Глава 8

Ключи дрожат у меня в руках.

Аромат.

Едва я открываю дверь, как меня обдает волной мужского парфюма. Дорогого, навязчивого, знакомого. Того самого, который я чувствовала в университете, когда он подходил слишком близко.

Максим Орловский в моей квартире.

В моем доме.

У моей бабушки.

Сердце начинает бешено колотиться, а в голове проносится только одна мысль: убить. Медленно и мучительно.

Сначала оторвать руки за то, что они посмели прикоснуться к нашей дверной ручке. Потом ноги – за то, что они принесли его сюда. А потом голову – за то, что она вообще додумалась явиться в мой дом.

– Дашенька, это ты? – доносится бабушкин голос с кухни.

Спокойно. Нужно взять себя в руки. Бабушка не должна видеть, как я превращаюсь в психопата.

– Да, бабуль, это я! – отвечаю как можно более ровным голосом, хотя внутри все кипит.

Ставлю сумки на пол, разуваюсь, стараясь не топать, как слон. Хочется топать. Хочется грохнуть так, чтобы штукатурка с потолка посыпалась этому мерзавцу на голову.

Быстро поправляю волосы, одергиваю ветровку. Не дам ему понять, что он меня задел. Не дам ему увидеть, как я взбешена. Буду вести себя с ледяным спокойствием и вежливо попрошу его убираться из моего дома.

А если не уберется – выкину силой.

– А вот и Дашенька! – говорит бабушка, когда я появляюсь на пороге кухни.

И я вижу картину.

Он сидит за нашим столом.

За столом, за которым мы с бабушкой завтракаем уже шесть лет. Пьет чай. Из моей кружки. Из моей любимой кружки с котенком, которую мне подарили родители на день рождения.

Мой чай – тот самый, который я покупаю раз в месяц.

Все.

Это уже слишком.

Розы – ладно. Появление в кафе – пережила. Но моя кружка, мой чай, мой дом?

Последняя капля.

А он сидит и улыбается. Улыбается! Как будто ничего не произошло. Как будто он не вторгся в мою жизнь, не опозорил меня перед всем университетом, не выставил на посмешище в интернете.

– Дашенька, познакомься, – бабушка указывает на него с такой гордостью, словно представляет мне самого президента. – Это Максим Андреевич. Он из социальной службы, принес нам помощь ко Дню пожилого человека.

«Социальная защита». «День пожилого человека».

Смотрю на стол и вижу: банка красной икры, бутылка шампанского, коробка дорогих конфет.

Социальная помощь.

Красная икра и шампанское.

– Как мило, – говорю, мой голос звучит настолько сладко, что хочется стошнить. – Социальная защита теперь деликатесами балует?

Максим поднимает на меня взгляд и в его глазах плещется откровенное веселье. Ублюдок наслаждается ситуацией.

– Специальная программа, – отвечает он с серьезным видом. – Мы стараемся порадовать пожилых граждан качественными продуктами.

«Качественными продуктами». Хочется взять эту банку икры и размазать ее по его самодовольному лицу.

– Как благородно, – продолжаю ядовитым тоном. – И наверное, очень затратно для городского бюджета.

– Мы не экономим на социально незащищенных гражданах, – парирует он, не моргнув глазом.

«Социально незащищенные граждане». Он называет нас социально незащищенными гражданами. Этот мажор, который тратит на ужин больше, чем мы за месяц, рассуждает о социальной незащищенности.

– Садись, Дашенька, – приглашает бабушка. – Максим Андреевич рассказывал, какая ты у меня умница. В МГУ учишься, работаешь.

– Да, – киваю я, не сводя глаз с Орловского. – Работаю. Честно работаю. За свои деньги.

Он улыбается шире:

– Похвально. Трудолюбие – это важное качество.

Трудолюбие. Он мне рассказывает о трудолюбии? Тот, кто за всю жизнь не заработал ни копейки?

– Особенно когда приходится самому зарабатывать на жизнь, – отвечаю, вкладывая в слова всю возможную язвительность. – А не жить на папины деньги.

