(ЛЮДИ, КОТОРЫХ ХОРОШО ЗАМЕТНО В ТОЛПЕ, НАЗЫВАЮТСЯ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫМИ)

Мы живем в удивительном и огромном мире, а жизнь наша похожа на анфиладу комнат, через которую предстоит пройти.

Входя в первую, мы ещё даже не оглядываемся по сторонам, потому что только-только появились на свет белый и понятия не имеем, что следовало бы все-таки повертеть головой туда-сюда и осмотреться. А вдруг что-то вспомнится из прошлой жизни, до инкорнации? Но Бог нам этого не дал.

Мы родились самыми обыкновенными человеками, не индиго, которые помнят свои прошлые жизни, и даже не вундеркиндами. Мы родились просто голенькими человечками. Нам не дано проникнуть в длинный, боковой коридор, в который есть доступ экстрасенсам и прочим шаманам, чтобы пробежаться туда-сюда и посмотреть и на свое прошлое, и на свое будущее.

Поэтому мы живем по очереди в каждой последующей комнате, обрастая знаниями, опытом, ошибками, друзьями или недругами. Часть этого багажа мы тащим с собой в следующую, а часть бросаем в предыдущей за ненадобностью, но воспоминания догоняют иногда и в десятой по очереди комнате и тогда хочется не просто вспомнить, а как бы высказать их вслух или на бумаге.

Может, в этих воспоминаниях зарыта какая-то истина? Ведь все в этом мире не просто так, все в нем фатально и предопределено. Если ты в длинной своей анфиладе встретил интересного человека, значит, Господь решил подпитать тебя новыми для тебя знаниями. Значит, ты должен не просто это помнить, а благодарить Всевышнего за такие встречи и надеяться на будущие.

В моей анфиладе кого только не топталось! Такие выдающиеся личности, что мне иногда кажется, это все происходило только для того, чтобы поближе к концу моей анфилады, багаж тянул на много тонн, и держать его в себе больше становилось невозможно. А вы говорите, почему люди начинают писать? Потому что под самое горло подперло и руки зачесались.

В моей длинной анфиладе Личности стали появляться, начиная с моих девятнадцати лет. Ладно бы я была ребенком известных родителей, оно понятно, но я же была самая обычная девчонка, выросшая совсем в глухой провинции, в маленьком, то, что называется, рабочем поселке, пересыпанным летом белорусской деревней и пионерскими лагерями в лесу.

Вступая в свою длинную анфиладу, я понятия не имела, сколько народа я встречу по пути, и какого народа!!! Самого выдающегося и необыкновенного. К сожалению, написать обо всех людях не представляется возможным, потому что на это может уйти вся моя жизнь, так их много! Но написать о некоторых из них, которые были очень знаковыми для меня, я просто обязана. Первым в этой длинной веренице оказался совсем выдающийся человек, встрече с которым был бы рад любой человек на этой Планете!

Это был Владимир Высоцкий!

Нина Еперина. Автор

Владимир Высоцкий

Если тебе дали линованную бумагу, пиши поперек.

(Сказал Рэй Бредбери цитатой из Хуана Романа Хименеса.

Была у меня подружка. Звали её Лариска. Была она старше меня аж на целый год. Такой крепко сбитый экземпляр женской красоты девятнадцати лет от роду, метр семьдесят три в длину, плюс двенадцать см. каблук.

Натуральная, рыжеватая блондинка, с конопушками, с упрямо вздернутым подбородком, с крепкой, крестьянской шеей, с косой льняного цвета до самой этой самой, но с совершенно авантюрным характером, которому сей облик никак не подходил, потому, что внешне она больше смахивала на розовощекую доярку. А дояркина дорога от коровы до порога, ну не как не та, по которой понесло Лариску.

А ещё она шепелявила, как бы процеживая слова через щель в передних зубах, поэтому вместо ш у неё получалось что-то типа между с и ц.

