Читать книгу «Шамиль – имам Чечни и Дагестана. Часть 2» онлайн полностью📖 — Муслима Махмедгириевича Мурдалова — MyBook.
image
cover



1) Если в преступлении обвиняется замужняя женщина, или девушка, обещанная кому-нибудь в замужество, то обе они подвергаются смертной казни.

2) Этому же подвергаются их обольстители, невзирая на возраст и звание. Мюрид Хаджио участвовал в избиении бывшего своего товарища, пятнадцатилетнего мальчика.

3) Муж, получивший указанные Шариатом доказательства неверности своей жены, имеет право убить ее и ее любовника безнаказанно; но если он сделает убийство по одному подозрению, то подвергается кровомщению со стороны родственников. Если в деле преступления своей жены он не хочет кровавой развязки, то должен простить обоих преступников безусловно; в противном же случае, если доведет об этом до сведения суда, то преступники все равно будут преданы смертной казни.

4) Если в любовной связи обвиняется девушка, еще не обещанная в замужество, то ее и ее любовника, если он не женат, наказывают публично ста ударами розог и выгоняют из деревни на один год, по истечении которого, девушка может возвратиться в свой дом и даже выйти замуж; но в последнем случае, редко выходит за человека порядочного. Если обольститель был женат, то его предавали смертной казни.

Все эти постановления исполнялись немедленно и без всяких исключений, или отступлений. Смертная казнь за прелюбодеяние состоит в избиении каменьями.

Казнь совершается церемониальным образом: для этого вырывают неглубокую яму и сажают в нее преступника, с руками, привязанными к ногам. Потом, бросают в него кругловатыми, величиною в кулак, камнями до тех пор, пока он не останется ни малейшего признака жизни. Мужчины побивали мужчин, женщины – женщин. Однако, невзирая на строгость этих постановлений, общественная нравственность в горах не могла, по замечанию Шамиля, похвалиться своей чистотою; и этому в особенности способствовала трудность приискания четырех свидетелей.

10-го ноября. Сегодня, прочитав в статье: «Шамиль и Чечня», что между многими административными мерами Шамиля была одна насильственная, принятая им в видах увеличения народонаселения, именно: принужденные браки, я спросил его: в какой степени достоверно это известие.

Шамиль отвечал, что оно не совсем справедливо, хотя и имеет в своем основании истину. В доказательство, он привел предположение, не лишенное основательности: что если бы он позволил себе вмешиваться в семейные дела горцев, то нажил бы себе очень много врагов, и без сомнения, давно бы уже не существовал. Причина же, послужившая автору статьи «Шамиль и Чечня» поводом назвать распоряжение его по этому предмету мерою насильственною, заключалось в следующем:

Замечая по числу преступлений против общественной нравственности усиление разврата между горскими девушками, и желая отклонить их заблаговременно от ожидавшей их участи, а семейства их от бесславия, Шамиль предписал своим наибам заботиться о заключении возможно большего числа браков, стараясь склонять к тому как молодых людей, так и их родителей; но не иначе, как благоразумными увещаниями. Некоторые же наибы, или, не поняв настоящего значения его распоряжении, или от излишнего усердия, позволяли себе выведывать через старух о совершеннолетии девушек, и о сформировании их, а потом, имененм Имама, требовали от них, или от их родителей, скорейшего заключения браков; в яму же никогда не сажали ослушниц, и никаких других принудительных мер не принимали; да этого, никто бы им и не позволил.

Со своей стороны, Шамиль, до которого доходили слухи о превратных действиях наибов, всегда делал с них за это взыскания и строго подтверждал исполнять его приказание в настоящем его смысле.

Объяснив это, Шамиль, присовокупив, что в этом случае, он имел в виду совсем не увеличение народонаселения; а что действительно, была принята им одна мера с этой самой целью, – но только и ее он не может назвать насильственной. Затем, отдавая обстоятельство это на мой суд, Шамиль объяснил мне сущность этой меры.