Бабушка недоуменно смотрит на меня:

– Дашенька, что с тобой? Максим Андреевич же работает. В мэрии.

В мэрии. Конечно. Максим Орловский, наследник империи, работает чиновником в отделе социальной защиты. А я королева Англии.

– В мэрии, – повторяю я. – Как интересно. И давно вы там… трудитесь?

– Не очень, – скромно отвечает он. – Совмещаю с учебой. Хочется помогать людям.

«Хочется помогать людям». У меня сводит скулы от сладости его лжи.

– Конечно, хочется, – соглашаюсь я. – Особенно когда у людей есть… проблемы. Которые можно решить.

Максим внимательно смотрит на меня:

– А у вас есть проблемы, требующие решения?

Да. Одна большая проблема прямо сейчас сидит за моим столом и пьет из моей кружки.

– Проблема одна, – честно отвечаю я. – Незваные гости.

Бабушка вздрагивает:

– Дашенька! Максим Андреевич же помочь пришел!

Помочь. Он пришел помочь. Принес красную икру и шампанское, назвался сотрудником социальной службы и помогает.

– Да, бабуль, я вижу, как он помогает, – говорю я и встаю. – Максим Андреевич, наверное, у вас еще много дел? Много… нуждающихся семей?

– Есть несколько адресов, – соглашается он, тоже поднимаясь.

– Тогда не будем вас задерживать, – фальшиво улыбаюсь я. – Аудиенция окончена. Уверена, где-то вас ждут старушки, которых нужно одарить деликатесами.

Бабушка растерянно смотрит на нас:

– Дашенька, может, Максим Андреевич останется на обед?

На обед. Он останется на обед. Будет сидеть за нашим столом, есть наш хлеб и рассказывать бабушке, какой он благородный.

– Нет, – резко отвечаю я. – У Максима Андреевича, наверняка, очень плотный график. Социальная работа не терпит отлагательств.

Максим кивает:

– К сожалению, это так. Спасибо за гостеприимство, – он целует бабушке руку, и та просто сияет от удовольствия.

Змей-искуситель. За полчаса очаровал семидесятичетырехлетнюю женщину.

– Я вас провожу, – говорю тоном, не допускающим возражений.

Мы выходим в прихожую. Максим надевает свои дорогие ботинки, а я стою рядом и мысленно считаю до десяти. Не убивать в присутствии бабушки. Не устраивать скандал. Дождаться, пока он выйдет, а потом…

А потом я ему все расскажу.

– До свидания! – кричит бабушка из кухни. – Приходите еще!

«Приходите еще». Конечно, приходите. Принесите еще икры и шампанского. А заодно расскажите, как тяжело жить на зарплату чиновника.

Открываю дверь, выхожу на лестничную площадку вслед за ним и тут же захлопываю дверь.

Все.

Теперь мы одни.

Теперь можно.

– ТЫ! – рычу я и толкаю его обеими руками в стену.

Максим упирается спиной в облупившуюся краску, а я упираюсь ему в грудь указательным пальцем и начинаю высказывать все, что думаю.

– ТЫ ЧТО, БОЛЕН? – кричу я, не обращая внимания на то, что меня может услышать весь подъезд. – У тебя с головой все в порядке?

– Дарья…

– ЗАТКНИСЬ! – перебиваю я. – КТО ТЕБЕ ДАЛ ПРАВО ВРЫВАТЬСЯ В МОЙ ДОМ? Кто тебе дал право обманывать мою бабушку?

Максим пытается что-то сказать, но я не даю ему открыть рот:

– Социальная защита! СОЦИАЛЬНАЯ ЗАЩИТА! Ты хоть понимаешь, какую ЧУШЬ несешь? Красная икра в качестве социальной помощи! Шампанское для пенсионеров!

– Я хотел…

– ТЫ ХОТЕЛ? – в голосе проскакивают истерические нотки. – А я хочу, чтобы ты УБРАЛСЯ из моей жизни! Понимаешь? УБРАЛСЯ!

