Ее жизнь, раньше насыщенная и довольно интересная, сузилась до размеров ее отдела. Она любила приходить на работу рано, поливала многочисленные цветы, ставила в вазочку букетик цветов, который покупала на углу у метро, заваривала свежий чай и усаживалась перед окном. Там, где Яуза впадала в Москва-реку, перемешивались потоки машин и потоки пешеходов, маленький парк неслышно шумел низкими деревьями. Светлана смотрела на эту жизнь за окном, пыталась угадать чужие судьбы, немного завидовала, но зависть ее была тихая и незлая, как зависть человека, не рассматривающего борьбу как стиль жизни. Потом приходили остальные сотрудники. Причесавшись, первым делом хватались за свои кружки и тоже усаживались пить чай и сплетничать. День постепенно набирал обороты и заканчивался, когда уже зажигались настольные лампы и в большой комнате становилось уютно. Тогда все начинали собираться домой, и только Светлана не спешила. Она оставалась совсем одна, опять пила чай, смотрела уже в ночное окно и, наконец, когда, поток машин становился тише, когда прохожих почти не было на улице, а у соседнего модного вечернего заведения со свистом тормозили шикарные машины, неспешно собиралась, выключала свет и выходила в темноту. Дома ее встречал настороженный взгляд отца, ужин, который мама всегда оставляла на столе, обычный вопрос о том, как прошел день, и бодрые, несмотря на позднее время, телевизионные дикторы. Светлана торопливо ужинала и закрывалась в ванной. Это было единственное место в ее жизни, где не было посторонних глаз, где она была наедине с собой, где ее никто не мог окликнуть. Правда, через полчаса мама начинала стучаться в дверь и задавать наспех придуманные вопросы. При явном жизненном одиночестве у Светланы Никольской наблюдался дефицит уединения. Того состояния, когда человек принадлежит только себе самому.

Канун Нового года выдался хлопотным. Библиотечное начальство решило провести инвентаризацию, не ограничивая доступа для посетителей. Библиотека, как считает большинство, – это много книг, тишина, пыль и строгие дамы в вязаных кофтах. «Горящий» диплом, срочная пересдача экзамена, страх перед диссертационным оппонентом – все это заставляет библиотеку любить и уважать. Как только экзамен сдан, а у новоиспеченного кандидата побаливает голова после банкета, о библиотеке забывают. Небольшая категория граждан знает, что библиотека хранит в себе прежде всего редкие единицы. Как правило, их не выдают читателям, да и для чтения в читальном зале сотрудники, будь их воля, выделяли бы специальную охрану. И хотя эти книги, газеты и журналы являются государственной собственностью, отношение к ним у библиотекарей, как к реликвиям домашней коллекции. А потому инвентаризация воспринималась всеми как мероприятие муторное, но нужное. Однако в отделе, где работала Светлана, поднялся шум. Инвентаризация предполагала не только перепись всего, что стояло на полках, хранилось в шкафах, но и тщательное изучение всех экземпляров, сложенных в прошлую инвентаризацию в специальные комнаты-хранилища. А также страшные синие пыльные халаты, грязные руки, метание между хранилищами и посетителями. Последние в конце года становились совершенно невыносимыми – все они спешили что-то дописать, что-то досдать, что-то допечатать.

– Как хотите, но наш отдел надо закрыть. У нас все-таки не книги, а газеты и журналы. Подшивки толстые, тяжелые. Мы все будем в фонде, а кто с людьми будет работать? – Ирина Анатольевна воинственно расправила плечи и, достав ярко-оранжевую помаду, приготовилась идти к начальству.

– Правильно, – поддержала ее Юля Нестерова, – пусть нас закрывают.

Люда Шилова и Светлана промолчали. А Оля Резникова решилась на очередной больничный. У нее были все признаки астмы, так что библиотечная пыль пойдет ей явно во вред.

Ирина Анатольевна вернулась через час с недовольно поджатыми губами.

– Не договорилась, – с тайным злорадным удовлетворением произнесла Юля.

– Они сами не знают, чего хотят. Сказали, чтобы и инвентаризацию делали, и людей обслуживали.

– Ну, Ирка, чего ты тогда губы красила своей морковной помадой?! – Нестерова ехидно улыбнулась.

– Сама бы пошла и поговорила, – огрызнулась Бажина, с тайным удовлетворением поглядывая на себя в маленькое зеркальце.

– Так ты у нас вождь. Тебе и карты в руки.

