Глава 2

Сбитый Фидель, лежащий на дороге, покрытой скатанным снегом, открывал окровавленный рот, как выброшенная на берег рыба, и дёргался. То ли агония, то ли пытался встать.

А вот его охрана, наконец, поняла, что к чему, и полезла за пушками. Тем временем водитель «копейки», что сбила Фиделя, вылез из машины, сделал жест в мою сторону, чтобы я сматывался, и достал своё оружие – большой пистолет с длинным глушителем. АПБ, судя по виду.

На водиле вязаная маска с прорезями для глаз, но я всё равно его узнал – по одежде. Он хоть и снял дублёнку, но джинсы и ботинки остались такими же. Да и видно хромоту, и взгляд тоже его.

Нахрена тебе это надо, Дима Бродяга? Решил действовать, пока горячо? Надо узнавать, для чего он это устроил, потому что на этом всё не закончится.

Но помог, да.

У меня же пушки не было. Не из пальца же мне стрелять, в конце концов. Да и если бы была, всё равно стрелять опасно – много машин проезжало по дороге, можно случайно задеть кого-нибудь постороннего.

Вот я и кинулся за угол магазина по скользкому тротуару, а дальше можно было уйти дворами. А за своей спиной я слышал бой.

АПБ стрелял очень громко, несмотря на глушитель, хлопки очень заметны даже на фоне проезжавших мимо машин. Стрелял очень быстро, но не автоматическим огнём, хотя пистолет это позволял. Ну и хорошо, что одиночными, а то бы подбил кого-нибудь из проезжавших мимо.

А вот ТТ братков палили намного громче. Я слышал, как разбилось боковое стекло копейки.

Добежал до угла, пару раз чуть не поскользнувшись, и быстро оглянулся. Бой заканчивался.

Один из бандитов скривился и отступил к джипу, а после просто сполз на землю. Второй попытался укрыться за машиной, но просто упал как мешок лицом вниз. Бродяга убрал пистолет и побежал вслед за мной, начиная сильно хромать. Маску так и не снял.

А вот Фидель всё ещё пытался что-то сделать. Живучий же он гад. Уже перевернулся набок, сел и что-то доставал левой рукой из кармана справа, пока другая рука висела как сломанная ветка.

Я показал на него. Бродяга, который собирался убегать, увидел угрозу и поднял руку. Она не дрожала.

Он пальнул в Фиделя, и тот растянулся на дороге. Вот теперь точно готов. А вот теперь точно пора сваливать, пока всем стало не до него.

– Туда! – хрипло бросил Бродяга, показывая дальше. – Там тачка!

Сам же он бросился в другую сторону. Маску так и не снимал. Я пробежал дальше, стараясь держать голову ниже – не хватало ещё, чтобы кто-то потом опознал. Хотя отмажусь, не я же стрелял. Тут больше вопросов будет от братвы, чем от ментов.

Покушение на Фиделя, и, судя по всему, удачное. Живучий он был, конечно, раз сразу не помер от такого наезда. Но не бессмертный.

За него будут мстить. Кому – вот это хороший вопрос.

У пятиэтажки, рядом с которой я пробежал, всё ещё лежал снег, местами глубокий, а под ним не убранная с осени трава. Грудь горела от морозного воздуха.

Впереди стояла вишнёвая «девятка» с тонированными стёклами. Двери справа, передняя и задняя, были открыты. Бродяга появился из-за угла. Хромал он куда сильнее. Добежал до машины, он прыгнул на заднее сиденье, растянувшись там. На маске был иней от дыхания.

Я сел на переднее. Водила, молодой парень, бритый наголо, тут же тронулся с невозмутимым видом.

Мы поехали в сторону вокзала. Музыки в машине нет, двигатель ровно работал. Издалека слышны милицейские сирены. ГОВД находится рядом с местом перестрелки, и на три трупа приедут обязательно, в полном составе, даже с начальством. Три трупа – это очень много, на уши поднимут всех, кого можно.

Что удобно, братва хоть и будет искать, кто это сделал, если не поймёт это сразу, но руки у них связаны. Милиция начнёт мешать, ещё и ОМОН могут вызвать из области.

