Ни тюрьмы

Нигде время так не бежит, как в России; в тюрьме, говорят, оно бежит ещё скорей.

Тургенев. Отцы и дети

Итак, да здравствует подполье! Я хоть и сказал, что завидую нормальному человеку до последней желчи, но на таких условиях, в каких я вижу его, не хочу им быть (хотя всё-таки не перестану ему завидовать). Нет, нет, подполье во всяком случае выгоднее!..

Достоевский. Записки из подполья

Заводик времени

Эвакуировать заводы и всякие важнючие учреждения начали в сорок первом. Много эвакуировали: целыми скопами. Но не всё можно было ухватить с собой – не влезали в подмышку. Вот и про этот заводик забыли, и он сиротливо ждал своей очереди. А заводик – не хуже, чем остальные. Тоже с доской почёта. Тоже с пятилетками. Заводик времени.

Ленивое, с большими подбородками, руководство поначалу пыталось делать вид, что никакой заминки не было и быть не может. Что верно бегают стрелки, верно течёт песок, верно машут весёлыми и устремлёнными вперёд носами работницы. И никакого такого заводика – да к тому же ещё и ВРЕМЕНИ – забыть они ну никак не могли.

А всё-таки пришлось отчитываться. Да. Чуть не сдали стратегический объект немцам. Да. Дураки, оплошали. Но ведь в последний-то момент вывезли! И куда? На Крайний Север! В сам Аэрославль! Уж там-то его точно не достанут!

Славное место этот Аэрославль: болота, аэродром и несколько жилых домов с приставленным к ним магазином (чтобы не скучно было).

Но есть кое-что поважнее расположения города: жители. Заводик-то пусть маленький, да удаленький: и работники ему тоже нужны!

(Конечно, можно было бы поспорить. Быть может, стоило бы задуматься, закручинится, зарыдать, взяться скрести ножкой… Но не нашей женщине беседы с советским руководством вести.)

Был там, к примеру, токарь один: Ванька. Лицом весь – ну размечтавшийся медведь. Ну как такой на заводе времени может пригодиться? А запросто. Попилит досок – и всё там.

Или бабка повивальная – Серафима. Тоже ведь ненужная совершенно в хозяйстве вещь! А всё же деток повивает. И ничего, выходит сносно.

Но это всё частности, сусальные разнузданности: подмигивания, распрыгивания, улыбочки. А ведь хотят все сути. Хотят знать: как этот твой заводик времени – функционирует?

Ну что, я отвечу. Достаточно незатейливо наш производитель такого важного ресурса – времени-то! – устроен. Десять дизельных двигателей, одна небольшая ГЭС, восемьдесят тысяч переплетённых проводков (закороченных, замотанных, разболтанных), немножко выхухолей и пара светодиодов по вкусу. Собирается за один присест – если сборщик опытный, конечно.

Перевезли, собрали. И снова – время дышит. Время – производится! И в хвоях тайгистых так широко и улыбисто дышится жителям Аэрославля. А если шагнуть за корабельные сосны – так и вообще всем. Ведь хорошо живётся! Ведь заводик времени – функ-ци-о-ни-ру-ет.

Вот, тянется пелёнка, стелется просторно. Уже и не пелёнка, а Средняя Азия получается. И что в ней? Там уже Тамерлан подрастает.

Хлопнул дневником по столу: как надоело, когда это закончится! Считаешь классы. А уж не школьный дневник, а военный билет получается.

Едут в электричке – в тридевятое царство, в тридесятое государство: только гитару из чехла достали, – а уже обратно приехали.

Стоит в больнице, ждёт когда скажут, что с мамой. Сказали пять минут – оказалось, пять вечностей.

Оставили дома, одного. Как долго ждать! А ему и попадись закучерявая книжца. Прочёл, сделался старцем, да и помирает уж от седин. А бывает, чувство влетит звоном и дребезгом хреново настроенной электрогитары: вместе – секунда; врозь – два года. Как. Уже? Пока. Пока. Зубы мудрости рвут, память протирает штаны, руки – расстаются.

Отрастают зубы, памяти дарят удобные джинсы, руки – видятся опять.

