– Вот это да! – Леха восхищенно оглядывался по сторонам. – Глянь на люстру! На цепях висит. Не дом, а Большой театр какой-то!

– А ты там был? – посмеиваясь, спросил дядя Миша.

– Нет! – ничуть не смутившись, ответил Лешка. – Но мне кажется, что там именно так!

– Видали? – Михаил Иванович кивнул на лестницу. – Построена без единого гвоздя! Я сам ее лачил месяц назад. Как узнал, что Елена Петровна возвращается, так и устроил генеральную уборку. Пылищи было – мама не горюй!

– А чем это тут пахнет? – повел носом Лешка. Я тоже уловила затхлый запах, который обычно бывает в старых, непроветренных помещениях.

Дядя Миша нахмурился и буркнул:

– Чем пахнет, чем пахнет! Плесенью и пылью, вот чем пахнет! Думал, в сказку попал? Тут давно никто не живет. В бальной зале вообще потоп был, трубу прорвало! Я и так стараюсь, как могу. Топлю, проветриваю, прибираюсь!

Мне стало стыдно за Лехины слова. Дом огромный, и одному дяде Мише здесь не справиться. А тут еще явились мы, непрошеные гости! Я ободряюще улыбнулась и сказала:

– Мы поможем с уборкой, Михаил Иванович! Вы только наши комнаты покажите!

Дядя Миша просиял и улыбнулся в свои пушистые усы.

– Вот это другой разговор! Дело вам найдется, молодые люди, будьте спокойны. А комнаты на третьем этаже. Пошли! – и он устремился вверх, перешагивая сразу через несколько ступенек. Мы едва поспевали за ним.

– Тут ведь вот какое дело! – пустился в рассуждения майор. – Первый этаж, по сути, подвальный. Его раньше в служебных целях использовали. Подсобки, комнаты для слуг: все там было. На втором столовая, кабинет, библиотека, парадная гостиная и бальная зала. Туда не ходите, ремонт там. А на третьем жилые комнаты!

Мы поднимались все выше, и крутые ступени лестницы скрипели под нашими шагами.

– Ну, спасибо тебе, Сашенька! Нашлась тут любительница чистоты! Теперь нам предстоит драить полы, немытые со времен царя Гороха! – зло прошипел мне в ухо Лешка.

– Постыдился бы! Дядя Миша тут один. И вообще, чьих родственников этот дом?– возмутилась я. Вот лентяй!

Лешка обиженно замолчал и надулся.

Ноги тонули в пушистой ковровой дорожке, расстеленной в коридоре третьего этажа. Со стен глядели на нас чучела животных: голова оленя с ветвистыми рогами, клыкастый кабан, и даже рысь – все они смотрелись жутковато. Блестящие стеклянные глаза бессмысленно пялились в пустоту. А ведь когда-то все они были живыми! Подумать только, какая незавидная участь: по чьей-то глупой прихоти лишиться жизни и стать пыльным чучелом, набитым трухой!

– Это отвратительно! – сказала я вслух, поморщившись.

Дядя Миша вздохнул и кивнул:

– Да уж, что хорошего! Убить ради забавы, а потом сделать пушистый пылесборник. Не по-людски это, не по-христиански…

– У богатых свои причуды! – пожал плечами Леха. – А у богатых аристократов тем более! Все, что сейчас нам кажется диким, в их времена было в порядке вещей.

Мы прошли все левое крыло длинного коридора. Дядя Миша, как экскурсовод, рассказывал нам о комнатах:

– Тут портретная, тут кабинет. Спальня хозяйки в правом крыле. Остальные комнаты для гостей. Твоя, Саша, вот здесь – майор указал на последнюю дверь рядом с большим, овальным окном.

– Алексею напротив! – кивнул дядя Миша на соседние апартаменты. – Теперь, молодежь, слушай мою команду. Сейчас тринадцать ноль ноль. Даю вам час на распаковку чемоданов и обустройство в комнате. В два часа у нас обед, а после приступаем к уборке! Я понятно выражаюсь? – и он обвел нас суровым взглядом из-под кустистых бровей.

– Да, сэр! – съязвил Леха. Я толкнула его в бок локтем.

Дядя Миша сердито хмыкнул и ушел, оставив нас в коридоре.

– Старый солдафон! – ему вслед пробубнил Лешка. – Ладно, фиг с ним! Встретимся на этом месте через полчаса!