Дело заключается в том, что беглые Русские солдаты, принявши ислам и сделавшись семейными, вели свой домашний быт по Русским обычаям, предоставляя женам свободу, и окружая их ласками и попечениями, которых не знали горские женщины, всегда игравшие в семейной жизни роль вьючного скота. Этот Русский обычай очень нравился горским девушкам; и чтобы воспользоваться удобствами его, многие из них убегали из родительских домов (чаще всего, это случалось в обществе Ахвакх, в котором более всего ренегатов), и являлись к Имаму с изъявлением желания выйти замуж за солдата.

Хотя Шамиль очень хорошо понимал, что устройством таких браков он мог возбудить против себя неудовольствие многих; но пользуясь согласием девушек и всегдашнею готовностью солдат жениться, он сме6ло давал разрешение, имея при этом в виде не одно увеличение народонаселения, но и необходимость привязать беглецов к новой их жизни более надежными узами. С этой целью, он даже сделал небольшое дополнение к основным правилам Шариата, и разрешил девушкам, которые после наказания должны были подвергнуться остракизму, выходить за солдат замуж тотчас, не оставляя деревни.

Кроме этого поощрения, Шамиль принял самые строгие меры к оргаждению беглых от малейших притеснений горцев; и даже предоставил им, сравнительно с туземцами, гораздо большие привилегии. По словам Шамиля, этими мерами он вполне достигал предположенных целей.

12-го ноября. Сегодня я получил объяснение о способе продовольствия горцев солью. В Каратинском обществе, верстах в 15-ти от аула Карата, есть две деревни: Инхелю и Конхидатль, жители которых, хотя и носят по обычаю оружие, но совершенно не способны к военному делу по крайней своей трусости.

В одной версте от Инхелю и в 3-х верс. от Конхидатля, протекает Андийская Койсу, берега которой, в этих самых местах, изобилуют горько-соляными родниками, а вокруг них землей, тоже содержащей в себе много соляных частей.

С незапямятных времен, жители Инхелю и Конхидатля занимаются добыванием соли, что и составляет для них единственное средство к существованию.

Способ добывания соли состоит в следующем: Возле родников каждое семейство устанавливает большой деревянный ящик врывая его в землю. На этот ящик ставится другой, меньших размеров. На дне последнего есть отверстие, заложенное редким холстом. После этого верхний ящик наполняют землею, содержащею в себе соляные части, и поливают ее водою из родников. Вода стекает в нижний ящик; оттуда разливают ее по бурдюкам, и тотчас же отвозят на ишаках (ослах) в деревни, где соль подвергается выпарке.

Между тем, оставшуюся в ящике землю вынимают и просушивают на солнце; после чего она подвергается прежнему процессу; и это делают несколько раз, до тех пор, пока земля окончательно не лишится соляных своих частей.

Выпарка соли производится возле деревень под скалами, совершенно черными от дыма и копоти, которые охватывают вместе с тем и дома обывателей.

Под этими скалами устанавливают большие медные котлы, куда и сливается привозимый от родников рассол. После долгого кипения, на дно котлов оседает соль, которая в таком виде и идет в употребление.

Соль эта очень приятна на вкус, и горцы, кроме собственного употребления, кормят ею баранов и лошадей. Но животные, напившись родниковой воды, умирают в эту же ночь, или на следующий день.

За исключением частных случаев тайной покупки соли немирными горцами в мирных аулах, преимущественно в Казикумухском ханстве, весь немирный Дагестан и большая часть Чечни продовольствовались только этой солью, приобретая ее покупкою от жителей Инхелю и Конхидатля, которые поэтому живут в полном довольстве и даже очень богато; так, что по словам Шамиля, каждое семейство имеет у себя не менее 1,000 р.с., что составляет в горах великое богатство. Однако, вследствие условий своего ремесла, люди эти живут в крайней неопрятности и всегдашнем дыме.

Имея в виду неспособность жителей Инхелю и Конхидатля к военному делу, Шамиль освободил их от военной повинности, а все остальные обратил в обязанность доставлять к нему в Ведень соль, по 1,500 кали ежегодно.