– Меня никто вождем не выбирал, это была моя собственная инициатива.

– Переоценила ты себя, – Юля обожала «завести» Ирину Анатольевну.

– Так как работать будем? – неожиданно для всех спросила Светлана.

– График составим, половина сотрудников с посетителями, половина – в фонде. Потом меняемся. Короче, как обычно.

– Меня не считайте, я чувствую, что заболеваю. – Оля Резникова натужно покашляла.

– Кто бы сомневался, – Нестерова со значением посмотрела на Бажину.

Решено было, что Светлана будет работать в паре с Юлей, а Ирина Анатольевна – с Людой.

– Ой, как хорошо! – сказала по этому поводу Люда. – Вы мне все расскажете про фонд, чтобы я лучше ориентировалась.

В следующий понедельник Светлана, облаченная в линялый, на два размера больше халат, вытирала тряпкой пыль со старых подшивок и заносила в гроссбух инвентарные номера. Юля Нестерова в кокетливо повязанном платочке «Hermes» сидела в старом кресле и, наблюдая за Светланой, рассуждала о мужчинах:

– Ты знаешь, почему у женщин такие проблемы с мужчинами?

– Нет, – отвечала Светлана, пытаясь не дышать пылью. Та скопилась на старых подшивках, давно предназначенных на списание, но не списанных из-за внезапных кадровых перестановок.

– Проблемы оттого, что женщины представляют мужчин такими же людьми, как и они сами.

– А они что, не люди?

– Перестань, я не про затертые до дыр пошлые глупости. Я про то, что мужчины никогда не смогут быть такими, какими мы их хотим видеть.

– Это почему же?

– Да потому, что они тогда вымрут.

– Это следствие, ты пропустила причину. Почему они вымрут, если мы их заставим измениться, и почему они не смогут измениться? – в логике Светлане отказать было нельзя.

Юля кокетливо повертела головой и произнесла:

– Потому что им это не дает сделать их инстинкт самосохранения. Мужчина, который изменится настолько, насколько хочет женщина, перестанет быть мужчиной. Он уже никогда на женщину не посмотрит.

Светлана от души расхохоталась. Сама она искренне считала, что переделывать вообще никого никогда не надо. Надо просто попытаться приспособиться. Ну, конечно, если речь не идет о жизненно важных вещах. И если уж люди решили жить вместе. У нее перед глазами стоял пример ее семьи – мать приспособилась к властному и иногда почти деспотичному отцу так, что теперь он даже не замечал, что живет по правилам матери. «Впрочем, тепла, от этого в доме не прибавилось», – со вздохом подумала Светлана. К своим почти двадцати пяти годам она так привыкла к одиночеству, что все эти вопросы совместимости ее не волновали. Светлана потихоньку становилась эгоисткой – она плохо себе представляла, как можно отказаться от девятичасового сна в выходные, от долгих прогулок в лесопарке (для здоровья полезно!), вкусных обедов в воскресенье. Она любила выпить бокал красного вина поздно вечером, любила сыр с резким запахом, который, невзирая на гримасы родителей, хранила открытым в холодильнике. Запахом этим пропитывался даже борщ. Так, во всяком случае, утверждал отец. Изменять своим привычкам и обычаям ей совсем не хотелось, даже ради мужчины. Юля же, пережившая не один бурный роман, пришла к заключению, что отношения можно сохранить, только отказавшись от попыток превратить собственного любовника в любимого киноактера. Например, в Джорджа Клуни. В разговорах о жизни и переписи библиотечного фонда бежали дни, неумолимо приближая новогоднюю ночь, в которую Светлана, выпив с родителями шампанского, ляжет спать, не выдержав комментариев отца в адрес участников «Голубого огонька», а Юля уже в два часа ночи начнет дуться, поскольку ее молодой человек заспешит домой к жене с плохим характером (по его собственному признанию) и совершенно избалованным детям.

Тридцатого декабря, в последний рабочий день, коллектив решил отметить наступающий праздник. «Оливье» приготовила Бажина, пирог с капустой и яйцом – Люда Шилова, Юля Нестерова испекла огромный многослойный торт и печенье с вареной сгущенкой. Светлане поручили купить шампанское, сок и кило мандаринов. С этими покупками в руках и с подшивкой французских газет за 75-й год она столкнулась с высоким полным человеком. На его затылке еле держалась шапка-«пирожок» из черной каракульчи. Мужчина был в светлой дубленке нараспашку, так что можно было увидеть дорогой костюм с ярким, почти новогодним галстуком. Красный как рак, мужчина даже не подумал уступить Светлане дорогу, столкнувшись с ней в дверях. Наоборот, он сделал стремительный рывок навстречу, с силой толкнув пакет с напитками в ее руках. Пакет с грохотом обрушился на тяжелую дверь хранилища, и все почувствовали новогодний запах шампанского.