Я закрыла за собой дверь, и замок звучно щелкнул. Комната оказалась небольшой, но светлой и уютной. Кровать с резными спинками была аккуратно застелена розовым постельным бельем в мелких цветочках. Рядом стоял комод с таким же узором, что и на кровати, и маленькая тумбочка под стать остальной мебели. За узкой лакированной дверью обнаружилась маленькая ванная комната. В углу расположился туалетный столик с большим зеркалом в овальной раме. Я подошла ближе. В отражении на меня смотрела темноволосая девчонка в дутом красном пуховике, висящими на шее наушниками и рюкзаком за спиной. Я выглядела как инопланетянин среди этой консервативной обстановки.

– Что ж, неплохо! – вслух сказала я, и сняв куртку, кинула ее на кровать. Почему-то мне казалось, что комната была девчачьей. Может, обои в розочках ввели меня в заблуждение? Приглядевшись, я заметила на них выгоревшие следы от картин или фотографий. Такие остаются, когда снимают со стены фото в рамках, висевшие много лет. Наверняка, дядя Миша в курсе. Надо будет у него спросить…

Одно из окон, выходившее на крыльцо дома, было завешено плотными шторами. Резким движением я отдернула портьеры и вскрикнула от неожиданности. Уродливые деревья, в которых Леха признал рябины, качались на ветру, помахивая своими черными сучьями. Вот черт! В доме полно комнат, а мне досталась с видом на этих мутантов! Теперь понятно, почему шторы завешены. Возможно, летом эти уродцы выглядят симпатичнее, но сейчас, на фоне зимнего пейзажа… Жуть! Я задернула занавески, решив про себя, что больше не взгляну в это окно.

В дверь тихонько постучали.

– Саш? – послышался голос Лехи.

– Иду! – я бросила взгляд на зловещее окно и вышла в коридор. Лешка уже переоделся и поджидал меня, прислонившись к стене.

– Мне показалось или кто-то кричал?– спросил он, покосившись на дверь в мою комнату.

– Показалось! – как можно равнодушнее ответила я. Не хватало еще, что бы Леха узнал об этом! Терпеть его насмешки и приколы все каникулы я не собиралась.

Вопреки нашим ожиданиям, обедали мы не в столовой, а в кухне первого этажа, который отличался от пафосных господских покоев простотой. Здесь все было без изысков. Никаких картин, чучел животных, канделябров и свечей. Для слуг имелся даже свой вход и узкая лестница, ведущая на другие этажи.

У стен были сложены груды какого-то барахла. Приглядевшись, я увидела поломанные стулья, облезлые кресла с торчащими пружинами, осколки разбитых ваз и старые чемоданы из потрескавшейся от времени кожи. У тусклых лампочек кружили серые мотыльки. Я поежилась, и дело было вовсе не в сырости и холоде. Сама атмосфера этого дома была безрадостной, унылой, навивающей тоску. Парадный образ остался там, на верхних этажах, пускающих пыль в глаза своими кичливыми безделушками. Изнанка же была здесь, в этом затхлом, полуподвальном мирке. Вот где истинное нутро дома! Плесневелое, с кучей старья, летающей повсюду молью и холодным зимним солнцем, пробивающимся сквозь круглые, немытые окна. Дом напоминал молодящегося старика, скрывающего неприглядные тайны под модным шмотьем.

– Да, не самое приятное место! – Леха словно прочел мои мысли. – Честно, даже среди шкур и звериных морд третьего этажа намного уютнее, чем здесь!

– Остается надеяться, что в других комнатах интереснее. Мы же еще нигде не были… – мне захотелось дать этому дому еще один шанс. Может, не все так плохо?

– Понять не могу, почему дядя Миша решил обедать здесь? Комнат полно, выбирай любую! – бубнил Лешка, пока мы пробирались в кухню сквозь завалы из старых вещей.

– А ты думал, он будет заморачиваться? Мы не господа, можем поесть и тут. Я сомневаюсь, что он вообще задумывался об этом. Он же старый вояка, без всяких там сантиментов! Сам же его солдафоном называл! – – напомнила я. Леха лишь пожал плечами.

Наши скитания в пыльных лабиринтах служебных помещений были вознаграждены вкуснейшим борщом, который сварил дядя Миша. Этот дядька полон сюрпризов! Аромат чеснока и черного перца витал в воздухе, дразнил обоняние. Оголодавшие, мы обжигались огненным красным варевом, уплетая мягкий черный хлеб с перьями зеленого лука. Дядя Миша лишь лукаво улыбался, наблюдая за нами, и его глаза сияли из-под густых, седых бровей.

