Вот я думаю: есть ли у меня интуиция? Если смотреть по результатам каких-то иных дел, то по всякому выходит: и да, и нет, а если за ориентир взять роман из школьной программы "Что делать?" Чернышевского, то получается, что тогда, когда учился в 9 классе, кажется, тогда "проходили" Чернышевского, интуиция у меня была, а сейчас - не очень. Почему я так решил? Да потому что я большинство программных произведений проглатывал, получая от этого огромное удовольствие, так было с "Героем нашего времени", "Мёртвыми душами", "Отцами и детьми", "Преступлением и наказанием", "Войной и миром" (знаю, что склонять названия литературных произведений не очень правильно, но так хочется). А вот с романом Чернышевского не сложилось, не пошло, и читать его тогда я не стал, благополучно написав в обязательном сочинении обязательные мысли и выводы, и получив свою обязательную пятерку.
Но мое читательское самолюбие мучило наличие такого "белого пятна" в списке моего "прочитанного", поэтому, зная, что надо мной не довлеет недреманное око учительницы литературы, я решился в своем зрелом возрасте еще раз попытаться взойти на эту вершину отечественной классики. Взойти в этот раз получилось, а вот получить удовольствие от восхождения - увы...
Мне книга откровенно не понравилась, и не понравилась она не по каким-либо идеологическим соображениям, как раз с идеологией всё более-менее ясно, и то, что Чернышевский пытался собрать воедино и выразить передовые, в его понимании, взгляды на общественное развитие, это очень даже понятно. Более того, именно это вызывает особый интерес.
Но, Боже мой, как же бездарно с художественной точки зрения, это воплощено в жизнь. Не называйте при мне Чернышевского писателем, можете называть его публицистом, журналистом, даже философом, но не писателем. Он сам явно считал иначе, несколько раз по тексту романа пускаясь в рассуждения о художественности, картинно попрекая "проницательного читателя" в отсутствии художественного вкуса. Явно он рисуется, особенно когда пишет о том, что у него якобы нет таланта, таланта у него и в самом деле нет, но это подается так, как будто у него этого таланта в избытке по сравнению с другими.
Однако, этого не скажешь, познакомившись с героями романа. Дело в том, что в книге представляют какой-либо интерес только герои - образчики старого мира - родители Веры, Сторешников, Жюли. А вот "новые люди", те которых презентует перед читателем Чернышевский, все на одно лицо, независимо от того мужчины они или женщины, говорящие одним и тем же языком, произносящие длинные зануднейшие монологи, даже диалоги в романе выглядят чередой монологов. Если взять монологи Лопухова, Кирсанова и Рахметова, перемешать их, а потом дать читателю, который только что прочитал роман, вряд ли он безошибочно определит где чьё.
По сути, в романе только один "новый человек" - такая своеобразная гидра, состоящая из говорящих голов представленных в книге "революционеров". Но та механичность их реакций, эмоциональная нищета, сверхъестественная приверженность принципам, делает их не столько людьми, сколько роботами. А любовная линия, которую Чернышевский якобы ввёл для одурачиванию цензуры, выглядит настолько надуманной и неестественной, что только усиливает ощущение, что перед нами не люди, а роботы. Думаю, Чернышевский в чем-то опередил самого Азимова в деле описания робототехники, только у него вместо трех законов были четыре сна Веры Павловны. Ох, как же нас донимали этими снами на тех же уроках литературы.
Ладно, к снам я еще вернусь, если не забуду. Пока же о стиле, меня безумно раздражали попытки Чернышевского изображать внутренние голоса своих героев, видимо, он считал, что мышление человека сумбурно и постоянно ходит по кругу, десятки раз повторяя одно и то же, но я просто начинал звереть, когда начинались подобные куски:
то думается час и два; да, час думается это; но два думается ли это? Нет, хоть и думается все это же, но думаются еще четыре слова, такие маленькие четыре слова: «он не хочет этого», и все больше и больше думаются эти четыре маленькие слова, и вот уже солнце заходит, а все думается прежнее и эти четыре маленькие слова... <...> опять явились их носители, четыре маленькие слова: «он не хочет этого», и в тот же миг эти четыре маленькие слова опять превратились в пять маленьких слов: «и мне не хочется этого». И думается это полчаса, а через полчаса эти четыре маленькие слова, эти пять маленьких слов уже начинают переделывать по своей воле даже прежние слова, самые главные прежние слова: и из двух самых главных слов «я поеду» вырастают три слова: уж вовсе не такие, хоть и те же самые: «поеду ли я?» — вот как растут и превращаются слова!
и это еще не всё, что касается этого эпизода, там еще длиннющий абзац такой же белиберды. И таких кусков в книге - пруд пруди. Уважаемый писатель, надо же тоже уважать время своих читателей, зачем вы водите нас по этой бесконечной ленте Мёбиуса, или вы не слышали, что совершенство - это когда нечего отнять, а не добавить? Ах, ну да, конечно, вы не слышали, ведь Сент-Экзюпери, который додумался до этого, родится только через 11 лет после вашей смерти.
Если честно, я даже шокирован, что литературный материал такого низкого качества мог так долго числиться у нас в списке шедевров, а всё только потому, что русская "демократическая" литература так и не смогла создать достойного художественного манифеста своих идей, пришлось пользоваться тем, что было, тем более, что сначала Некрасов хвалил роман, потом Ленин. Так и стала эта книга Библией для революционеров.
А для любой Библии главное не художественность текста, а его толкование. А тут было что толковать, и философские вопросы развития общества, и зачатки политэкономии, и принцип разумного эгоизма, и идеи феминизма. Последнее особенно удалось Чернышевскому, вплоть до утверждений превосходства женской природы над мужской, да и без расизма не обошлось, правда, в духе нынешних БЛМ, так Чарльз Бьюмонт утверждает об интеллектуальном превосходстве негров (так в тексте Чернышевского) над белыми людьми.
Тут как раз и повод вспомнить о снах Веры Павловны, особенно о четвертом, в котором две древние богини - Астарта и Афродита - показали эмансипированной барышне будущий коммунизм. Причем интересно, что обе эти богини были покровительницами чувственной половой любви, но во сне Веры Павловны они идеологически перевоспитались и теперь проповедовали вселенскую любовь.
Порадовало, что в будущем коммунистическом мире присутствует некое географическое образование, именующееся "Новой Россией". Это потом будет использовано как предсказание Чернышевского, что коммунистическая революция победит именно в Российской империи.