– Вас не учили уступать дорогу женщинам? – Светлана пыталась разглядеть, не попало ли шампанское на ее замшевые сапоги.

– Женщинам – учили, но где вы здесь видите женщин?! Это же ведьмы сплошные, – с этими словами господин в «пирожке» сел в лифт и уехал.

Несмотря на разбитую бутылку шампанского, праздник удался. Выпили настойку на бруснике, которую прихватила запасливая Бажина, попели песни, всласть посплетничали о буйном визитере.

– С чего он так разозлился? – спросила наконец Светлана.

– А он требовал два журнала с собой. Да еще таким тоном. Мол, он писатель. Известный, а мы… А у самого куча материалов. Мы ему отказали. Вернее, Юлька отказала.

– Как ни умолял, как ни просил. – Юля по-кошачьи потянулась.

– А он что, писатель, действительно?

– Ага, на политические темы пишет.

– Да ладно, праздник все-таки, конец года, мало ли для чего человеку нужно. – Светлана отпила наливочки. По телу разлилась приятная слабость. В отделе было уютно, празднично, никуда не хотелось идти. Разошлись они в ночную предпраздничную Москву, обсудив напоследок график новогодних дежурств. Светлана мягко покачивалась в почти пустом вагоне метро, предвкушая целых два выходных – ее дежурство приходилось на второе января.

Москва в первые новогодние дни до умопомрачения хороша. Несмотря на снег, снег с дождем или лютый мороз. Как будто прибранные пустынные улицы с елками и гирляндами замерли в ожидании синих вечеров, гуляющих людей, завороженных ребятишек. А пока, утром, чистые спокойные улицы наконец показывают себя во всей красе – со старыми доходными домами, ажурными решетками бульваров и особняков, изморозью реки. Густой дым над центральной ТЭЦ иногда заслонял солнце, именно этот дым неожиданно делал зимний город уютным. Как делает уютным зимний пейзаж дым над печной трубой. Светлана вышла на одну остановку раньше, ей хотелось пройти по Покровке и по Солянке. Она перед праздниками во всей этой суете даже не заметила, что город украсили, что витрины полны заманчивых сюрпризов, что каток на Чистопрудном бульваре уже давно работает и рядом продают плюшки, блины и горячий чай. Ранние посетители нарезали круги, радуясь тому, что каток пуст. Дойдя до угла бульвара и Покровки, Светлана с удивлением обнаружила, что ее любимый комиссионный магазин открыт. Она на минуту задумалась. Здесь продавались хорошие, иногда совсем новые вещи по вполне вменяемым ценам. Сейчас у нее в сумочке лежали премия и зарплата. Светлана на минуту задумалась, а потом толкнула стеклянную дверь.

В магазине скучали продавщицы.

– С Новым годом! – обрадованный, но все же недоверчивый хор обратился к Светлане.

– С наступившим! – отзывалась Светлана и, предвкушая открытия, пошла вдоль вешалок.

– Вы знаете, тут перед праздниками такую вещь принесли. Прямо для вас. И денег просят немного. Люди просто спешат продать. Уезжают, видимо.

Это начало Свете было знакомо. Она сначала вежливо отмахнулась, но любопытство перевесило рассудительность. Бойкая продавщица юркнула в подсобку, а потом вынесла оттуда что-то темное в плотном дорогом чехле. Когда чехол сняли, то взору предстала маленькая черная норковая шубка. Светлана зачарованно застыла.

– Боюсь, не потяну, – наконец неуверенно проговорила она.

– Бросьте, цена смешная. Но вы сначала примерьте, а то что раньше времени о покупке думать.

Светлана колебалась совсем недолго. Сняв свой коричневый пуховик, она взяла в руки невесомый мех и осторожно набросила его на плечи.

– Да что вы, в самом деле. Надевайте, прямо на ваш свитер. Вам точно будет по размеру, – загалдели продавщицы.

Светлана надела шубу и посмотрела на себя в зеркало. «Подумать только, всего-навсего немного шелковистого меха, и я совсем другой человек», – подумала она. Действительно, из зеркала на нее смотрела высокая, изящная белокурая дама с нежным румянцем. Черная норка оттенила белокурые волосы и подчеркнула светлые большие глаза.