Много факторов, которые надо использовать нам во благо.

– Как мы, а? – спросил водитель с гордой ухмылкой. – Видал, как чётко? Самый крутой бандит в городе – двухсотый! Как его Бродяга привалил.

– Сега же ты? – я посмотрел на него. Пару раз виделись.

– Ага.

Да, он из команды Дмитрия. Небольшая, но в ней состоят единомышленники.

Я повернулся назад.

Бродяга тогда и сейчас – два разных человека. Там хромота ему не мешала, а руки не дрожали, стрелял твёрдо. Сейчас же его била дрожь. Он снял маску. Лицо красное, но взгляд довольный и хитрый.

– А палить ты умеешь, и ничего не мешает, – сказал я. – Благодарю.

– Когда бью и стреляю – рука твёрдая, – хрипло произнёс Бродяга. – И сам спокоен. А когда вокруг тихо – всё, плющит меня. Всё трясётся.

– От адреналина, значит, спокойнее.

– А хрен его знает. Пусть умники всякие разбираются, похрену. Видал, что было? – голос стал твёрже. Он начал садиться. – Мочить он тебя хотел, если бы ты отказался на его сторону переходить. Лично поехал, не стал другим доверять.

– Ты знал об этом? – я присмотрелся к нему.

– Совсем недавно узнал, минут пятнадцать назад. Вот и пришлось импровизировать.

Смотрел я на него, пытался его понять до конца. Приехал мне на помощь – это, конечно, сильно. Он же не просто сбил бандита, он напал на самую сильную группировку города и её самого крутого бригадира.

Узнают кто – изведут и его, и всех родственников в городе, а заодно и всех друзей. За такое положено отвечать жёстко.

Бродяге было бы выгоднее, если бы Фидель меня прибил. Тогда бы он собрал всех мстить, и никто бы не отказал. И пошло-поехало, кровавая разборка, в которой полегли бы все наши.

Иметь такого союзника на своей стороне было бы полезно. Но это как заряд взрывчатки – если не умеешь с таким обращаться, навредит это тебе самому. Бродяга такой и есть, импульсивный и взрывоопасный. Когда вокруг замес, он собран и жесток. Когда мирно – раздавленный и думающий.

– Сейчас только один способ остался, чтобы выжить – избавиться от тех, кто хочет нас уничтожить, – продолжал Дима довольным голосом. – Мы на войне, брат, и эта – хуже, чем та.

– Да ты послушай его, – хрипло сказал Сега. – Он нас под БамУтом тогда спас. И сейчас дело говорит.

– Жёстко там было, – произнёс я. – Как там в песне было? Не слышал её?

– Я убит под Бамутом, а мой друг – в Ведено, – напомнил он, но не пропел, а проговорил.

– Как Иисусу воскреснуть нам уже не дано, – закончил я. – Когда дембельнулись, кто-то в поезде эту песню пел. Должны были нас туда бросить, под Бамут, но отвели оттуда в последний момент.

Машина ехала дальше. Все же там были, но заодно мы действовать никак не могли. Они хотят одно, я – совсем другое. Но всё равно надо находить общий язык.

– И всё же, Бродяга, – продолжил я. – Почему ты так решил?

– А чё, сам не видишь? – он усмехнулся. – Стреляют тут не реже, чем там. Только там боевиков было тыщ десять на всю Чечню, а здесь бандитов – сотни тысяч, и каждый опаснее любого «духа». «Духи» за что-то дрались, во что-то верили, а эти – только ради бабла всё сделают. Хуже арабов-наёмников.

– А сам в братву подался.

– Внедрился, – Бродяга хмыкнул. – Изнутри чтобы их узнать. Фидель – самый опасный, потому что умный. Если бы на игле не сидел, давно бы брата задвинул и всех закопал. А у меня сегодня возможность появилась этого самого крутого авторитета закопать. Знаешь, как мы в Афгане действовали?

– Не был там. В чём суть? Не про Афган говори.

