Ладно, что уж тут? Перекресток таинственных аллей, затерянных среди бескрайних болот. Невидимый колокол. Полночь. Вампир. У вампира плохо с головой, а у нее, видимо, хорошо, да? Раз она стоит тут с пистолетом, а не сидит в своей мансарде с книжкой.

Берана взяла пистолет обеими руками. Подняла, как учил Заноза, на уровень груди. И увидела – впереди, на аллее, далеко – еще один светящийся силуэт. Только у него, кроме головы и корпуса, были еще руки. И… кажется, развевающиеся волосы.

Да, точно, это бежала девушка, она путалась в юбках, призрачных, но тяжелых от росы или от дождя. Берану аж передернуло, стоило представить, как мокрая ткань липнет к коже.

До нее донесся отчаянный крик. А потом за спиной у девушки выросла огромная тень. Гигантский черный пес бросился на спину несчастной, сбил с ног. Крик захлебнулся, сменившись низким, страшным рыком. И такое же рычание – тяжелое, жуткое, от него земля под ногами вздрогнула – раздалось за спиной.

Берана быстро обернулась. Увидела, что глаза у Занозы светятся, как два синих огня. Быстро перекрестившись, она начала отходить так, чтобы оказаться подальше и от вампира, и от того – черного. От призрака собаки, который убил девушку… нет, убил другого призрака. Призрак убил призрака. Они, наверное, делают это каждую ночь, когда пробьет полночь. Живые им не нужны.

А мертвые?!

Собака понюхала воздух. Завыла. И развернулась в их сторону.

Берану изнутри, откуда-то от самого позвоночника, обдало холодом.

Страшно!

Господи, как же страшно!

Она бросила пистолет и схватилась за нож. Так страшно, что хочется кричать! И бежать. Как та девчонка. Она не убежала – не смогла. Берана знала, что не будет и пробовать. У нее есть оружие, значит, она будет драться. А Бог и святая Тереза защитят от призрачного зла.

Пес пошел к ней по аллее, принюхиваясь, низко опустив квадратную башку. Глаза его светились сквозь клочкастую шерсть. Он шел все быстрее. Быстрее…

Прыгнул, когда до Бераны оставалось каких-нибудь двадцать шагов.

Она мгновенно присела, чтоб не дать сбить себя с ног. Бить – в брюхо. Колоть. Выпустить кишки. Добраться до сердца. У нее получится!.. Она не может умереть тут. Так.

Рядом грохнул выстрел.

Вампиру нужно двенадцать пуль в голову. Сколько нужно призраку? Все восемнадцать из обоймы? Да хоть сто восемнадцать! Призраки неуязвимы для пуль. Лишь холодная сталь…

Заноза выстрелил один раз. Огромный пес кувыркнулся в воздухе, свалился на бок, завизжал так отчаянно и громко, что с каменных арок посыпались остатки штукатурки.

Заноза не убил его? Промахнулся? Берана уже забыла, что призраки неуязвимы для пуль, теперь она удивлялась не тому, что Заноза сумел ранить чудовище, а тому, что он – лишь ранил. Он же никогда… Всегда только в голову или в сердце. Он не может промазать!

Заноза пронесся мимо. Подбежал к воющей, скулящей твари, скинул плащ, присел рядом. Вытащил из кармана складной ножик и полоснул себя по запястью. Несколько раз. Глубоко. Сильно. У вампиров не течет кровь, даже если их ранить. Но если вампиру нужно, то он может поделиться кровью.

С тем, кого любит. Или с тем, кого хочет подчинить. Или – Берана забыла про это условие, вспомнила только сейчас – с тем, кого хочет вылечить от ран или болезни. Было слишком темно, чтобы увидеть кровь, но пес перестал скулить. И он на глазах становился… настоящим. Из гигантской призрачной собаки превращался в гигантскую – материальную. Очень-очень злую. А от настоящих собак Бог не спасает, да и святая Тереза тоже, наверное, сможет только посочувствовать.

– Щенок же, – сказал Заноза, не оборачиваясь. – Ему года полтора. Ты видела, как он двигался?