Этой солью, он продовольствовал обывателей собственно Веденя, войска, расположенные в резиденции, и тех пилигримов, которые в религиозном усердии приходили к Имаму для поучения, оставляя для этого обычные свои занятия. Таких пилигримов в Ведене всегда было много.

По словам подпоруч. Грамова, ген.-адъют. бар. Врангель, во время поездки своей, в нынешнем году, из Дагестантского отряда к Главнокомандующему Кавказской Армией, в Чеченский отряд, расположенный при ауле Тандо, проезжал через одну из этих деревень и расспрашивал жителей о некоторых подробностях их промысла.

15 ноября. Сегодня представлялись Шамилю два артиллерийских штаб-офицера. По поводу этого, он расспрашивал меня за обедом о численности нашей артиллерии и о некоторых других подробностях, касающихся администрации артиллерии и лабораторной части.

Удовлетворив по возможности любознательность Имама, я нашел случай предложить ему и со своей стороны несколько вопросов по этой же части. Вот сущность всех его ответов.

Во всех обществах Дагестана, признававших власть Шамиля, не было деревни, в которой не выделывали бы порох сами жители для собственного употребления, и очень редко для продажи своим односельцам.

Чеченцы, за весьма немногими исключениями, не умели выделывать пороха; поэтому они выменивали его у Дагестанцев, отдавая за один патрон пороха две пули.

Употребляемый в Дагестане способ выделки пороха можно назвать первобытным: в каждом ауле, на площади, служащей жителям сборным пунктом для торга, мены и джигитовки, – всегда есть подле мечети огромный камень, с выдолбленною в середине довольно глубокой ямой, так, что он представляет собой грубо сделанную ступку. Каждый горец, нуждаясь в порохе, берет все нужные для того материалы, кладет их в общественную ступку, придвигает к ней другой камень и укрепляет на нем деревянный рычаг, который, при помощи товарищей, приводит в движение.

Рычаг этот есть не что иное, как длинный деревянный брус, к верхнему концу которого приделан деревянный же пест. При действии рычага, этот пест раздробляет селитру, серу и уголь, и обращает их, наконец, в порошок. Через впрыскивание водой, порошок обращается в тесто, которое перекладывают в мешок, сшитый из невыделанной, тонкой подбрюшной кожи барана. Усилиями нескольких человек, мешок этот приводится в быстрое движение, продолжающееся до тех пор, пока из теста не образуются зерна. Тогда их пересыпают в решето и просеивают; после чего они обращаются в зерна более мелкие, которые и составляют порох, окончательно готовый. Остающееся в решете тесто выкладывается обратно в мешок, и снова подвергается трясению.

Приготовленный таким образом порох имеет форму чрезвычайно разнообразную и цвет буро-зеленый; при небольшой сырости подвергается порче, а при сожжении, оставляет после себя много копоти. Полировка пороха горцам неизвестна; составные его части не всегда кладутся в надлежащей пропорции; от этого выделяемый горцами порох не имеет ни определенной формы, ни должной прочности, и вообще редко бывает хорошего качества.

Выделка пороха в больших размерах производилась в последнее время в Ведене, Унцукуле и Гунибе. В этот последний, завод был переведен из Унцукуля. В прежнее время, пороховой завод был в Дарго, но вместе с аулом разорен кн. Воронцовым в 1845 году.

Веденским пороховым заводом управлял Унцукульский житель Джабраиль Хаджио, под надзором и руководством которого производилась выделка пороха, а также и литье орудий. Он же и устроил этот завод. Джабраиль Хаджио прежде был мастером ручного оружия, а выделке пороха и литью орудий выучился в Аравии, во время путешествия своего в Мекку.

Веденский пороховой завод был ничто иное, как длинный деревянный двухэтажный сарай, в верхнем этаже которого была устроена мельница с деревянными жерновами, приводившимися в движение водой из нарочно проведенной через завод канавы. на двух длинных фасах нижнего этажа были установлены 24 каменных ступы, по двенадцати с каждого фаса. При этих ступах были устроены рычаги с тяжелыми деревянными пестами, обитыми листовой медью. Рычаги приводились в движение тоже посредством водяных приводов.