Ее изначально всегда куда-то заносило. Зад перевешивал на поворотах. Когда мы были ещё молодыми и глупыми девчонками, и я училась аж в восьмом классе, мы с ней бегали на танцы. Но просто на танцы, было неинтересно. Мы с ней бегали на танцы в близлежащую воинскую часть, которая находилась в глухом лесу. Вот, спрашивается, зачем нам надо было в этот лес пробираться мимо КПП, потом прятаться под кустами, кормить комаров, потом по глухой ночи выбираться обратно и идти пешком три километра по проселочной дороге? Мы ведь даже не танцевали на этих танцах. Мы там себе «нервы закаляли», как называла это Лариска. Причем, про нервы она высказывалась, глядя поверх меня в какой-то правый угол.

И, заметьте, что не я была инициатором всего этого безобразия. Другими словами всё на ней аж дымилось, а местами горело и стреляло.

Когда она закончила школу, скажем честно на жиденькие троечки, и родители ещё не очень определилась, в какой институт ей податься, Лариска не стала ждать судьбоносного решения про институт. Наверное, она и сама сильно сомневалась в своих выдающихся способностях, тем более, что судьба уже позвала ее лететь из отчего гнезда, при чем как можно дальше! А самое далекое место на карте в те, ещё совдеповские времена, был Дальний Восток. Вот в город Владивосток её и понесло. Из Белоруссии и на другой конец света.

Ничего себе! Да? А я вначале даже и не знала! Ничегошеньки не сказала, и молча укатила. Такая вот подруга! Шпионка!

Через год, когда уже и я закончила школу, Лариска вдруг заявилась, как с дуба упала на мою голову! Приехала в отпуск.

Боже мой! Что это было! Вся разнаряженная в пух и прах! Вся в западных шмотках, в невероятной обуви «а ля заграница»! какая-то ухоженная и вся какая-то не наша! Даже голову стала сильно задирать! Оказалось, что она с…«ходила» на большущем лайнере в годовой круиз официанткой! Я обалдела!!!

Все девчонки ей страшно завидовали! Страшно! Ведь Лариска врала девчонкам такие невероятные, всевозможные россказни про «там», что они только рот разевали, как воронята, и при этом как она задаваааалась! Страшно! Ну, а меня, как всегда, Лариска решила потащить с собой. Она, почему-то, ещё в школе решила все решать за меня и вечно руководила, что я должна делать, куда двигать по жизни, вот и тогда так решила.

Жили мы в те далекие времена очень бедненько. Родители мои были из интеллигенции. Мама врач, а папа техник электронщик. Это сейчас мамина профессия уже стала хлебной, а тогда все «сидели» на окладах и жили от аванса до получки. А папа сидел у электронной машины, которая вместо продукта, выдавала одни графики, поэтому он был тоже «на окладе».

В провинции тогда все кормились огородом и подсобным хозяйством. Огорода у нас не было, была коммуналка на втором этаже, а подсобное хозяйство состояло из поросенка Васьки, который жил в сарае, и рыжего кота Рыжика. Поросенка регулярно резали «к зиме» и этим вот и кормились, заготавливая в основном соленое сало, а по весне в сарае появлялся маленький Васька. Плюс банки с разномастным содержимым, собираемым в окружающих лесах… (Между прочим земляники мы за одну поездку втроем на мотоцикле с коляской собирала ровно по одному ведру и первое ведро вначале ели «от пуза», а только потом в банку.) Все.

А теперь представьте, что ехать нужно было в город Владивосток, на краю Вселенной. А билет, он денег стоит, и не хиленьких, аж сто двадцать рублей, не включая дорогу до Москвы плюс прожиточные! И это при средней зарплате восемьдесят. Поэтому билет покупается только в одну сторону и на Ларискины деньги, типа, в долг, потому что у меня, после школы, откуда деньги?