Тычу ему пальцем в грудь с каждым словом:

– Не – появляйся – больше – в – моем – доме! Не – подходи – к – моей – бабушке! Не – вторгайся – в – мою – жизнь!

– Даша, успокойся…

– НЕ СМЕЙ ГОВОРИТЬ МНЕ, ЧТО ДЕЛАТЬ! – рев я уже не своим голосом. – Ты что, псих? Сталкер? Маньяк?

Максим молчит, прислонившись к стене, и смотрит на меня. В его взгляде нет ни страха, ни раскаяния. Только интерес. Как будто он изучает редкий экспонат в музее.

И это еще больше меня бесит.

– У тебя что, других развлечений нет? – продолжаю я, задыхаясь от ярости. – Тебе больше нечем заняться, кроме как преследовать девушек, которые тебя послали?

– Ты не просто послала меня, – наконец говорит он. – Ты устроила мне публичное унижение.

– И ПРАВИЛЬНО СДЕЛАЛА! – кричу я. – И сделаю это еще раз! И еще! Столько раз, сколько понадобится, чтобы ты понял: я тебя НЕНАВИЖУ!

Максим медленно отрывается от стены и делает шаг ко мне. Слишком близко. Он нависает надо мной, и я чувствую запах его парфюма, ощущаю тепло его тела, вижу золотистые искорки в его зеленых глазах.

– Ненавидишь? – тихо спрашивает он.

– НЕНАВИЖУ! – повторяю, не отступая.

– Сильно?

– ВСЕМ СЕРДЦЕМ!

Максим улыбается – медленно, хищно, самодовольно:

– Знаешь, Сомова, говорят, от ненависти до любви – один шаг.

Что?

– И скоро ты его сделаешь.

Я в ступоре. Смотрю на него и не могу поверить в услышанное. От ненависти до любви? Он серьезно думает, что я могу в него влюбиться?

Этот самовлюбленный, наглый, невыносимый…

– Никогда, – шиплю я сквозь зубы. – Слышишь? НИКОГДА!

Максим пожимает плечами:

– Посмотрим.

И направляется к лестнице.

Все.

Он уходит.

Просто уходит как ни в чем не бывало.

Стою посреди лестничной площадки, сжимаю кулаки до боли, смотрю ему вслед. Хочется догнать. Хочется схватить его за шиворот, затащить обратно и объяснить, что значит слово «нет».

Хочется разорвать его на мелкие кусочки.

– Орловский! – кричу я ему вслед.

Он останавливается на повороте лестницы и оборачивается:

– Да?

– Если ты еще раз появишься здесь, я вызову полицию!

Максим ухмыляется:

– За что? За то, что принес подарки пожилой женщине?

Сволочь. Он прав. Формально он не сделал ничего криминального. Обманул бабушку, подарил продукты, попил чаю. Полиция только посмеялась бы.

– Найду за что, – мрачно говорю я.

– Удачи, – отвечает он и исчезает за поворотом.

Слушаю звуки его шагов, эхо которых отражается от стен подъезда, и понимаю: это еще не конец.

Это только начало.

Максим Орловский объявил мне войну.

Что ж.

Посмотрим, кто кого.

Глава 9

Сажусь за руль и захлопываю дверь с такой силой, словно хочу оторвать ее к чертовой матери.

Маленькая стерва.

Завожу двигатель – «Мерседес» рычит, готовый сорваться с места и унести меня подальше от этой чертовой хрущевки. Но руки дрожат на руле. От злости. От чистой, концентрированной ярости.

«НЕНАВИЖУ!»

Ее голос до сих пор звенит у меня в ушах. Полный отчаянной злобы, истеричных ноток, неподдельной ненависти. За что, блин? За то, что принес подарки ее бабушке? За то, что попытался помочь?

За то, что соврал.

Да, соврал. Ну и что? Разве это заслуживает такой реакции? Разве это повод кричать на меня, как на последнего придурка?

«Псих! Сталкер! Маньяк!»