Cеpa, селитра и уголь, истертые мельничными жерновами, переносились вниз, в ступы, где посредством рычагов окончательно обращались в мякоть. Тогда ее вынимали из ступ, вспрыскивали водой, и клали тесто в длинные деревянные бочки, которые после этого катали быстро и долго: мякоть разбивалась на зерна; зерна пересыпали в решета, устроенные в особых каморках здесь же, внутри сарая. Просеянные зерна составляли совершенно готовый порох, а оставшееся в решетах снова клали в бочки, и вторично подвергали катанию.

Приготовленный на заводе порох очень немногим отличался от того, который выделывается частными людьми, и в качестве своем редко бывал ниже его.

Заводской порох отпускался только мюридам, окружавшим Шамиля, и жителям собственно аула Ведено. Кроме того, Шамиль рассылал порох к своим наибам, для раздачи жителям подведомственных им обществ, в случае усиления военных действий.

Вокруг здания завода было несколько отдельных построек меньших размеров, служивших для склада пороха и сырых материалов, а также для житья заводским надзирателям и сторожам.

Невдалеке от заводских строений, стояла казарма для рабочих; немного дальше – квартал беглых солдат холостых; семейные жили своими домами отдельно. Самый завод отстоял только на пистолетный выстрел от Имамского дома, и отделился от него балкою.

16-го ноября. Ручное холодное оружие изготовлялось, по мере надобности, частными людьми. Отдельных же, сколько нибудь замечательных заведений этого рода – совсем не было, а большею частью горцы действовали против нас тем оружием, которое переходило из рода в род. Мастера Казалая (отца), искусству которого мы приписываем самое лучшее в горах оружие – давно в живых нет; но по словам Шамиля есть целая деревня Базалаев; много есть их и в других обществах. Все они выставляют на своих изделиях одно имя Базалая-отца: Лии-Базалай.

Ручное огнестрельное оружие, выделываемое в горах, обыкновенно бывает самого дурного качества: нередко после третьего выстрела, пистолеты и ружья разрываются. Те, которые употребляются горцами – Крымской, или Турецкой работы, и очень не многие наследованы от предков. Пули собственного горского изделия, называемые Авапскими, выделываются из меди, с примесью олова.

17-го ноября. Продолжая разговор предыдущего дня, я узнал, каким способом Шамиль добывал потребную для производства пороха селитру.

Жители двух деревень Хандаланского общества в Койсубу: Тлох и Муно, и трех деревень Андалальского общества, тоже в Койсубу: Гуниб, Оточ и Хандак, мало способные к военному ремеслу, —

с незапамятных времен занимаются производством селитры, и всегда были известны, как лучший работники для тяжелых земельных работ.

Приняв в соображение эти условия, Шамиль обязал их выделывать и доставлять на пороховые заводы селитру в определенным им размерах; и за это не только освободил их от военной и от всякой другой повинности, но кроме того платил им, из находившейся в его ведении общественной казны, по полтора раб. сер. в год, на каждое семейство. Если же обязательного количества селитры оказывалось недостаточным, Шамиль приобретал ее покупкою в тех же деревнях, на счет той же суммы. Сера в излишестве добывалась в окрестностях Чирката, Шубута и Кикуны. Все эти места Кавказскому начальству хорошо известны.

18-го ноября. Сегодня на вопрос мой – справедлив ли был слух, ходивший когда-то по Кавказу —

что будто, в то время, когда у горцев еще не было артиллерии, они стреляли по нас из деревянных пушек, – Шамиль отвечал отрицательно; но при этом сказал, что житель аула Хидатль в обществе того же имени, Магома, заведывавший у него производством артиллерийских снарядов, —

предлагал ему однажды «устроить» пушки изобретенным им способом, который, по его объяснению, заключался в следующем:

Из нескольких железных полос, толщиной в ладонь, Хидатлинец Магома хотел выковать орудие кузнечным способом, и потом обшить его крепка-накрепко в несколько слоев бойволиной кожей. За прочность устроенной таким манером артиллерии, Хидатлинец Магома ручался своей головой. Не смотря на это, Шамиль не согласился осуществить его идею, из опасения возбудить в Русских смех. Продолжение этого разговора доставило мне возможность приобресть сведения о способе литья орудий и о мерах, принятых для этого Шамилем.

