Записи анекдотов из всех перечисленных выше источников преимущественно датируются 1920—1930-ми годами. Фиксация текстов политического фольклора в дневниках стала в определенный момент слишком очевидной угрозой личной безопасности. Источники второй половины 1930-х годов содержат единицы записей анекдотов, а от военного времени до нас дошло только 9 записей, сделанных Л.К. Бронтманом (1905—1953), журналистом, более четверти века работавшим в газете «Правда». Записи послевоенного времени нами были обнаружены только в дневниках Л.В. Шапориной (1879—1967), художника, переводчика и создателя первого в советской России театра марионеток. В ее дневниках содержатся записи 31 анекдота, причем 28 из них относится к периоду между 1945 и 1957 годом. С 1957 года нам не удалось найти ни одной, даже окказиональной, записи анекдота в личных дневниках советских граждан.

Записи в дневниках современников – пожалуй, самый достоверный и информативный вид фиксации анекдота. У нас нет оснований ставить под сомнение устное распространение текстов, зафиксированных авторами дневников и используемых при работе над Указателем. Помимо записей анекдотов, в дневниках часто встречаются описания обстоятельств воспроизведения того или иного текста и информация о рассказчике анекдота. Анекдоты фиксировались в дневниках преимущественно «по горячим следам». Это позволяет максимально точно датировать время записи и, в ряде случаев, сделать довольно уверенные выводы о времени возникновения или актуализации сюжета. Сравнительный анализ зафиксированных в дневниках анекдотов позволяет делать выводы о степени и скорости распространения того или иного сюжета. У нас есть больше десятка примеров практически одновременной (менее недели) независимой друг от друга записи одного и того же сюжета в дневниках современников (например, сюжет № 673 в один день был записан москвичом Н. Мендельсоном (673А) и киевлянином С.А. Ефремовым (637В), на русском и украинском языках соответственно, через пять дней после вынужденного ухода Л.Д. Троцкого с поста председателя Реввоенсовета, что позволяет с большой степенью уверенности утверждать, что сюжет этот родился (или был вспомнен) и получил широкое распространение именно в эти дни). Всего в Указатель внесена 441 запись из этого вида источников.

Эстрадные номера

Героями нескольких сюжетов 1920-х годов является популярный клоунский дуэт Бим-Бом или некие безымянные клоуны, отпускающие со сцены весьма острые и злободневные шутки. Так, Никита Окунев в дневниковой статье от 17.01.1921 фиксирует два сюжета (текст обоих см. в 103А), которые, согласно актуальным для того времени слухам, являлись частью циркового представления клоунов Бима и Бома, впрочем, добавляя при этом: «Много такого рассказывают про Бима и Бома, но я не верю, что они могут безнаказанно так острить. Вероятно, это выдумки тех таинственных остряков, которые сочиняют анекдоты» [ОН 1997(2): 104]. Двумя месяцами позже в анонимной заметке в парижской газете «Последние новости» некто пишет о бесстрашных клоунах, смелых шуткок которых не могут остановить даже аресты, потому что «арестованного на другой же день сменяет новый» [СЮ 1921: 3]. Как уже говорилось, традиция может приписывать авторство фольклорных текстов конкретным персонажам, однако факт авторства в подавляющем большинстве случаев не может быть подтвержден никакими заслуживающими доверия свидетельствами.

В случае с политическими анекдотами двадцатых годов ситуация, на первый взгляд, довольно простая. В первые десятилетия ХХ века классическое клоунское антрэ, часто довольно бессюжетное и построенное на ряде комических трюков, начинает уступать позиции текстовым репризам, пользующимся тем большей популярностью, чем они злободневнее. Клоунада для рассматриваемого периода представляет собой один из немногих доступных широкой, часто не очень образованной публике источников юмористических текстов – отсюда чрезвычайная популярность данного жанра. Эстрадный репертуар того времени, в особенности номера, исполняемые клоунами и другими артистами сатирических жанров, тематически был довольно близок городской традиции – он, согласно мнению чиновника, работавшего в системе театрально-зрелищной цензуры, «больше всего содержал элементы контрреволюционности, порнографии, шовинизма», а также «издевательства над национальными меньшинствами (евреями, татарами, грузинами и т.д.)»¹⁶⁹. Помимо тематической близости, мы можем констатировать прямое взаимодействие циркового искусства и городской традиции. С одной стороны, устная городская традиция активно взаимодействует с авторскими сатирическими текстами. Карикатуристы и авторы советских периодических изданий заимствовали для своих произведений сюжеты старых политических анекдотов. По этому же пути пошли и многие эстрадные артисты, включившие в репертуар проверенные годами или, напротив, свежие и актуальные анекдоты. С другой стороны, шутки, повторяемые перед большим скоплением людей по многу раз, зачастую разными исполнителями (в цирковой среде довольно распространен был плагиат), имели все шансы попасть в фольклор. Более того, традиция заимствует у циркового искусства сюжетные модели, что, применительно к советскому анекдоту, порождает сюжеты, представляющие собой якобы реально имевшие место клоунские выступления. Однако настойчивость, с которой традиция приписывает анекдоты Биму и Бому, согласно некоторым свидетельствам, может иметь под собой некоторые основания.