– Дядь Миш, суп просто отвал башки! Где вы так готовить научились? – с набитым ртом промычал Лешка.

– У жены! – с гордостью ответил майор. – Моя Галина еще лучше борщ варит. Семейный рецепт. Там у них какой-то секретный ингредиент есть. Ей-богу, не знаю! Даже мне не говорит! – Михаил Иванович добродушно рассмеялся. Леха тоже заулыбался, а вслед за ним и я. Незаметно настроение улучшилось. Может, нужно было просто поесть?

Наше счастье длилось недолго. После обеда дядя Миша выдал нам "специальное оборудование": так он назвал тряпки с ведрами и моющим средством. Лешку он определил на уборку в кабинете, а меня отправил в портретную.

– Ты там осторожно! – предостерегал он меня, пока мы поднимались на третий этаж. – Портреты старинные, сплошь кисти известных художников! Не дай боже повредить, скандала не оберешься! Елена Петровна с нас головы снимет. Поэтому, рамы протирай аккуратно и только сухой тряпкой!

Я открыла дверь и обомлела. Комната была просто огромной!

– Я тут до ночи возиться буду… – пробормотала я, обернувшись, но моего провожатого и след простыл. Вот ведь хитрый черт! Я уныло поплелась вглубь комнаты, жалея себя и ругая Лешку. Это он затащил меня сюда, и теперь я, как уборщица, драю пол с порошком! А могла бы с полным правом бездельничать дома, наслаждаясь каникулами.

Обведя пространство комнаты взглядом, я поняла, почему она называлась портретной. Картины располагались везде, от пола до высоченных потолков. Кого тут только не было! Бравые гусары верхом на резвых скакунах, благородные офицеры, сверкавшие золотыми эполетами, кудрявые дамы в пышных платьях, с маленькими собачками на руках. Неужели все они Покровские? Не думала, что это семейство с такой богатой историей. Вот Леха жук! Никогда не рассказывал о родственниках-аристократах.

Поначалу я с усердием взялась за работу, вытирая пыль с золотых рам, до которых могла дотянуться. Мне казалось, что люди с портретов удивленно пялятся на меня. Наверное, я первый за долгие годы человек, нарушивший пыльный покой достославного семейства.

– Расслабьтесь, ребята! – сказала я вслух. – Я здесь только на каникулы!

Скоро мне стало скучно и грустно. Я попробовала поймать интернет, но смартфон показывал лишь одну палочку сигнала. Обалдеть! В этой дыре еще и связи нет. Ну, Леха, держись! С него весь спрос. Ехал бы один в свои Лысые Холмы, и батрачил бы здесь с утра до вечера. Угораздило же меня подписаться на это…

Со скуки я стала рассматривать полотна и читать подписи к ним. Оказалось, здесь не только Покровские. Князь Липатов смотрел строго и сурово, щурясь из-под черных бровей; графиня Ланская сидела в вполоборота и будто подмигивала каждому взглянувшему на нее. Была тут и румяная девочка с косичками-баранками, верхом на расписной деревянной лошадке. Пожалуй, это самая симпатичная картина из всех. Остальные надменно щурились, смотрели свысока, словно оценивая меня сквозь стекла лорнета.

Вскоре от пышных шляп с перьями и парадных мундиров рябело в глазах. Я уселась на укрытый мебельным чехлом диван, и подперев щеку рукой, стала разглядывать противоположную стену. Мое внимание привлек необычный портрет, который я почему-то не заметила раньше. И как я могла его пропустить?

Холодно, недобро улыбаясь, на меня глядела молодая женщина. Художник изобразил ее во весь рост. Черные волосы уложены в прическу, наряд по канонам моды начала двадцатого века: блуза с пышными рукавами и приталенная юбка в пол. Незнакомка стояла на фоне эффектной, деревянной лестницы, показавшейся мне знакомой. Ну конечно! Это лестница из холла, про которую с гордостью рассказывал дядя Миша! Но самой интересной деталью портрета была необычное украшение на шее женщины. Длинная, массивная серебряная цепь, а ней подвеска в виде игральной карты: туза масти пик из рубиново-красного камня, сверкающего гранями.