– Вот это да! – охнули девочки-продавщицы. – Да вы просто королева!

Светлана и сама это видела. Но она прекрасно понимала, что купить это чудо не получится. Покрутившись еще минут пять у зеркала, она с сожалением сняла шубку.

– Спасибо, но боюсь покупка не про меня.

– Да вы даже не спросили, сколько стоит.

– Думаю, что в любом случае цена меня расстроит.

Старшая из продавщиц подошла к Светлане.

– Она стоит всего… – тут продавщица слегка понизила тон и произнесла цифру, которая Светлану почему-то не напугала.

– Всего? А почему так недорого, с ней что-то не так? – она снова взяла в руки шубку.

– Все с ней так, просто деньги людям нужны, а сейчас покупателей в праздники мало будет, вот назвали такую сумму.

Светлана задумалась, чтобы купить это черное чудо, надо отдать все, что у нее лежит в сумочке.

«Ну и черт с ним, куплю. А если что, займу у девчонок». Она потянулась к деньгам.

Из магазина Светлана вышла в новой шубке, пуховик же несла в большом пакете, который ей выдали добрые девочки продавщицы. Она заглядывала в большие стеклянные витрины и была счастлива, когда вместо ее обычного отражения на нее смотрела элегантная дама в черной норке.

Вахтер внизу радостно пожурил ее:

– Ага, Светлана Леонидовна, опаздываем, после праздников на работу не хотим идти! – А потом не сдержался и добавил: – Какая вы сегодня шикарная, наверное, на свидание собираетесь?

Светлана радостно улыбнулась и вошла в лифт. В пустом отделе было солнечно от зимнего неба. Светлана, бросив сумку на стол, раздеваться не стала, а поглядывала на себя в большое зеркало, которое висело на стене между стеллажами. В тот момент, когда она, подняв воротник, состроила, как ей показалось, очень гламурную мину, откуда-то сбоку послышался кашель.

– Извините, я не помешал?

Светлана оглянулась и увидела того самого посетителя в «пирожке». Правда, сейчас на его голове шапки не было, и дубленку он свою держал в руке. А еще он держал огромную охапку роз и пакет, из которого выглядывала бутылка шампанского и уголок огромной коробки конфет.

– Не помешали, но хорошо бы стучаться. – Светлана от растерянности запахнула на себе шубу, как будто под ней ничего не было.

– Я стучался, но мне никто не ответил, я поэтому вошел.

– Что вы хотели? Если получить издания, то, к сожалению, мы вам сейчас помочь не можем. У вас задолженность перед библиотекой.

– Нет, я не за журналами. Я хотел бы принести извинения и вот, – тут посетитель неловко положил букет роз на стол и пакет с шампанским.

– Спасибо, вы, конечно, погорячились. – Светлана наконец сняла шубу.

– Вы не представляете, как они со мной тут разговаривали, – мужчина покрылся красными пятнами.

– Вам показалось, вы, наверное, не так поняли. – Светлана поспешила его разуверить, хотя отлично знала свой милый дамский коллектив.

– Ничего мне не показалось, – вдруг так же внезапно успокоился человек, – поздравляю вас с Новым годом, и передайте мои извинения коллегам.

– Спасибо, передам.

– До свидания, – посетитель потоптался у дверей и, уже выходя, вдруг произнес: – А шуба у вас изумительная, и вам она очень идет.

Светлана залилась румянцем и ничего не ответила.

Где-то через месяц, когда уже устали праздновать Новый год, а новую шубу Светланы померили все, когда Никольская уже влезла в долги из-за своей расточительности, а на улицах вдруг запахло весной, в отделе раздался телефонный звонок. Звонили снизу, из бюро пропусков. Просили Светлану Леонидовну.

– Алло, я слушаю, – Светлана держала трубку двумя пальцами, поскольку остальные были в краске. За стеллажами она красила Юлю Нестерову в темно-каштановый цвет.

– Светлана, добрый день. Вы, наверное, меня не узнаете?

– Нет, не узнаю.

– Это Нащокин Михаил Семенович. Тот, который вам шампанское разбил.

– Да, я слушаю вас. Может, вы подниметесь, или боитесь? – Светлана не удержалась от язвительности.

– Боюсь, – быстро согласился говоривший. – И потом, у меня вопрос к вам, лично. Вы не согласитесь со мной сегодня поужинать?