Вот так и работает этот несчастный и всеми забытый заводик. Время своё производит и мордляво смотрит всем вслед. Но чтобы понимать его простенький, похожий на живого поросёнка, механизм – нужно уметь хотя бы раз заплакать.

Декабрь 2016

Будни Аэрославля

Солнце над Аэрославлем старенькое, с одышкой, – сорок дней встаёт оно. Зато как ребятишки ему радуются! И вот: лето. Если б кому из столичных показали такое лето – носов их больше не видали бы в тех краях. Аэрославчане и не показывали. Стыдно им немножко было.

И жила там чета Красномосковских: Игорюшка и Зоечка. Квартиру в панельном одноэтажном доме им выделили лет десять как, – но в Аэрославле они ещё не до конца притёрлись, и на них смотрели, как на деревенщин. Умильно смотрели: будто хотели рассказать таблицу умножения, но боялись нечаянно обидеть.

Приехали сюда Игорюшка и Зоечка из ещё более глухой провинции – деревеньки с живописным названием «Дома́».

Зоечка носила модный пуховик, за бешеные деньги купленный в Новосибирске, а в нагрудном кармашке прятала платок, которым утирала иногда свой трогательный носик. Глаза у неё лучились благодушием, хотя она вообще-то не пила. Вернее, пила, но только один раз в жизни, на выпускном. Когда вернулась домой, она раз сорок у матери спросила:

– Мам, а я красивая?

В другое время из Зоечки могла бы выйти замечательная революционерка-демократка. Но нет – это была просто умная и прозорливая женщина, ведшая торговлю на рынке. В разное время продавала колготки, шахматы или пирожки – в зависимости от настроения.

Её муж, с нею неразлучный с седьмого класса, был нордически суровый мужичина. Ростом с осину, с очень понятным носом и лбом. На все новости и события он предпочитал хмыкать. Могло даже показаться, что его ничем не пронять… Но если тронуть нужные струнки, если заговорить с ним о Чехове, – усы его трепетали от удовольствия. (Он очень любил представляться неудачливым драматургом.)

За годы в Аэрославле он сделал нехилую карьеру – от шахтёра до водителя в местной типографии, пробавлявшейся только за счёт госзаказов. (Обычно заказывали листовки и календари для Аэрославского аэродрома.)

И вот – лето шло. Снег подтаивал, где-то осмеливались показаться ручейки, травинки то подымались, то прятались осторожно. Во дворе ребята лабали на гитаре и играли в волейбол (они в него игрывали и зимой, но летом приятней всё-таки). Единственная, кажется, случайно залетевшая, синица оглашала песнопениями весь Аэрославль.

Это был пятнадцатый день дня. И как приятно, придя с работы, развалиться на креслишке, включить радио и распахнуть газетку о двух листах. «Как самый настоящий взрослый дядька», – думал Игорюшка.

В нагрудном кармане рубашки у него лежала котлета и грела душу.

Обмотанная шалью, как шарфом, явилась жена. В руках у неё был огроменный ящик. Зоечка вообще обходительна и тонка, но голос у неё развязный и наглый, как у завзятой торговки:

– Ишка! Глянь, чего я притащила!

Не убирая газеты, Игорюшка посмотрел на Зоечку, выставил подбородок и хмыкнул. У него было замечательное свойство: Игорюшка умел молчать так, что всем казалось, будто он уже знает всё, – так что собеседнику приходилось бросать всё и оправдываться.

Но не жене.

– Чего молчишь нерадостно? – сказала она.

– Но я же не знаю, что ты притащила. – Игорюшка неохотно встал из кресел и взял ящик. – Хм. Это ж сколько ж там весу? – прокряхтел он.

– Кило сорок. Но ты ничего, Ишка. Сейчас заживём!

Игорюшка притащил фомку и попытался вскрыть ящик. Не очень-то у него получилось. Тогда он сходил в дровяник и пришёл уже с топором. Замахнулся чудовищно – и – раз!

Брызнуло красным. Благодушие ушло с лица Зоечки куда-то погулять. Она стала бранить мужнино нетерпение и протирать тряпочкой красное.

– Ты где вина столько надыбала? – Игорюшка почесал лоб обухом.

– Ты вскрой по-человечески, а потом спрашивай! – отрезала Зоечка.