Я вгляделась в лицо женщины. В ее улыбке не было ни дружелюбия, ни приветливости. Наоборот, она получилась неприятной и даже отталкивающей. Была ли в том вина художника, или дама всегда имела стервозное выражение лица, но портрет устрашал. Я отошла на несколько шагов назад, что бы увидеть его в целом. В том, что это холл особняка Покровских, я не сомневалась. Но кто эта женщина? И что за странная подвеска в виде пикового туза? Никогда таких не видела. Может быть, незнакомка была заядлой картежницей? На ум пришла пушкинская "Пиковая дама". Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!

– Нормально! Я в кабинете пашу в полный рост, а ты тут на диване валяешься? – Лешка появился так неожиданно, что я подпрыгнула на месте.

– Блин, Леша! У меня чуть сердце не остановилось! – возмутилась я. Здесь и без него хватает сюрпризов. Именитые родственники с картин следили за нами, окружив со всех сторон.

Лешка плюхнулся рядом со мной на диван и осмотрелся.

– По этой картинной галерее можно изучать девятнадцатый век и семью Покровских в частности! – усмехнулся он.

– Почему ты никогда не говорил о своих дворянских корнях? – помолчав, спросила я.

Леха хмыкнул и пожал плечами.

– Во-первых, это не мои родственники. К Покровским я не имею никакого отношения. Если разобраться, я внучатый племянник тети Лены. Очень дальнее родство, согласись? Не женись мой дед второй раз на Аде Покровской, мы бы знать не знали ни о них, ни о Лысых Холмах – объяснил Лешка.

– А в фамильных портретах ты разбираешься? – и я кивнула на незнакомку с серебряной подвеской на шее.

Леха подошел ближе, рассматривая портрет сквозь стекла очков. Он то отходил назад, то снова приближался, снимал очки и надевал. Я терпеливо наблюдала за этими чудачествами.

– Ну, что скажешь? Очень странная картина, тебе не кажется? – спросила я, встав у Лешки за спиной.

– Странная – это ничего не сказать – пробормотал Леха, щуря глаза. – Неприятная особа. Знаешь, она кого-то мне напоминает, только не могу понять, кого именно. А что касается подвески, то я в тупике. Хотя… вроде в карточных гаданиях пиковый туз считается негативной картой, символом разрушения. А еще ее называют картой магов и колдунов!

– Откуда ты все это знаешь? – удивилась я. – Подготовился заранее?

– Подписан на всякие познавательные каналы! – засмеялся Лешка. – Там часто рассказывают про разные тайные общества. Розенкрейцеры, масоны, тамплиеры. Почти все они увлекались магией и колдовством.

Мне стало не по себе. Женщина с картины глядела на нас свысока, щуря надменные глаза. Рубиновый туз на ее груди горел кроваво-красным цветом.

– Пойдем отсюда! – шепнула я. Прихватив ведра и тряпки, мы вышмыгнули из портретной, тихонько затворив за собой дверь.

– Помнишь, когда мы собирались сюда, я сказал тебе, что Покровские непростое семейство? – спросил Леха, когда мы спускались на служебный этаж.

Я кивнула.

– Про них много чего говорили. Считали Константина Покровского колдуном, а его дочь Аду – ведьмой. Вроде бы даже они устраивали спиритические сеансы, здесь, в этом доме – тихо сказал Лешка. Эта фраза прозвучала эхом в холодной пустоте первого этажа. Все вокруг стало мрачным, враждебным. Лысые холмы накрыли вечерние зимние сумерки. Невидимая жуть ползла по старому паркету дома, прячась и копошась в темных углах.

– Ты нарочно меня пугаешь, да? – спросила я. Это в Лехином стиле: нагнать страха своей сказочной болтовней!

Но он лишь покачал головой.

– Даже не думал. Все правда. В те времена была повальная мода на спиритизм и веру в духов. Сеансами увлекались все, кому не лень. Вот и Покровских это не обошло стороной!

Я молчала, обдумывая Лешкины слова. Шестое чувство подсказывало мне, что картина в портретной как-то связана с мистической славой дома. Почему-то я была уверена, что мы еще услышим о даме с пиковым тузом.

Остаток дня прошел в трудах и заботах. Мы помогали дяде Мише в последних приготовлениях перед приездом хозяйки: выбивали ковровые дорожки, снимали чехлы с мягкой мебели, тащили из подвала разные безделушки. Потихоньку дом преображался, пробудившись после многолетнего, пыльного сна.