Дело было в середине июня. В общем, прилетаем мы в город Владивосток. (Я, между прочим, тогда первый раз в своей жизни летела на самолете). Для меня этот город оказался ну очень большой. Мы же с Лариской жили в маленьком, провинциальном городке о четырех улицах. Правда, градообразующим, как сейчас говорят, был один большущий, военный, закрытый завод, почтовый ящик. Он поставлял электронную продукцию для военных и космоса, поэтому был и «Первый отдел», и военпреды. Большую, составляющую часть населения, представляла интеллигенция в виде засланных по распределению из институтов инженеров, остальные рабочие шли на работу пешком из ближайших деревень. Итого народу было много. Но дома от этого не становились выше, а асфальт гуще, и театры не набежали в изобилии на наш городок. В общем, провинция. И даже ещё не у всех были телевизоры….

А тут большой, портовый город, с изобилием всевозможных соблазнов. Магазинов, проспектов, больших домов, ресторанов, порта, и мужчииииин, в том числе и «капитанов дальнего плавания»! Тогда это было для меня очень загадочно, эти какие-то непонятные капитаны, как и их плаванья.

Не успели мы прибыть и заселиться в мореходное общежитие, как Лариска потащила меня по «злачным местам». Я-то думала, по молодости и полной провинциальной глупости, что мы едем в какое-то «злачное место», типа ресторан, а не на простую пьянку с девочками по вызову. Девочками оказались мы с Лариской и ещё пару-тройку её знакомых официанток местного разлива. Но я-то из-за них и подумала про ресторан, потому что девочки собирались целый день и так раскрасили свои внешности, что больше напоминали аборигенов из африканских джунглей. На их фоне я была мелким и облезлым заморышем из северной тундры, где «самолет хорошо, но оленя лучше», хотя моя провинция и находилась в Белоруссии.

«Злачным местом» оказался большущий пароходище, который стоял у причала аж в военном порту. Туда нас проводили какими-то партизанскими тропами через другие суда. Я по дороге только диву давалась, куда это нас ведут? Под конец путешествия мы даже ехали на каком-то автопогрузчике.

Приехали мы, наконец-то, к причалу, потом по висящим мосткам перебрались на борт и оказались на настоящем, военном корабле. Назывался он – то ли крейсер, то ли лайнер, то ли флагман, то ли линкор, я так и не поняла, но оооочень большой. Какие там были красавцы-капитаны! Может быть даже и «дальнего плаванья», я это тоже не очень поняла почти в самый первый день.

Вначале все было вполне прилично. Нас дружно напаивали и пели комплименты, целуя дамам ручки, потом все напились и перешли на скабрезные анекдоты. Потом стали лапать и таскать нас по очереди по каютам, а я была девушка скромная из глыбооокой провинции, начитавшаяся бульварных и не бульварных романов про любовь, и не понимала, как можно «у койку» без этой самой любови? Тем более, что я была ещё девственницей!

И не надо тут ха-ха! Это истинная правда! Тогда так могло быть.

Поэтому я стала прятаться, пользуясь всеобщим загульным настроением. Тупо прятаться по всевозможным углам и прочим закоулкам. Их на корабле было навалом. В конце концов, я заблудилась. Совсем. Поэтому, как только забрела в чью-то более-менее приличную и открытую каюту, тут же и забралась на вторую полку за занавеску. Там было похоже, что меня фик найдут.

Лежать за шторкой в тишине скучно – понятно, что я просто уснула, тем более под градусом. По-настоящему уснула. И все….

Сколько времени прошло – не знаю, но проснулась я от того, что корабль качает и очень сильно, и в моем животе все тоже качается и булькает! Тут до меня доехало, что мы плывем. То есть этот корабль, набирая скорость, куда-то явно рулил и на очень приличной скорости! Во всяком случае, его качало и болтало во все стороны, как-будто переваливало с бока на бок через горы! И тут я почувствовала, что в моем желудке не просто булькает, а булькает конкретно! Что мне реально плохо. Меня очень даже сильно подташнивало. Организм требовал немедленного воздушного пространства. Простору, ветра в морду и очищения.