– А я бы мог, – Дима подался вперёд. – И про Афган, и про Африку, и про Карабах с Осетией и Абхазией. Где я только не был. Вы только в Чечне были, помирали там пачками, а я – везде, и там мы побеждали. Но я вас всех всё равно уважаю, вы там стояли твёрдо, несмотря ни на что. Выстояли. Но ты меня не понимаешь, Старый. Хотя слова тогда говорил правильные, запали они мне. И за своих горой. А я вот тоже.

Машина заехала в проулок и встала у неприметного гаража со ржавыми воротами. На них было написано: «Петя лох».

Место их базы, небольшого отряда, который собрал Бродяга. Пятеро человек, включая Сегу и самого Диму – ещё двое открыли ворота и смотрели на нас, а третий находился внутри гаража.

Все наши, из Чечни. Но на меня смотрят, как на чужого. Нет, скорее – как на заблуждающегося. И Диме верят.

– Фидель дураком не был, – продолжал Бродяга. – Поэтому когда он позвал, я к нему пошёл, чтобы он суть объяснил, как здесь всё устроено, и откуда начать. Он думал, что он меня использует, а я его. Вот и присмотрелся ко всему, и теперь он стал не нужен.

– Хотел его убирать?

– Убрал бы рано или поздно, но сегодня подходящий момент, пока они все друг другу готовы в глотки вцепиться. Другой такой день настанет не скоро.

– Всё просчитал, значит.

– Готовился. Знаешь, если с самого сильного начать, то с остальными будет проще. Думаешь, почему Гарик поднялся? Не из-за статьи авторитетной и не из-за связей, а потому что это его брат всех сломал в городе: и «синих», и «спортсменов». И поэтому с ним стали считаться. И с нами будут, никуда не денутся. Думаешь, я всех на штурм впустую отправлю, как Грачёв делал? Или как этот Пашка Мерседес всех продам? Нет, мы по уму будем.

Они вышли из машины, я присмотрелся к ним. Несколько парней, побывавших под Бамутом в Чечне, попавшие в сильный замес. Верят спецуре, потому что их он спас.

Но вот-вот закопает всех снова, война догонит всех здесь. Не погибли там, но сгинут на гражданке, как многие, не понимая и не принимая её. Вот только они – одни из нас, и свои навыки могут применять в другом деле, а не сдохнуть впустую.

– Так что, Старый? – спросил Дима. – С нами или без.

– Давай по чесноку, – сказал я. – Вот говоришь, что меня уважаешь. Я вот тебя тоже уважаю, что на помощь пришёл. Этот должок не забуду, и однажды так же приду спасать. Может, даже раньше, чем ты думаешь. Но тебя я понял, кто ты такой.

– Поясни, – он нахмурился. – Чё именно ты обо мне понял?

– Ты не из-за бабок всё это делаешь, не из-за власти, и не за авторитет, – медленно проговорил я. – Просто ты делаешь то, что умеешь. Воюешь. А когда не воюешь, то весь расклеенный – руки трясутся, самого трясёт, едва ходишь. Как старик в свои сорок с лишним. А когда война идёт – ты собранный, стреляешь, действуешь. Только тогда ты – живой.

Его лицо дёрнулось, а я продолжал:

– Пацанов собираешь, чтобы они тоже воевали вместе с тобой, как там. Чтобы при деле были. Ты им правду говоришь, что их там кинули, и что здесь они никому не нужны. Все видят, что нет работы, что жить трудно. Что из наших кто-то на игле, кто-то на синьке, кто-то в братве. Но ты не прав в главном.

– Чего? – глухо спросил он.

– Тебя не примут вместо Фиделя. Никогда. Тебя посчитают угрозой и избавятся, будут мстить. Любая группировка попытается тебя прижать, просто чтобы выжить самим. Даже если ты всю местную братву будешь кошмарить, ты всегда будешь для них врагом. В городе или области тебя достанут, пулей, ножом или через ментов. У них много способов. Потому что Фидель был одним из них, а ты – чужой. Опасный, и вот поэтому тебя будут уничтожать. А заодно и всех пацанов, кто за тобой пойдёт.

– Хватит, Старый, – прохрипел Бродяга. – Нарываешься.