Жму на газ – машина рывком срывается с места. В зеркале заднего вида вижу дом. Где-то там, в одной из квартир, сидит бабушка и расстраивается из-за поведения внучки.

Бабушка мне понравилась.

Искренняя, добрая, гостеприимная. За полчаса разговора я узнал об их жизни больше, чем за месяц наблюдений. И она мне доверяла. Угощала чаем, рассказывала о Дашеньке, гордилась внучкой.

А внучка устроила мне скандал.

«Незваные гости» – так она меня назвала. При бабушке. При женщине, которая всю жизнь учила внучку быть воспитанной.

Хамка.

Еду по и думаю: что я вообще там делал? Зачем поехал? Ради чего устроил весь этот спектакль с «социальной помощью»?

Ради нее.

Ради возможности увидеть, как она живет. Узнать ее получше. Помочь ей.

В ответ я услышал крики, обвинения в сталкинге и угрозы вызвать полицию.

«Если ты еще раз появишься здесь, я вызову полицию!»

За что? За то, что купил продукты? За то, что пил чай с ее бабушкой? Формально я не сделал ничего криминального.

Но по ее реакции можно подумать, что я убийца.

Звонит телефон – на экране высвечивается имя Данилы. Принимаю вызов, включаю громкую связь.

– Братан! – голос друга разносится по салону машины. – Как дела? Как твоя принцесса?

Принцесса. Видел бы он, как эта «принцесса» орала на меня посреди подъезда.

– Отвратительно, – честно отвечаю я.

– Ого. Настолько плохо? Что случилось?

Что случилось? А то, что я попытался быть хорошим парнем и получил за это по зубам.

– Она возненавидела меня еще сильнее.

– Серьезно? – в голосе Данилы слышится плохо скрываемое веселье. – И что же ты такого натворил?

Натворил. Как будто я какой-то преступник.

– Приехал к ней домой. Принес подарки бабушке. Попил чаю.

– И?

– И она устроила мне разнос. Назвала сталкером и пообещала вызвать полицию, если я еще раз появлюсь.

Тишина на том конце провода.

Затем Данил начинает смеяться. Заливисто, от души, так что у меня закладывает уши.

– Данил, заткнись.

– Братан, – он пытается взять себя в руки, – ты приехал к девушке домой? Без приглашения? К девушке, которая тебя уже публично опозорила?

Ну когда он так говорит, это действительно звучит странно.

– Я хотел помочь.

– Помочь? – снова смех. – Макс, это называется преследование. Классический сталкинг.

Сталкинг. Все меня сталкером называют. И что такого в том, что я хочу узнать девушку лучше?

– Данил, я не сталкер. Я просто…

– Просто выяснил ее адрес, приехал к ней домой, обманул бабушку и решил, что этим завоюешь ее сердце?

Вот когда он так формулирует…

– Я не обманывал! – защищаюсь. – Я действительно хотел помочь!

– Макс, – голос Данилы становится серьезнее, – ты понимаешь, что делаешь? Она же не дура. Она прекрасно знает, кто ты такой. И когда она видит, что наследник империи Орловских явился к ней в гости под видом социального работника…

– Откуда ей знать про империю? – перебиваю я. – Может, она и не в курсе.

– Макс, на дворе двадцать первый век. Все гуглят всех. Особенно после того, как ты подарил ей огромный букет.

Гугли. Да, наверное, она меня загуглила. Узнала, кто я такой, сколько стою. И поэтому так разозлилась?

– Слушай, а может, она злится не из-за денег? – размышляю вслух. – Может, дело в другом?

– В чем же?

В том, что я ей нравлюсь.

Мысль приходит неожиданно, но сразу кажется правильной. А что, если вся эта ненависть – просто защитная реакция? Что, если она боится признать, что я ей небезразличен?

– Макс? – голос Данила прерывает размышления. – Ты здесь?

– Данил, а что, если она просто боится?

– Чего боится?

– Меня. Нас. Того, что между нами может что-то быть.

Снова смех.

– Братан, она тебя ненавидит. Это не страх, это искренняя антипатия.

Нет.