Начало дуэту Бим-Бом было положено в 1891 году выдающимся музыкальным эксцентриком И.С. Радунским. Дуэт просуществовал, не учитывая несколько небольших перерывов, более полувека – до 1946 года, при этом у Радунского сменилось несколько партнеров. Отличительными чертами дуэта, довольно быстро принесшими ему славу, стали высокий музыкальный уровень их эксцентрических номеров и злободневность шуток на острые внутри- и внешнеполитические темы (вторая черта особенно проявила себя в годы русско-японской войны и первой русской революции). Дореволюционная популярность дуэта столь велика, что ряд звукозаписывающих компаний («Пишущий Амур», «Пате», «Сирена», «Конкордия») выпускает в 1908 году пластинки с записями их выступлений.

О судьбе Бим-Бома в годы революции и Гражданской войны известно очень немногое. В воспоминаниях И.С. Радунского, изданных в 1954 году, этому периоду посвящено всего несколько страниц. Известно только, что в 1920 году М.А. Станевский, в тот момент партнер Радунского, уезжает в Варшаву, через некоторое время за ним устремляется и основатель дуэта. Несколько лет дуэт гастролирует по Европе, но в 1925 году их творческое сотрудничество прекращается, Радунский возвращается в Советский Союз и начинает выступать с Н.И. Вильтзаком. При этом дуэт несколько меняет стиль выступлений – в воспоминаниях Радунский утверждает, что его новому партнеру не хватало непринужденности и комизма, поэтому упор в репертуаре дуэта советского периода делался на музыку, а не на текстовые номера.

Некоторый свет на судьбу дуэта в период революции проливают воспоминания¹⁷⁰ революционера Я.Х. Петерса о работе в ВЧК, опубликованные в 1924 году, еще до возвращения Радунского в Советский союз. В них Петерс в качестве одной из причин, по которым москвичи плохо приняли ВЧК, указывает последствия следующего случая:

Наши сотрудники пошли как-то в цирк, там клоун Бим-Бом пробирал Советскую власть. Сотрудники, недолго думая, решили его арестовать, и арестовать на сцене. С этим решением они двинулись к Бим-Бому. Когда они подошли и объявили его арестованным, публика сначала думала, что это так получается в представлении Бим-Бома. Сам Бим-Бом в недоумении открыл рот, но увидя, что дело серьезное, бросился бежать. Сотрудники открыли стрельбу. Поднялась паника, и ВЧК долго припоминали эти два факта¹⁷¹.

Широко известно, что аналогичные сценические псевдонимы использовали многочисленные подражатели дуэта, в основе реприз которых также могли встречаться политические остроты. Нам кажется маловероятным, что лже-Бим-Бомы¹⁷², колесившие по СССР в период европейских послереволюционных гастролей Радунского и Станевского, могли выступить под этим же псевдонимом в Москве в период, когда настоящие Бим-Бом ее еще не покинули. То есть скорее всего перед нами упоминание о реальном конфликте творческого коллектива с новой властью, спровоцировать который гипотетически могла представленная перед широкой публикой острая политическая реприза, которая и породила один из зафиксированных в нашем собрании сюжетов.