– Я-а… – голос сбился на хрип, и Берана, кашлянув, начала сначала, – я не присматривалась. Я не разбираюсь в собаках. Я люблю лошадей.

Эбенос и Гнедко, наверное, взбесились от страха. Вроде бы, она слышала их ржание, но тогда рычал пес, и кричала девушка, и Заноза, между прочим, тоже рычал. Берана оглянулась туда, где остались лошади. Различила два высоких силуэта и понадеялась, что они не призраки. С привязи ни тот, ни другой не рвались, но и спокойно не стояли. Значит, живые, наверное. Нормальные. Боятся. Хорошо, что не бесятся.

Заноза погладил пса по голове. Сказал ему что-то. На незнакомом языке. Вот то же самое он, наверное, и лошадям на Тарвуде говорит, но очень тихо, потому что там его заклинания любой может услышать и тоже начнет пользоваться. А это, может быть, секретная вампирская магия. Или нет, у вампиров нет магии. У них дайны. В общем, секретные вампирские секреты.

– Надо успокоить лошадей, – Берана встала на ноги, подняла пистолет, – уйми Гнедко, у тебя лучше получится. А я займусь Эбеносом. Заноз, ты этого… щенка… заколдовал? Или просто вылечил?

– Вылечил. Не знаю, почему он материализовался. Но я про свою кровь много чего не знаю.

– Теперь его нельзя тут оставить, – был бы щенок не щенком, а взрослым псом-людоедом, Берана бы его сама зарезала. Но бросить маленького одного в безлюдном, полном призраков месте было невозможно.

– Нельзя, конечно, – Заноза тоже встал. И огромный пес тут же вскочил на ноги. Черная, лохматая, страшная тень. Правда, что ли, щенок? – Хасан давно собаку хочет, – кажется, во всегда уверенном голосе своего вампира, Берана расслышала сомнение, – извини, сегодня не постреляем. Я тебя провожу в таверну, и сразу домой. Надо успеть это… выкупать, причесать и постричь. А то Хасан не поверит, что хочет собаку, даже если я буду очень убедительным.

– Ты уже придумал, как его зовут?

– Угу. Фидо⁸.

Святая Тереза, каким же он иногда бывает нудным!

* * *

Выйти из спальни на закате и обнаружить под дверями упыря с ноутбуком – верный признак того, что ночь спокойной не будет. А когда под дверью обнаруживаются сразу двое: упырь и гигантская собака, вроде русского черного терьера, только еще больше – значительно больше – это к изгнанию кого-то из дома в собачий приют. Вместе с собакой.

Хасан остановился в дверях, рассматривая пса. Тот прижал уши и слегка подобрался. Заноза, который сидя был на полторы головы его ниже, поднял взгляд от ноутбука и просиял улыбкой. Пес тут же довольно осклабился. Уши снова встали торчком, и по полу застучал обрубок хвоста.

– Ты притащил в дом собаку, – сказал Хасан.

– И тебе добрый вечер, – Заноза встал, и псина тоже оторвала задницу от пола. Аллах, ну и здоровая же тварюка! – Это Фидо. Он уже знает команды «сидеть», «лежать» и «стоять».

– Команду «фу» он знает?

– Пока нет.

– А команду: «вон из дома?»

– Хасан…

– Ты где его взял?

Пес выглядел жутко, но был ухожен, аккуратно пострижен, шерсть блестела, а ухмылка обнажала белые, чистые зубы. Домашняя собачка. Сбежал от хозяев? Ну да! Из военной лаборатории, специализирующейся на создании супер-солдат и супер-собак?

– Я его для тебя привел. Ты же говорил, что хочешь собаку.

– Я?! Когда?

Так. Неправильный вопрос. У британского клопа такая память, что на вопрос «когда» он отвечает, не задумываясь.

– В девяносто шестом, восемнадцатого апреля, – ответил Заноза мгновенно, – мы ехали мимо собачьего пляжа, и ты сказал, что было бы неплохо завести собаку, да только они тебя боятся. Ну, так вот. Собака, – он потрепал черное чудовище по ушам, – и Фидо тебя не боится.