– Без угроз давай, на мне не работают, и ты сам это знаешь. Хотел их защитить, порядок обеспечить? Чтобы они сильными стали, чтобы снова цель появилась? Чтобы здесь то братство возродилось?

– Да, – глухо сказал он.

– Я тоже так хочу. Но ты ведёшь их в мясорубку, как Паша Мерседес. Даже хуже. Грачёву было плевать, он был оторван от реалий на земле, его больше политика интересовала, чем война. Грозный он бы взял силами одного полка ВДВ, как же. Они там в кабинетах у себя все – храбрые вояки. Он не понимал, а вот ты всё видишь, понимаешь и знаешь, что будет. Но всё равно делаешь.

Он молчал, так сжав челюсть, что напряглись мышцы. Я понимал, что давлю на больное. Но надо продолжать. И парни слушают, делают выводы.

– Поэтому ты и хочешь, – говорил я, – чтобы я на твоей стороне был. Чтобы я признал, что ты прав. Потому что в глубине души понимаешь, что прав-то как раз я. Суть-то в этом, Дима.

– Завязывай, Старый… – он скрипнул зубами. Его парни переглянулись.

– Да, ты понимаешь. Но не признаешь это, не сможешь. На войне было братство, а сейчас ты один. Вот и ищешь тех, кто будет рядом, говоришь им то, что всех задевает. Но ты ведёшь всех на смерть. А за мной люди идут, потому что я им показываю, что есть мир.

– Мир – не для нас, – со злостью сказал Бродяга. – Чё это за мир? На заводе за три копейки горбатится, которые ещё и задерживают по полгода? Да тебя ещё туда и не возьмут, скажут, что психи, которые с войны пришли, им не нужны. Знаешь, сколько наших там перебили? – тихо произнёс Дима. – У меня всё продумано было! Всё! Вот-вот взяли бы этого Хаттаба! Всё готово было! Сам всё спланировал, всё утвердили! Я бы ему лично башку отчекрыжил! Этим самым ножом.

Откуда достал нож, я даже не понял. Очень острый, блестящий, с лезвием, на котором были царапины от точильного камня. Явно забугорный, не наш. И владеть им он умел.

А говорить стал про свою больную тему. Не про мир, а про то, что было там. Потому что это беспокоит сильнее, то не законченное дело, и он будто снова пытался собрать группу. Просто враг другой, хотя для него разницы нет, кто именно его враг. А она есть.

– Не вышло, – произнёс я.

– Отрезать хотели ему башку, как они наших пацанов резали, – совсем глухо говорил Бродяга. – Всё готово было. Но пошло всё через жопу.

– Засада там была на вас? – спросил я. – Кто-то сдал?

– Да, – он кивнул. – Дохрена их там было. Мы отход запросили, а нам велели держаться, что вертушка заберёт. Никого не забрали, мы с боем через них пробивались. Столько наших там полегло. Миха в плен попал. А виноватым меня назвали. Хаттаб, сука, посмеялся тогда. А потом узнал, что они бой на камеру снимали. Ещё сняли, как после боя Михе башку резали. И мне домой прислали кассету, сука!

Он три раза ударил себя кулаком по бедру, а после замолчал ненадолго.

– Заодно показали, что адрес знают, – продолжил Бродяга. – Они же нас всех по именам знают, сука. Всё куплено.

Где-то рядом завелась машина. Кто-то выезжал из гаража неподалёку. Сирен не слышалось, никто за нами пока не ехал, хотя в городе должен начаться переполох.

– Хреново, – сказал я. – У нас тоже тогда пацаны в засаду влетели. Продавал там у нас один со склада пушки, но хитро. Отправлял конвой и «духам» говорил, где и когда пройдёт, те засаду устраивали на маршруте, и сами всё забирали. А гад вроде как и не при делах.

– И что?

– Так что, поняли, что происходит, особисты начали его вычислять. Зарядили «Шишигу» без груза, обманку, но с накладными и сопровождением. Хотели засаду устроить, место подготовили, где они могут напасть.

– Не вышло?