В попытке разобраться с репертуаром дуэта Бим-Бом мы обратились к фонду Главреперткома¹⁷³ – организации, возникшей на базе Главлита, в ведение которой был передан контроль за всеми зрелищными мероприятиями. Именно в Главреперткоме принимались решения о разрешении или запрете к публичному исполнению или демонстрации драматических, музыкальных и кинематографических произведений, а также составлялись и публиковались периодические списки разрешенных и запрещенных к публичному исполнению произведений¹⁷⁴. Полный текст любого предназначенного к публичному воспроизведению произведения должен был в машинописной форме представляться в Главлит на утверждение политическим редактором. За рассмотрение заявок с текстами репертуаров взымалась госпошлина, устанавливаемая по соглашению Наркомфина и Наркомпроса¹⁷⁵. Важно, что творческие материалы, присылаемые в Главрепертком для получения разрешения на сценическое воплощение, сохранились и отложились в фондах РГАЛИ, куда их стали передавать с первых лет существования тогда еще Центрального государственного литературного архива – в 1942 году в архив поступили первые материалы, позже ставшие частью фонда № 656, в 1967-м формирование фонда было закончено¹⁷⁶. По последним сведениям, представленным в «Путеводителе РГАЛИ», фонд Главреперткома насчитывает 11 463 единицы хранения.

В материалах первой описи фонда Главреперткома обнаружилась единица хранения с текстами выступлений И.С. Радунского и Н.О. Вильтзака [РВ 1926—1933], относящимися к периоду после возвращения Радунского из эмиграции. Как и ожидалось, нам не удалось найти никакой информации о репертуаре начала двадцатых годов, а сохранившиеся репризы второй половины десятилетия весьма лояльны новой власти. Впрочем, анекдотам нашлось место и в лояльных репризах – ряд текстов, не имеющих отношения к устной традиции, был озаглавлен клоунами «Анекдоты» или «Разные анекдоты», а в диалогах Бима и Бома мы обнаружили пять искаженных сюжетов, имевших устное распространение в довоенный период, три из которых были вычеркнуты политическим редактором. К числу вычеркнутых относится и довольно любопытный текст (5493), представляющий собой первую обнаруженную нами советскую фиксацию сюжета №  1603/5493 «Заяц: “Поймают – кастрируют, а потом доказывай что ты не верблюд”».

Находки в деле Радунского и Вильтзака заставили нас обратить внимание на прочие материалы, отложившиеся в фонде Главреперткома, особенно – на тексты выступлений клоунов, эксцентриков, сатириков и пародистов. Из более чем трех сотен просмотренных единиц хранения нами было выявлено и обработано 48 архивных дел, содержащих подобного рода материалы, которые дали нам в общей сложности 141 запись популярных анекдотических сюжетов.

Отличительной чертой записей анекдотов в репертуарных делах Главреперткома является то, что они зачастую приведены в сильно искаженном виде. Многие исполнители стремились дистанцироваться от политических тем и использовали в своих выступлениях версии анекдотов, лишенные советской специфики. Второй отличительной чертой этого вида источников является высокий уровень заимствований. Существуют целые блоки шуток, которые практически без изменений кочевали по репертуарам самых разных исполнителей. Не вполне понятно, плагиат ли это – есть вероятность того, что советский цирк и эстраду обслуживал ограниченный круг авторов, продававших схожие тексты сразу нескольким исполнителям, однако, поскольку в подавляющем большинстве случаев тексты сдавались в Главрепертком без указания авторства, доказать это не представляется возможным.

Мемуары и художественная литература

Мемуары гораздо слабее прочих источников помогают составить представление о советском анекдоте. В отличие от дневников, этот вид источников не дает сколько-нибудь значимых собраний записей анекдотов. Редкие воспоминания содержат более двух-трех текстов. При работе над Указателем было просмотрено более полутора тысяч текстов воспоминаний советских людей¹⁷⁷, однако всего 136 авторов зафиксировали в воспоминаниях анекдоты. При этом необходимо понимать, что авторы воспоминаний, редко придающие значение анекдотам, фиксируемым в их записках чаще всего в качестве забавной иллюстрации, в последнюю очередь думали о точности передачи сюжета или его достоверной хронологической локализации. Поэтому в мемуарных текстах много записей, устное распространение которых не удается доказать.

Близка к мемуарам и художественная литература. Этот вид источников тоже не дал нам хоть сколько-нибудь значимых собраний анекдотов. Более того, художественная литература – самый бедный из выделенных нами видов источников. Число полученных из художественной литературы текстов совершенно незаметно в использованной нами базе записей. Художественная литература проигрывает прочим видам источников по всем принципиальным параметрам, давая меньше возможностей для хронологической локализации анекдотов. Кроме того, в художественную литературу преимущественно попадали самые распространенные анекдоты эпохи, и без того доступные во множестве записей. Мемуары и художественная литература дали 233 и 64 записи соответственно.

Видеоматериалы

К данному виду источников относятся художественные и документальные фильмы, телепередачи, а также видеоинтервью.