– Ну, ребята, поработали вы на славу! Один бы я не управился! – объявил вечером дядя Миша. Мы с Лешкой устало развалились в английских креслах возле камина, а майор восседал за письменным столом кабинета, как хозяин. Честно говоря, его маленькая, коренастая фигура и простецкая физиономия никак не вписывались в изысканный интерьер комнаты. Больше всего дядя Миша походил на Нафаню из мультика про Кузю. Хозяйственный, чистоплотный, да еще и кулинар: чем не домовой?

– Мне завтра ранехонько вставать! – вздохнул Михаил Иванович, поднимаясь из кожаного кресла. – Вы спите, я вас в девять разбужу. Елена Петровна приезжает к двенадцати. Ну, кыш спать! День трудный был.

– А вы где ночуете? – спросил Леха, прикрыв за собой двери кабинета.

– В бывшей камердинерской, на первом этаже. Спокойной ночи, молодежь! По дому не бродите. Не везде безопасно… – и больше ничего не пояснив, дядя Миша засеменил вниз по лестнице.

– Что значит "не везде безопасно"? Хорошенькое дело! – возмутилась я. Вот тебе и напутствие перед сном!

– Да ладно тебе. По-любому, он про бальную залу, где ремонт – отмахнулся Лешка. – Как по мне, так я не собираюсь нигде бродить. Доползти бы до комнаты. И почему здесь нет лифта?!

… Я не могла уснуть, ворочаясь в постели с боку на бок. Наволочка пахла сыростью и затлом, как и все в этом странном доме. Придется долго топить печи, что бы прогнать въевшийся плесневелый запах. Что будет завтра? Какая она, Елена Петровна? Я пыталась представить ее и не могла. Образ, созданный воображением, был нечетким, расплывался, как отражение в воде. За последние два дня мы столько слышали о Покровских, что хватило бы на целый фильм. Аристократы, живущие в особняке в стиле Андреа Палладио, любители спиритических сеансов, колдуны: все это не укладывалось в рамках обычного. Да и название села звучало мрачновато: Лысые Холмы. Кстати, почему они лысые? Здесь полно деревьев. Я видела дубы, березы, кусты боярышника и сирени. И конечно, скрученные рябины в углу сада. Я покосилась на темное окно, завешенное плотными шторами. Они там, маленькие черные уродцы. Прячутся в углу, и даже луна не освещает этот клочок земли.

Сон подступал. В его зыбкой реальности кружились образы и впечатления сегодняшнего дня. Огромные колонны дома, головы животных на стенах, дядя Миша с кастрюлей борща, Лешкина очкастая физиономия. А над всем этим – прищуренные глаза незнакомки из портретной, и сверкающий красными огнями таинственный пиковый туз.

Глава 4. «Deo juvante»

Я проснулась от грохота, словно кто-то уронил на пол огромный железный таз. Какое-то время я просто лежала в постели. Хотелось дремать, закутавшись в одеялко, прижавшись щекой к прохладной подушке. Даже удивительно, как сладко и крепко мне спалось этой ночью! Веки снова стали слипаться, но тут в коридоре послышалась возня и тихий разговор.

Я села на кровати. Реальность постепенно возвращалась. Лысые Холмы, дом Покровских, вчерашний утомительный день завертелись в памяти, как открытки. Вот я, подняв голову вверх, смотрю на колонны дома, Лешка фотографирует кривые рябины, дядя Миша тащит наш багаж. Это не сон. Мы, как пришельцы из будущего, ворвались в тихий покой старины и пыли, фамильных портретов и вытертых диванов, бесцветной моли и шустрых мокриц.

Наскоро умывшись и почистив зубы, я метнулась к шкафу. Что надеть? Платье было бы чересчур помпезным, а юбку я сочла слишком короткой. Немного подумав, я выбрала черную водолазку и джинсы. В памяти всплыла цитата, гуляющая по интернету: "Черную водолазку носят те, кто внутренне свободен". Я улыбнулась своему отражению в зеркале, замурлыкав под нос кипеловскую "Я свободен", забрала волосы в высокий хвост и вышла в коридор.

Знакомый терпкий аромат витал в воздухе, и я, как собака-ищейка, шла на запах. Мои шаги тонули в новой ковровой дорожке, расстеленной накануне. В холле первого этажа кто-то тихо переговаривался, шуршал бумагой и хихикал. Я перегнулась через перила и осторожно посмотрела вниз. Ну конечно! Как я сразу не поняла, что пахнет хвоей! Возле ярко пылающего камина стояла высокая, пушистая елка, а рядом сновали Лешка и дядя Миша.

– Эй, привет! – помахал мне рукой Леха. – У нас тут елка! Спускайся!