Кое-как поддев уголок прорубленной доски, Игорюшка оторвал её и увидел какие-то красные диковинные шары с пимпочками. Они жались друг к другу тесно и выглядели очень дружно.

– Что за дьявол? – спросил он в тревоге, отыскал взглядом образок в углу и набожно перекрестился.

Зоечка рассмеялась:

– Дурачок! Это гранаты.

– Не мути мне мозг, женщина. Гранаты взорвались бы давно.

Игорюшка получил подзатыльник от Зоечки. Скрестив руки на груди, она стояла в свитере до колен и полыхала розовым. Виновато, он чмокнул её в щёчку и, для компании скрестив руки, опять принялся смутно разглядывать дивные красные штуковины.

– Фрукт это. Южный, – пояснила Зоечка. – С самого Узбекистана везли. Символ верности, между прочим.

– Хм. Да как его есть-то, если он деревянный какой-то? – Игорюшка мял в руках этот странный фрукт и даже попробовал надкусить.

– Да не так же, горе ты моё луковое!

Зоечка надрезала гранат, выудила ягодку и положила ему в рот.

– Хм… Хм… Хм… Похоже на лимон и… – Не раскрывая глаз, он подбирал слово. – Помидор, что ли?

– Точно! На помидор!

Гранатные ягодки они брали по одной, а косточки блаженно сплёвывали в миску. За таким неожиданным ужином Игорюшка и спросил:

– А зачем нам столько этой прелести?

– Продавать. Скоро Новый год же – вот и будет новенький товар.

Дело в том, что Новый год в Аэрославле праздновали первого сентября (у аэрославчан вообще много причуд).

– Ну зачем ты напомнила? – Игорюшка весь скривился и накрыл лицо ладонью. – Опять открывать форточки, чтобы новый год вошёл, а старый вышел… Опять жечь старые газеты… Опять ёлку перевёрнутую ставить…

– Не дидюкничай. Продадим гранатов – на праздники поедем куда-нибудь. На Новую Землю или в Мурманск.

– Хм. Тогда уж лучше в Копенгаген, – мечтал Игорюшка, забывая про котлету в кармане.

На следующий день Игорюшка подбросил Зоечку на рынок и отправился по своим делам. График известный: вози этих-то, води то-то, кушай иван-чай с такими-то. Зоечка тем временем бойко продвигала новый продукт. Это было непросто. Самый ходовой товар в Аэрославле – спирт. Ну и на верёвки с мылом в некоторые сезоны спрос возрастает. А тут – нате! Гранат какой-то. И даже взорвать нельзя. Ерунда какая-то! Нет-нет, мы лучше к следующему лотку пойдём…

Зоечка обижалась и дулась. И опять тащила ящик домой.

Придумать они много что пытались. Вынимали ягодки и продавали их в стаканчиках. Отжимали сок и делали из него разные соусы. Да что уж там: настойку гранатовую даже выучились гнать.

Не-а. Народ в Аэрославле – слишком консервативен.

Потратилась на эту посылку Зоечка прилично, а кушать стало почти совсем нечего. И Новый год уже на макушки-то наступал, по плечам стучал – подгонял!

Чуда, вопреки суевериям, не случилось. Гранаты не брали, и ящик так и остался лежать в куту мёртвым грузом.

Благо, что добрые соседи, зная о бедстве семьи Красномосковских, наготовили еды и напросились в гости (здесь обычно напрашиваются в гости, а не приглашают). Получилось шумное и весёлое застолье. Некоторых гостей даже удалось угостить гранатовым соком…

И вдруг, за час до священного открывания форточек, появилась замечательная мысль. На уродливую и зло сыпавшую иглами перевёрнутую ель понаставили и понавесили гранатов: гости тоже участвовали. Хохотали, пихались и мешались. Потом – встали полукругом и загляделись.

– Так, поди, и выглядит гранатовое дерево в твоём Узбекистане, – сказал Игорюшка. Его усы – радостно приплясывали.

– Наверное, – отвечала Зоечка понежневшим голосом. Она потянулась к платку, не обнаружила его и так и оставила руку на груди.

– А хороши! – заметил кто-то из гостей.

Все они молча смотрели, как гранаты подпрыгивают на качающихся веточках и переливаются своими розовыми бочками.

Так в Аэрославле появилась новая традиция.

Декабрь 2016