Самым ранним примером использования советских анекдотов в кино стал американский фильм «Один, два, три» (реж. Билли Вайлдер), выпущенный в прокат в 1961 году. Фильм рассказывает о злоключениях директора немецкого представительства «Кока-колы», доверенная попечению которого юная дочь главы компании выходит замуж за коммуниста из восточного сектора Берлина. В одной из сцен, среди прочих шуток о коммунистах, озвучивается вариант сюжета № 2125.

Встречались анекдоты и в советских фильмах – так, в фильме А. Германа «Проверка на дорогах» командир партизанского отряда рассказывает новым бойцам анекдот о Гитлере, в прочих наших источниках не фиксирующийся (4694).

Самым необычным кинематографическим примером использования устной традиции стал фильм Виктора Титова «Анекдот», снятый на излете перестройки в 1990 году – действие разворачивается в палате дома для умалишенных, в которой содержатся сумасшедшие, которые возомнили себя Лениным, Сталиным, Чапаевым и прочими историческими личностями, ставшими героями анекдотов. Сценарий фильма сшит из текстов позднесоветской традиции, не представляющих особого интереса, однако содержит в себе один сюжет, не фиксируемый по прочим источникам (2189).

После развала СССР советский анекдот, естественно, получил доступ на экраны телевизоров. Ему было посвящено несколько документальных фильмов¹⁷⁸, сюжеты советских анекдотов постоянно озвучивались в развлекательных передачах¹⁷⁹, однако отсмотренный материал не дал новых сюжетов.

Источники этого вида довольно малоинформативны. Включить их в настоящий Указатель мы были вынуждены только из-за двух сюжетов (2189 и 4694), не фиксируемых в прочих материалах. Фиксации уже вошедших в Указатель сюжетов, выявленные в источниках типа ВМ, в данное издание не включались.

Собрание советских анекдотов Н.В. Соколовой

Один из наших источников – самый, пожалуй, крупный и почти не введенный в научный оборот – следует рассматривать отдельно. Он относится сразу к четырем формальным группам из нашей классификации источников: дневникам, записям фольклористов, мемуарам и сборникам. Речь идет о записях анекдотов Натальи Викторовны Соколовой (1916—2002) – писательницы и литературного критика.

В девяностые годы в «Огоньке», «Вопросах литературы», «Столице», «Московском вестнике» и других периодических изданиях стали появляться ее публикации [СН 1991, 1995, 1996, 1997, 1998] с материалами 1920—1940-х годов, в числе которых в обилии встречались и политические анекдоты. Из сопроводительных статей к данным публикациям сложилась такая картина возникновения собрания Соколовой: в десятилетнем возрасте Н.В. начала фиксировать в своем дневнике все, что ей казалось смешным или забавным – анекдоты, частушки, песни, остроты и эпиграммы многочисленных друзей семьи (Масс, Эрдман, Вольпин, Ардов, Арго, Кроткий, Смирнов-Сокольский, Утесов, Хенкин и др.). Позже, закончив Литинститут, профессионально занявшись журналистикой и писательским ремеслом, Н.В. не оставила своего увлечения. За более чем 60 лет ведения дневника ею была собрана огромная коллекция в несколько тысяч текстов, выдержки из которой она и публиковала в периодике в процессе работы над изданием своего собрания одним томом.

В РГАЛИ, куда после смерти Соколовой была передана большая часть ее бумаг, вернее в описанной части ее фонда, нам удалось найти лишь около четырех десятков записей политических анекдотов второй половины 1940-х годов, попавших в автобиографическую рукопись «Антикосмополитизм 1948—49» [СН 1981—1985], однако в архиве ее сына Павла Павловича Соколова сохранилась одна из редакций практически подготовленного к публикации сборника советского фольклора «Эпоха в кривом зеркале: Из старых тетрадей (1926—1985): Анекдот. Байка. Каламбур. Сценка из жизни. Подслушанное. Юмор известных острословов. Афоризм. Эпиграмма. Басня. Частушка». Нами была начата публикация [СН 2007] части материалов из этого собрания, предоставленных ее сыном (раздел за 1926 год). Высокая степень корреляции текстов из доступных нам записей Соколовой с аутентичными источниками двадцатых годов говорила в пользу утверждения собирателя о том, что записи она делала в своих дневниках по горячим следам, сразу после того, как услышала новый анекдот или остроту. Однако дальнейшая работа с ее собранием дала повод усомниться в этой информации.

Мы получили возможность ознакомиться с необработанной частью фонда Н.В. Соколовой в РГАЛИ [СН 2000—2002]¹⁸⁰