– Через одно место всё пошло. «Духи» напали, но не там, где ждали. Или схитрили, или им стуканул кто-то, где засада будет, но про груз не передали. Вот и напали они, внаглую. Перестреляли всех, потом увидели, что машина пустая, и ушли без стволов. Вот только что? В итоге, на ворюгу, который с «духами» торговал, дело завели, особист медаль получил, а вот пацаны теперь на кладбище. Ошибка, мол, случилась, недоглядели. И для чего это было? Никто так и не сказал.

Мы переглянулись. Он смотрел на меня внимательно. Все смотрели. Снова понимают, где свой, а где чужой. Это как переключатель.

Да. Половину своей группы Бродяга потерял, здесь собирал новую, даже не видя, что и её могла ждать такая же участь. Потому что другого способа не знал. Я спросил:

– Но сейчас почти тоже самое, только ты, Дима, в роли этого особиста, который всё придумал. Цели-то у него хорошие были, да вот результат. Вот скажи мне, Бродяга, хочешь новых положить?

– Нет, – прохрипел он. – И я делаю всё, чтобы…

– Погоди. Вот сейчас то же самое, ты ведёшь отряд в засаду. Хочешь сам её сделать, а её на тебя устроят, потому что у них возможностей больше. Ты разборку хочешь, а бандиты в этих разборках разбираются лучше, они там как рыба в воде. Там было хреново, но у нас армия была, разведка, вертушки, грады. А здесь нас мало, и у них есть всё.

– Как боевики, – хмыкнул один из парней Бродяги. – Тоже нихрена не было, а против нас стояли.

– И снова не так. Они были дома, на своей территории, а сколько бабла и оружия им шло – не хуже меня знаете. А нас мало, и все считают, что мы слабы. И ошиюатся. А нам нужно сработать иначе, правильно. Без наездов и стрелок.

Бродяга уставился на меня. Рука тряслась, как и раньше, когда не надо было стрелять.

– И чё делать? – спросил он.

– Иначе надо действовать. Чтобы понимали, что это им друг с другом можно стрелки делать, а мы им не по зубам. Чтобы у них сил не осталось с нами сдюжить. Мы все заодно, действуем сообща, а не как там, где всякие крысы продавали боевикам секреты. Здесь мы хотим победить. Фиделю конец, и этим надо пользоваться. Здесь тоже любят жрать слабых, но правил у них ещё меньше, чем у духов. Поэтому с ними иначе надо. Нужен другой подход.

– И как?

– Нужна драка не ради драки, – сказал я. – А подраться, чтобы эти драки закончить, Дима. За Фиделя будут мстить. И вот тут надо вмешаться, пока не поздно. И не только нам – вам тоже надо действовать с нами заодно. Думаешь, почему мы, моя группа, все до сих пор живы? Не потому, что ты Фиделя переехал. Они нас давно хотели сожрать, но не могли. Никто. За нами следак охотился, не вывез. Боевики хотели одного из наших собрать – обломились. И вот сейчас ничего не выйдет. Не смогут. Потому что мы готовимся и делаем то, что умеем лучше их. Потому что знаем цену друг другу, что на войне, что в бизнесе, что в мире. Проверены. И вот, тот же вопрос. С нами вы или нет?

Бродяга задумался, молчал долго, почти целую минуту. Парни тихо переговаривались, спорили. Расклад им дал, но это не значит, что они тут же побегут делать всё, что я им говорю. Но задумаются и подключатся, если поймут, что это может как-то выгореть. А у меня была для них задача, чтобы они в это поверили.

Сразу не согласятся, но поработать можно. На наших условиях, чтобы выжить и выстоять, а не сгинуть в очередной бандитской разборке.

– Делай, как знаешь, – он поднял голову. – Пацаны всё равно за тобой идут. Чё-то, значит, есть.

– А вы что? Помощь не помешает. Есть для вас задачки, и как раз по твоему профилю, Бродяга, ты же старый вояка. И пацаны при деле будут, чтобы до них за Фиделя не добрались. Надо будет вилять, чтобы за это они искали совсем другого. Начало положено, но надо продолжать.

– Ладно, посмотрим, – неопределённо сказал Бродяга и покосился на меня. – Чё ты там придумал? Давай глянем твой план.

– Погоди пока. Надо наших парней собрать. А пока – можешь достать мне кое-что?