Светлана почувствовала, что ее бросило в жар.

– Но это так неожиданно, я не одета для ресторана, да и для кафе, впрочем, тоже, – Светлана вдруг вспомнила все свои романы, которые заканчивались ничем, и потому решила не испытывать судьбу.

– Да вы не беспокойтесь, хотите, в «Макдоналдс» сходим.

– Нет, в «Макдоналдс» я тоже не хочу, – этот поворот Светлане не понравился совсем.

– Да это я так, чтобы вы не думали, что я сноб и хожу только по дорогим местам. Можете сами выбрать.

Светлана задумалась. Она так давно нигде не была, что и не знала, собственно, куда можно пойти.

– Хорошо, давайте сходим. Только сами решите куда.

– Отлично, я буду вас ждать в машине у входа в библиотеку. В семь часов вечера. Идет?

– Да, – Светлана повесила трубку.

Пять пар глаз внимательно смотрели на нее.

– Встреча. С одноклассником. С тем, который встречал, – нашлась она.

Коллектив разочарованно выдохнул.

Как назло, в этот день домой никто не торопился. Бажина болтала по телефону с подругой. Нестерова ждала, пока окончательно высохнут волосы. У нее в этот день было ответственное свидание, а в лучах февральского солнца так некстати блеснула седина, что пришлось красить волосы на работе. Оля Резникова осталась доделывать проект, который не успела сдать из-за очередного больничного. Только Люда Шилова быстро собралась, но вовремя вспомнила, что не взяла для дочери журналы. Ей пришлось снять пальто и углубиться в стеллажи. Светлана, тайком подкрасив глаза, наспех причесалась, накинула свою шубку и, попрощавшись, пулей вылетела из отдела. Вдогонку ей понеслось бдительное:

– Тебе же еще не позвонили!

Она сделала неопределенный жест рукой и, не дожидаясь лифта, побежала по лестнице вниз. Сейчас ей было все равно, как она выглядит. Чему быть, того не миновать. Ну, не понравятся они другу другу, ну и что. Зато она проведет интересный вечер с достаточно известным писателем. И внешне он симпатичный, только этот дурацкий «пирожок» на голове все портил. На улице перед входом никого не было. Светлана забыла, или, вернее, просто не знала, что стоянку напротив центрального входа запретили. Она в растерянности покрутилась около лестницы, потом подняла воротник и решительно зашагала в сторону метро. В этот момент за спиной просигналила машина. Светлана обернулась и увидела высокий черный джип. Она внимательно присмотрелась – за темным тонированным стеклом сидел писатель Нащокин.

– Садитесь, я уж думал, что вы убежите от меня. Там, у входа, стоять нельзя, вот я за углом и дожидался вас.

– Работы много было под конец, – угрюмо произнесла Света, незаметно рассматривая свою коленку – когда она садилась в высокую машину, то ударилась о дверцу. Не хватало, чтобы чулок порвался.

– Я вас повезу в грузинский ресторан. Он очень скромный, но там очень вкусно. Хозяйка Зоя. И ресторан так называется «У мамы Зои». Вы не возражаете?

– Нет, конечно. – Светлана удобно устроилась и принялась молча смотреть в окно. «Ему надо, пусть сам и темы для разговоров ищет», – подумала она.

Однако темы нашлись быстро. Проезжая мимо «Детского мира», они обсудили советский архитектурный стиль, проезжая по бульварам, вспомнили то, как на прудах ставили елку и фильм «Покровские ворота», на Пушкинской они заговорили о вреде фастфуда – яркая вывеска «Макдоналдса» подсказала им эту тему. К ресторану на Остоженке они подъехали, уже немного узнав друг друга.

В ресторане был полумрак, и Светлана с облегчением вздохнула. Когда же на стол поставили лепешки с сыром, зелень и грузинское вино, стало совсем все просто, по-дружески. Разговор их плавно повернулся в сторону писательской деятельности Михаил Семеновича. Рассказчиком он был замечательным. Светлана, выпив вина, перестала мучиться сомнениями в правильности своего поступка и получала удовольствие. Михаил Семенович веселил Светлану рассказами о поездках в Париж и Рим с группой писателей, о том, как там они ходили по злачным заведениям. Рассказывал он просто, без сальных подробностей, живописно характеризуя приятелей. Светлана, казалось, видела все эти истории, как в кино.

– Я вас как-нибудь с ними обязательно познакомлю, – неожиданно объявил он ей.