Я сползла со второго этажа койки и потихоньку выглянула в коридор. Пусто! До самой лестницы не было никого, но качало так прилично из стороны в сторону, что тюкало об стенки. По лестнице я выбралась на палубу, уже зажимая рот, потому что мой организм, не привыкший к спиртным напиткам и нехилой болтанке, решил основательно очистить себя от всего, чего в него напихали и налили, плюс отравили никотином с непривычки.

Лучше всего нужно было бы выбраться на палубу повыше, на ветер, чем просто палуба первого этажа, тем более, что там она была, и тем более, что на первой палубе сновали матросики. Вот и пришлось, прижимаясь к стенке и стукаясь об нее спиной, проползать наверх, сдерживая рвотные позывы из последних сил вручную.

И не испугалась же дура! А могло ведь и ветром сдуть и волной смыть!

Но я, таки, донесла внутренности своего желудка до того места, с которого можно было выдать настоящую, полновесную струю в просторы морских глубин. И я стала блевать!

Как я блевала! Боже мой! Дальше чем видела! Я и не думала, что можно блевать так много и далеко! Такое впечатление, что я выпила цистерну спиртного и съела вагон еды! Потом блевать стало нечем, а желания никак не пропадали. Меня так вывернуло, что больше ничего не осталось внутри меня мне самой, поэтому я стала тихо терять сознание. В конце концов, сделав ещё несколько попыток облагородить остатками еды окружающее меня пространство, я просто улеглась на пол калачиком, обернувшись вокруг каких-то палок, на которых крепились какие-то приборы, для гарантии, что меня не смоет или не сдует. И от этого страха, и от холода, хоть был и июнь, но хотя с моря дуло не хило и обдавало меня брызгами, я все-таки, вырубилась. Не забывайте, в результате пьянки часть алкоголя всосалась в мой несчастный организм.

А вокруг меня бушевали с грохотом волны, и уже прилично светало и я понимала, что прошла целая ночь, а сейчас утро…

Нашли меня матросики и устроили очень большой шум по этому поводу, потому что, оказалось, что ночью объявили аврал и корабль вышел в море-океан на боевое задание, а тут поутру я валяюсь на верхней палубе! Девчонок-то ещё ночью шустренько высадили на берег, а меня не нашли и даже побоялись об этом сообщать руководству!

Говорят, это очень плохая примета – баба на военном корабле во время похода. У них там даже коки были только «капитанами дальнего плавания»! Во как!!!

Рассказывать вам про этот шум и трам-тарам я не буду. Кому-то по шапке попало. Последствия были очень плачевными, особенно для меня, но рассказ у меня про другое…

Меня тут же выперли из общежития прямо на улицу, а потом в придачу оказалось, что у меня «морская болезнь» и «ходить в моря» даже официанткой мне противопоказано!!! Сказали две врачихи казенным голосом. Приговор такой. Да я и сама уже догадывалась…

И осталась я в городе Владивостоке без крыши над головой, и без куска хлеба, и без знакомых, потому что, во-первых, я не могла найти Лариску, которую как понесло по «злачным местам», а точнее, по кочкам, так никак оттуда и не выносило. Во-вторых, когда я ее нашла, наконец-то, ночуя несколько дней на вокзале, она ровно через час уже уходила в свой легендарный рейс. Сунула мне в руки какие-то копейки, чьи-то телефоны, глядя в правый угол прочитала напутственное слово казенным голосом, взмахнула крылом, лебедушка, да и укатила на такси, а я села на скамеечку у входа в общагу и горько заплакала.

Приютила меня местная дворничиха, которая видела, как Лариска отбывала на такси и врубилась в тему, особенно после моих громких рыданий. Жила я у нее целую неделю. Она, даже, предлагала мне работу в смену с ней и крышу в дворницкой. Но я была девушка гордая, провинциальная, романы ещё не выскочили из моей головы, и я даже оскорбилась от такой дворовой перспективки.

