стало. Лешка даже хочет доклад написать на эту тему. Предания и легенды Лысых Холмов! – наплела я первое, что пришло в голову.

Дядя Миша прищурился, и я поняла, что мой обман не удался.

– Вот что я скажу тебе, Александра: коли носишь православный крест, так не лезь во всякую бесовщину и ересь! Богомерзкое это дело! Держись в стороне, от греха подальше! – кинув на меня суровый взгляд, майор направился к служебному крыльцу.

– Да ладно вам! Это же байки, страшные сказки, выдумки. Что тут такого? – крикнула я ему вслед . Но дядя Миша не обернулся.

Загадки, намеки, таинственные предостережения… Такое ощущение, что мы играем в "Двенадцать записок". Только найдешь одну, а в ней еще подсказка, и так по кругу. Либо здесь все верят в сверхъестественное, либо просто пугают нас, нарочно создавая ауру мистики вокруг особняка.

Кухня сплошь была заставлена пакетами из супермаркета. Устроившись на табурете и жуя бутерброд, я наблюдала за Лехой и дядей Мишей, таскавших пакеты с улицы в дом. Ираида Федоровна сортировала продукты, а рядом крутился бестолково хихикающий Жан. Он заглядывал в каждый пакет, восторженно мычал и скалился наполовину беззубым ртом. От греха подальше я отсела в дальний угол кухни. Мало ли, что придет в голову этому верзиле!

– Чую, Елена Петровна что-то задумала! Торжественный прием, не иначе! – усмехнулась Ираида, оглядывая горы еды, сложенной на столе.

"…Я возвращаюсь в Россию, и в честь этого события устраиваю скромный прием в своей усадьбе на Лысых холмах" – вспомнила я отрывок из письма тети Лены к Александре Петровне. Значит, празднику быть!

– А где сама Елена Петровна, где Эд? – спросила я, вспомнив, что последний раз видела Покровских вчера днем. Кажется, прошла уже целая вечность!

Ираида Федоровна улыбнулась, махнув рукой.

– Что ты, Сашенька! Десятый час всего. Господа так рано не встают. Да к тому же, Елена Петровна бессонницей мучается. Она с вечера таблетку приняла и спит. А Эд ночами в свой компьютер играет! Игры эти до добра не доведут, скажу я тебе! Я вчера хотела зайти к нему, постельное белье проверить. Так он закрылся, меня не пустил! А сам бормочет что-то, будто говорит с кем-то. Даже жутко стало!

– Это он играет так. Говорит в микрофон, общается с другими участниками игры – смеясь, объяснила я. Но экономка нахмурилась еще больше.

– Вот именно! Живет в мире игр. Выходит только поесть. Ты погляди на него: бледный, тощий! Да и с головой малость не дружит… – вздохнула Ираида Федоровна, натирая полотенцем тарелки.

– Как это "с головой не дружит?" – насторожилась я.

Экономка огляделась. На кухне мы были вдвоем. Через окно я видела Леху и дядю Мишу, беседовавших о чем-то у служебного крыльца. Жан прыгал в саду, взрывая снег своими огромными ногами. За ним, с радостным и визгливым лаем, черной точкой по белому снегу носился шпиц Принц.

– Странности начались год назад, когда умер приемный отец Эдварда – полушепотом сообщила Ираида Федоровна, подсев ко мне. – Уж больно привязан мальчишка к нему был! Тогда-то и начал он рядиться в свои похоронные костюмы, слушать жуткую музыку, шляться на кладбище. Друзей себе таких же завел!

– Готов? – спросила я.

– Не знаю, может и готов. Приходили какие-то, все в черном, девки страшные, парни тоже! Елена Петровна что только не делала, даже к психологу его водила. Бесполезно! Закроется в своей комнате и сидит там. Друзей путных нет, учиться не хочет. А ведь ему девятнадцать лет! Ты бы знала, Саша, как мне жаль его! Я ведь его с малых лет растила. И вот тебе, вырос сынонька! – вздохнула Ираида.

– А почему Елена Петровна решила вернуться в Россию? – прошептала я. Мне почудилась тень возле порога, словно кто-то подслушивал наш разговор.

– Чего не знаю, того не знаю. Мы и во Франции хорошо жили. Конечно, после смерти мсье Поля все изменилось… – произнесла Ираида, о чем-то задумавшись.

– Мсье Поль – это отец Эдварда, да? – уточнила я.

– Нет, что ты! Мсье Поль – это третий муж Елены Петровны, отчим Эда! Он умер год назад от сердечного приступа. Инфаркт! А настоящим отцом Эдварда был Янис Ригер, немец.

Я окончательно запуталась в этой веренице иностранных имен. Эдвард, Поль, Янис…