По сравнению с первым изданием (2004 год) дневник расширен-дополнен, прилагаются письма Луговского-старшего и предисловие Людмилы Улицкой, где утверждается "смелость высказывания и мышления" юной девушки, взвешенность её критики человеконенавистнического сталинского режима. Советская Анна Франк, так-то-с. И неожиданностью, чтобы не сказать хуже, было увидеть немаленькую квартиру в центре Москвы, услышать рояль, романс... Девочки ждут папу...
Кстати, о папе. Удивительный тип этот Сергей Рыбин-Луговской, левый эсер, который, цитируя опять же Улицкую, "приняв жизненную тактику выживания, остался верен своим принципам". Яснее выражаясь, держит фигу в кармане. Нелегалы всех стран! Если о вашей нелегальной деятельности известно вашим несовершеннолетним детям, вы занимаетесь не нелегальной деятельностью. Вы занимаетесь ерундой. О деятельности, конечно, говорить нельзя. Сергей Фёдорович - классический кухонный фрондёр, проводящий политбеседы с младшей дочкой, читающий ей высокопарные проповеди о борьбе за право на существование, занятии достойного места в толпе, а также забивает интактные мозги юдофобией, мужским шовинизмом, внушает Нине чувство неполноценности. А та несёт "независимые взгляды" в школу, в дома друзей и притом глухо ненавидит отца за чёрствость. Все страшные обвинения власти и народу Ниночка бросает с папочкиного голоса, вперемежку с такими перлами:
Женщина - это собака, которая стремится подняться до хозяина, занять с ним одинаковое положение и не может достичь этого.
Надо всё-таки сходить к бабушке за опиумом.
Для С. Луговского, отца трёх дочерей, все женщины - дрянь, куда вам до ребят, ребята - молодцы, а вы - девчонки. С отцова голоса и это с придыханием "Русь, за Русь, Русь великая" и с брезгливой дрожью "инородцы", "жиды". Образчик смелого мышления Нины:
... собралась какая-то кучка подлецов и вертит всем народом, как будто мы должны слушать всякую сволочь жидовскую.
Согласитесь, сложно тут рассуждать о какой-либо политической зрелости. Великую, но тёмную Русь оккупировали иудеи и примкнувшие к ним инородцы. Сталин - порочный грузин. Сволочей надо убивать. Всё. До карикатуры, до пародии:
Как много уроков! Мерзавцы большевики!
Да и великий русский народ (где она, пятнадцатилетняя, с ним сталкивалась?) - для Нины дикари, свирепая толпа, жалкое оборванное простонародье, которое надо пасти железными прутьями. А бедная г-жа Улицкая , скрепя сердце, всё это превозносит. В черту оседлости захотелось? Если крокодил хочет съесть моего врага, это не значит, что крокодил мне друг. Меня трудно назвать сталинисткой, но с трепетом представляю, во что эти господа превратили бы страну, придя к власти. Пример перед глазами: в кого он ребёнка превратил? Барышня тратит время и силы на то, чтобы убеждать себя: Я должна радоваться подачкам, которые мне бросят мужчины. Я не должна требовать, чтобы меня считали личностью. Я - собака, и собака довольно неказистая по экстерьеру. Изнывая от собственного безобразия, Ниночка тает от пошлого романсика, разнеживается под взглядом одноклассника, а через минуту он крикнет: "Луга косая!", и надо идти домой плакать. Улицкая принижает эти мучительные переживания - мол, гормональная биография молодого организма. Гормоны гормонами, но духовная составляющая Нининых стенаний - одиночество без просвета.
Ах, если бы я могла быть без себя!..
Самое ласковое, что удалось Нине услышать от либер фатера, это "Она настолько ограничена, что не интересуется ничем, её не касающимся, даже разговаривать разучилась". Милый, вы говорите о своей кровинке! Это ваша родная дочь разучилась разговаривать , это у неё дисморфофобия на почве косоглазия, навязчивые суицидальные мысли! Делайте что-нибудь! Вспоминается античность: Хочешь построить в стране демократию? Сперва построй её в собственном доме.
Издёрганная самодуром-родителем до истерики, Ниночка аж желает, чтобы отца у них вообще не было. Больно представить груз вины, который она несла, когда пожелание сбылось. Фактически, все нецензурные высказывания об СССР, вплоть до идиотского плана покушения на Сталина - лишь попытки понравиться папочке в той папочкиной ипостаси "борца за идею", коя нравится самой Нине. Я тоже, мол, воин идеи. Подозревая, что дневник может попасть в руки ГБ, девушка всё же не уничтожает его. Он - единственный Электрин мостик, связующий дочь с отцом. Иллюзия общего дела.
Я хочу просто любить...
Величать Нину элитой русского народа не весьма вежливо и по отношению к ней, и по отношению к народу. Двенадцать на дюжину таких "элит": мечущихся, мятущихся от исключительности к уродству, бездеятельных, вялых, лишённых минимального интереса к чему-то, кроме катка, фокстрота и юношей... А меж тем "Дневник советской школьницы" не смешной антисоветчиной ценен, а гормональной лирикой. Общеженской, общеотроческой, общечеловеческой. По эгоцентрическому мечтательному строю мысли "Хочу жить" напоминает дневники Георгия Эфрона. Только Мур боялся продешевить себя, а Ниночка - боится сгинуть невостребованной.
Я ни на что не надеюсь, решительно ни о чём не думаю, лишь иногда мечтаю. Это совсем особенное чувство, я переношусь совсем в другой мир, конечно, в будущее, но без надежды, как будто начинаю читать книгу. Раньше, когда я была меньше, я называла это "игрой", а теперь, кажется, никак не называю.