Я видел ее глаза. Когда она кричала на меня в подъезде, когда тыкала пальцем мне в грудь, когда обещала вызвать полицию. В них горел огонь. Настоящий, живой огонь.

А равнодушные люди не горят.

– Данил, поверь мне. Эта девчонка неравнодушна ко мне.

– Ну да, она к тебе неравнодушна. Она тебя терпеть не может.

– Послушай, – не сдаюсь я, – от ненависти до любви один шаг. Это же классика.

– Это классика плохих романов, – сухо замечает Данил. – В реальной жизни путь от ненависти до любви лежит через психотерапию.

Второй звонок.

На экране появляется имя: Маргарита. Одна из девушек, с которыми я встречался пару месяцев назад. Точнее, одна из тех, кто думал, что мы встречаемся.

Сбрасываю.

– Кто звонил? – спрашивает Данил.

– Рита. Или как там ее.

– А, блондинка с силиконом?

Именно. Стандартный набор золотой молодежи. Красивая, доступная, скучная.

– Данил, у меня вопрос.

– Слушаю.

– Почему все девушки одинаковые?

Пауза.

– Что ты имеешь в виду?

– Ну, смотри: у них у всех одинаковые прически, одинаковый макияж, одинаковые желания. Они все хотят одного – денег, статуса, красивой жизни.

– И что в этом плохого?

Что плохого? А то, что это скучно. То, что их можно купить букетами роз и ужинами в ресторанах. То, что они не способны удивить.

– А Дарья – другая.

– Другая? – в голосе Данилы слышится скептицизм. – Чем же?

Чем?

Тем, что она отказалась от роз. Тем, что назвала меня придурком в лицо. Тем, что не боится меня, не заискивает и не пытается мне понравиться.

Тем, что она искренняя.

– Она настоящая, – говорю. – Понимаешь? Она не играет роль. Она такая, какая есть.

– Макс, она тебя ненавидит. Это тоже искренне.

Третий звонок.

На этот раз звонит отец. Андрей Викторович Орловский. Создатель империи, мой кумир и главный критик.

На него невозможно не ответить.

– Данил, мне отец звонит. Перезвоню.

– Давай. А Макс?

– Да?

– Забудь об этой девчонке. Она тебе не пара.

Отключаемся.

Принимаю звонок отца.

– Максим, – голос жесткий, недовольный. – Где ты?

– Еду домой, пап. А что случилось?

– Дело в том, что до меня дошло одно видео. На нем ты выглядишь полным идиотом.

Видео. Конечно. Пять миллионов просмотров – это сложно не заметить.

– Пап, это ерунда…

– Ерунда? – голос становится холоднее. – Максим, мой сын, не может позволить себе выглядеть клоуном на глазах у всей страны.

Клоуном. Отец называет меня клоуном.

– Я понимаю, что ты расстроен…

– Я не расстроен, Максим. Я зол. И твоя мать тоже не в восторге.

Мама. Элегантная, воспитанная Елена Орловская, которая всю жизнь учила меня правилам хорошего тона.

– Приезжай на ужин. Сегодня. В восемь. Нам нужно поговорить.

«Нам нужно поговорить». В устах отца эта фраза звучит как приговор.

– Хорошо, пап. Буду в восемь.

– И Максим?

– Да?

– Больше никаких видео. Ни с этой девочкой, ни с кем-либо другим. Понятно?

«С этой девочкой». Он знает про Дарью.

– Понял.

Отключается.

Останавливаю машину у светофора и смотрю на себя в зеркало заднего вида. Усталое лицо, взъерошенные волосы. Начало дня выдалось тяжелым.

Из-за какого-то видео отец устраивает семейный совет.

А что такого в этом видео? Да, меня опозорили. Да, я выглядел не лучшим образом. Но это же не катастрофа вселенского масштаба.

Или катастрофа?

Возможно, в мире крупного бизнеса репутация важнее денег. Возможно, имидж – это все, что у нас есть.

А Дарья Сомова одним броском букета разрушила мой имидж.

Умная девочка.