Фидо не боялся. Ни капли. Лыбился, вилял хвостом, смотрел с щенячьим любопытством. А Заноза не ответил на вопрос, где он добыл эту тварь. Это он-то, не упускающий возможности во всех подробностях рассказать обо всех своих подвигах. Стало быть, вопрос неудобный. Но не спер же он пса. Нет, мальчик на многое способен, но воровать станет только в самом крайнем случае.

– Это Хасан, – сказал Заноза. – Видишь, Фидо? Это Хасан. Он хороший. Он теперь твой хозяин. Ты же нас не выгонишь? – это уже точно было не собаке. – Мы будем себя хорошо вести. Он послушный.

– Он послушный, а хорошо себя вести будете вы оба? – уточнил Хасан.

– Это шантаж.

– Да.

– Оба будем, – буркнул Заноза.

Рано или поздно это должно было случиться. Все дети приносят домой щенков и котят, и просят разрешения их оставить. У обычных детей, правда, не хватает наглости вместо обещаний ухаживать за зверушкой, прямо говорить: «это тебе». Хотя, в случае Занозы – это не наглость. И даже не честность. Он действительно хотел подарок сделать.

Сделал…

– Что он ест-то?

– Ну, – пальцы с накрашенными черным ногтями снова потрепали пса по ушам, – пиццу. И гамбургеры. Это мы сегодня выяснили. Арни, Блэкинг и я. Он пять больших пицц съел. Не наелся. Тогда Франсуа ему отдал еще упаковку гамбургеров. Большую. Он бы еще съел, но я решил, что хватит. Нефиг переедать. А раньше он, кажется, девственницами питался.

Видимо, у Хасана на лице что-то такое отобразилось, потому что Заноза заторопился, замотал головой:

– Не-не-не! Ему не только пиццу… то есть, я думаю, ему и от пиццы вреда не будет, он моей крови напился, у него желудок теперь железный. Но Франсуа обещал диету подобрать.

– Девственницы, – напомнил Хасан. – Про девственниц подробнее.

– Долгая история. Пес-призрак, древнее проклятье или что-то такое. Знаешь, все женщины рода в восемнадцать лет обречены погибнуть от клыков огромной волшебной твари. Вот… Фидо и есть огромная, волшебная тварь. То есть, был. Теперь только пицца и гамбургеры. Пока Франсуа что-нибудь не придумает.

Франсуа придумал диету для вомбатов, которых в прошлом году притащил Арни. Надо полагать, что и с диетой для пса-людоеда он разберется. Правда, зная Франсуа…

– Ты предупредил его, что в рационе не должно быть человечины?

– Девственниц. Восемнадцатилетних, – в голосе Занозы послышался скепсис, – даже Франсуа понимает, что это невозможно. Разве что он их сам выводить будет. Хм… – скепсис исчез, а взгляд синих глаз стал задумчивым и слегка тревожным. – Слушай, я ему скажу.

Это означало, что собака остается в доме. И, определенно, это означало, что остаться ей позволил Хасан. Он уже не пытался понять, как такое происходит. Точно помнил, что родные сыновья веревок из него не вили, даже никогда не пробовали. Но за без малого восемьдесят лет он не мог не измениться.

– Только не Фидо, – пес на кличку не отреагировал. Хорошо. Значит, не привык еще. – У вас что ни собака, то Фидо, будто других слов нет. Будет Мухтар. Хорошее имя.

– Ага, – Заноза серьезно кивнул, – главное, редкое.

* * *

– Неужели твой вампир сумел ранить призрака? – сеньора Шиаюн покачала головой. По золотой маске пробежали блики, и показалось, будто металлические губы улыбаются. Это была такая улыбка, как будто Берана – ребенок и что-то выдумала, и хочет, чтобы взрослые поверили. – Ранить, а потом воплотить? Берана, он же просто вампир. Мертвый мальчик с мертвым сердцем.

– И с волшебной кровью, – возразила Берана. – Он и убить мог, не только ранить.

Слова про мертвое сердце неприятно кольнули. И остались… в мыслях, что ли? В той части мыслей, которые не думаешь, а которые просто есть, и они… кружат, и кружат. Заноза странный. Непонятно, любит он или нет. Так, может быть, потому и непонятно, что у него мертвое сердце?