Тогда она помогла мне с другой работой. Ее знакомая работала на стройке маляром, вот туда она меня и направила. Я и пошла. А что делать? Там без прописки давали койку в общаге и брали на работу ученицей маляра. А кем я ещё могла работать после школы? Начальником стройки, что ли?

Почему пошла? Да потому, что дворник по двору ходит с метлой, на виду у всего мира, а маляр внутри помещения и никто его не видит. Это и перевесило. А куда ещё я могла пойти? Не на панель же….

Поселилась я в общежитие, в комнате на четыре персоны. Две персоны – мрачные тетки, штукатурки, ещё одна веселая деваха, которая на самом деле жила у своего парня и я. То есть, фактически нас жило в комнате трое.

Тетки приходили с работы злые и вечерами пили водку, в выходные дни переходя на жуткие запои. Они собирали деньги, чтобы уехать на большую землю, и помогали детям переводами, потому что, оказалось, что они бывшие зечки после «химии». У них там, где-то, на большой земле, были семьи и мужья, но это было так далеко, что навестить их родственники никак не могли. Поэтому тетки ненавидели свою работу до тошнотиков и проклинали судьбинушку в хвост и в гриву.

Я записалась в местную библиотеку, набирала там горы книг, загораживалась ими от теток и читала, читала… тоже запоем. А что было делать? Нужно было, как этим теткам, прокармливать себя и тоже собирать деньги на билет домой.

Билет в купе поезда, который шел до Москвы восемь суток стоил сто девять рублей, плюс на еду на восемь дней, плюс в Белоруссию ещё сколько-то, плюс Лариске долг! Ученические два месяца платили по двадцать пять, минус пять общага, минус еда, минус я с никакими шмотками, после лета уходящая в зиму. Я же в «дальнее плаванье» собралась, и за шмотками в том числе, а сама на стройке оказалась! Минус я молодая дурочка, девятнадцать лет в октябре стукнуло, потусоваться хота! А я в книгах носом, хотя нормальные инстинкты звали в «злачные места», только не такие, как показывала мне Лариска.

Месяца три я честно работала до боли в мышцах. Ученице что доверяют? Правильно! Убирать мусор, мыть окна и батареи, подтаскивать банки с краской, выметать пылищу и прочую муру. Но месяца через три мне стали доверять красить окна. Я с самого детства любила и умела шить, а это очень усидчивая работа. Она заставляла быть очень аккуратной, поэтому я потихоньку приспособилась к окнам накрепко. На чем меня и оставили в покое. И стала я натаскиваться на раскрашивание окон, как слон на ношение бревен в Индии.

В конце концов, я сдружилась с молодой малярихой, которую звали Лена, и которая тоже жила в общаге, но была из близлежащей деревни, и стала с ней осваивать просторы большого города.

Самое действительно «злачное место» в городе Владивостоке, которое подходило нам по карману, было кафе «Пингвин». Правда, находилось оно на другом конце города, но зато публика там была вполне даже приличная.

Мы покупали в складчину одну бутылку дешевого вина и ехали в кафе. Вино добавлялось в коктейль, состоящий, черт знает из чего, но он был в высоком и узком стакане с соломкой, и красного цвета, а добавлять в него вино из сумочки под столом было очень даже запросто. Так мы умудрялись, натанцевавшись до сыта, по дешевке провести время с одним единственным коктейлем.

Там я познакомилась с очень интересными молодыми ребятами. Это оказались сливки местного общества. Один был сын начальника порта, Белошапкин Володя, второй настоящий «капитан дальнего плавания» Борис Чурилин. Ещё один, тоже капитан, но близко ходящий рыбак, Женя Хижняк. И ещё несколько ребят за давностью лет, плохо оставившие в моей памяти свои фамилии.