Прежде всего, приготовлялась опока. Она была цилиндрическая, цельная, без разделений, длиной несколько больше человеческого роста, а в диаметре от 12-ти-16-ти верш. Она составлялась из железных жердей, шириной в два пальца, толщиной в полпальца. Эти жерди с одного конца переплетались, образуя собой круглое плоское дно, в виде колеса. Они не прилегали плотно одна к другой, а имели между собой промежутки через которые, по окончании всего процесса, выбивалась предварительно заложенная туда глина. Опока оковывалась в трех, а иногда в четырех местах, железными толстыми обручами. Дно опоки плотно укладывали сырой глиной, после чего в середину опоки опускали форму орудия, выдавленную из простого деревянного бруса; пустое же пространство между стенками опоки и формою набивали той же глиной, которую смачивали еще, и плотно утрамбовывали.

Приготовленная таким образом опока ставилась на землю, обкладывалась со всех сторон доверху дровами, которые вследствие за тем и зажигались. Опока и глина накаливались и обугливали форму, на которую, для скорейшего тления, поливали нефть. Когда форма окончательно натлевала, образовавшийся из нее уголь вытаскивался особым черпаком, после чего являлась форма для будущего орудия.

Остывшую опоку переносили к приготовленной заранее яме, куда и опускали ее, так, чтобы верхнее ее дно помещалось немного ниже уровня земли. После того, в середину формы опускали железный цилиндрический брус, оканчивавшийся тупым конусом (все орудия отливались камерными). Цилиндр предварительно обмазывали ровно и гладко глиной смешанной с золой. Диаметр цилиндра (бруса) зависел от калибра, какой хотели дать орудию. В верхнем конце бруса было отверстие, сквозь которое продевалась железная жердь, клавшаяся на земле и недопускавшая таким образом конус цилиндра до дна формы на такое расстояние, чтобы образовать дно и тарель. Затем оставалось только литье, потому что затравка просверливалась уже в готовом орудии.

Над самой ямой складывали каменный горн больших размеров, конусообразной формы, с полушарным дном. Материалами для этой постройки служили: камень и огнеупорная глина. На дне горна, по направлению оси канала орудия, проделывалось отверстие, которое, на время плавки металла, затыкалось железной пробкой. В своде горна, над поверхностью металла, проделывались три окна для закладки металла и угля, и для надзора за плавкой. Дутье было ниже.

Когда горн был готов окончательно, в него клали такое количество меди, которое, по соображению Джабраиля Хаджио, признавалось нужным для орудия. Кроме меди, никаких других металлов не употребляли; но так как вся она была деловая с полудой: котлы, тазы и проч., то это условие, в некоторой степени, делало нечувствительным отсутствие бронзы. После меди, сыпали в горн уголь, которого выходило для каждого орудия не менее ста пудов. Когда металл расплавлялся, из дна вытаскивали особыми щипцами пробку; в отверстие стекала медь, и орудие было готово. Через несколько дней, из ямы вынимали опоку, разбивали глину и вытаскивали из опоки орудие. Весь этот процесс продолжался около двух недель.

Внешний вид орудия всегда был более или менее шероховат, также как и канал его, но канал опиливали и выравнивали ручными средствами; а самое тело обтирали снаружи железными брусками и точильным камнем, после чего, просверлив затравку, тотчас же делали пробу, заряжая орудие двойным и тройным зарядом.

Немногие орудия выдерживали пробу; а у некоторых, после первого же выстрела, казенная часть сильно раздувалась и делалась похожею, по словам мюрида Хаджио, на очень толстого человека. Поэтому, из предосторожности, фитиль для пробы употреблялся очень длинный. Из всех отлитых Шамилем орудий, числом от сорока до пятидесяти, совершенно годными признаны от двенадцати до четырнадцати, которые впоследствии и находились в действиях против нас.