Берана вовремя напомнила себе про волшебную кровь. Сеньоре Шиаюн сказала, а потом и сама вспомнила. Волшебная. Драгоценная. А Заноза не пожалел для нее этой крови. Хотел защитить от какой-то вампирши. А вчера ночью защищал от пса-призрака. Дрался за нее. Не с выдуманным драконом, а с настоящим чудовищем. Если это не любовь, то что? Заноза ведь не любит драться. Берана сама слышала, как сеньора Лэа ему пеняла, что он слишком вежливый, и непонятно, зачем носит оружие. Никакой он, конечно, не вежливый – разве что с сеньорой Лэа – но зачем оружие носит все равно непонятно. Если ему на ногу наступить, он извинится. Нет бы сказать: глаза разуй, мурло, смотри, куда прешь! Хотя, может, извиняться – это и есть вежливость? Да не важно. Главное, что на призрака он зарычал и всадил тому пулю. Одной пули хватило, чтоб тварь угомонилась и стала обычной собакой. Еще и щенком.

– Он дал свою волшебную, драгоценную кровь тебе, чтобы ты стала сильнее. И так же дал свою кровь собаке? – теперь улыбка была и в голосе сеньоры Шиаюн.

– Да не так же, – Берана почувствовала, что краснеет. – Дело же не в крови.

Дело было и в крови тоже. Но если бы она могла как-нибудь спасти раненого щенка, она бы спасла. Хоть бы и пришлось для этого поделиться чем-нибудь драгоценным и волшебным. Вот и Заноза спас. А ей он кровь дал не так, и не для того, и, вообще, это был просто повод ее поцеловать. Теперь вот поводов нет, и Заноза ее не целует. Но это же не значит, что он не хочет.

У него мертвое сердце.

А может, он просто стесняется?

Берана за англичанами не замечала особой стеснительности. На Гибралтаре и Минорке они были наглыми, надменными, и жестокими. Не такими жестокими, как испанцы – у испанцев все от души – а как машины. Здесь, на Тарвуде, она прочла книжку, где английских моряков назвали железными людьми на деревянных кораблях, и она сама не сказала бы о них лучше. Но сеньор Мартин говорил, что Заноза – настоящий рыцарь. И он был не моряк. И родом из совсем другого времени.

Все слишком сложно, чтобы Берана могла сама разобраться. И с Мигелем не поговоришь. Как с ним о таком говорить? Он, вообще, может решить, что Заноза ее как-нибудь обидел. А если и нет, все равно. Мигель ничего не понимает ни в англичанах, ни в вампирах, а восемнадцать ему было очень давно.

– Ты же ему не веришь, Берана, – вот сейчас сеньора Шиаюн говорила, как, наверное, мать могла бы говорить с дочерью, – ты больше не боишься, что он сделает тебе что-то плохое, но не веришь ему и не доверяешь. Иначе, девочка моя, ты не стала бы защищать его от призрака. Ты позволила бы ему защитить тебя.

– Но Заноза же как раз…

– Из-за твоей спины. Ты собиралась драться с псом. Ты не верила, что твой вампир сможет постоять за тебя? Или не верила, что он будет это делать?

– Да просто пули ведь… а это призрак…

– А призраков пули не берут, – кивнула сеньора Шиаюн. – Значит, ты не верила, что он может. Но надеялась, что попытается?

Да. Или нет? Сейчас разве вспомнишь?

– Ты постарайся. В такие моменты, перед лицом опасности, все чувства становятся честными и чистыми. Наносное исчезает, оставляя только правду. Постарайся вспомнить, Берана.

И оказалось вдруг, что это очень легко. Вспомнить оборвавшийся крик убитой девушки, рычание чудовища, и такой же страшный рык из-за спины. Глаза Занозы светились синим. Он был страшнее призрачного пса. Берана не думала, сможет ли он защитить ее. И не думала – захочет ли. Она боялась его. Не чудовище, которое вынюхивало ее, стоя посреди аллеи, а своего вампира, превратившегося в чудовище у нее на глазах.