Повесть как жанр обязывает автора говорить емко. Настолько емко, чтобы вместить в малый объем целую жизнь или целую тему. Или целый ворох эмоций. А уж если это повесть о днях, которые читатель еще может помнить, которым она сам уделил часть своего жизненного пути, тогда ответственность возрастает многократно.
Михаил Светланин пошел на риск, он взял на себя ту самую ответственность. "Бриллиант и крот" - повесть. Причем повесть о днях сегодняшних с некоторыми отсылками к обозримому прошлому: лихим девяностым, началу успешных двухтысячных. На малом количестве страниц перед нами пройдут самые одиозные, самые популярные герои историй об этом периоде: олигарх, не слишком счастливая в любви "self-made woman", разочаровавшийся в системе полицейский (причем разочарование пришло к нему еще в бытность милиционером, конечно же), новомодный личный психолог-консультант, друзья-писатели на этапе переоценки собственных достижений, да и вообще всего пережитого и прожитого. И вот перечислив всех их так и хочется сказать о банальности. Но это лишь первый, глупый, надо признать, позыв. Нет, нет ее там, банальности этой. А есть очень интеллигентное повествование о том, что не все в этой нашей реальности такое плоское, как мы привыкли видеть с экранов наших телевизоров во всех этих "Улицах разбитых фонарей", "Бандитских Петербургах" и прочем, уже более современном, потоке.
Герои Светланина живые, настоящие. Собственно, это то самое ценное, что есть в этой повести. Им не просто веришь, ты их видишь, осязаешь. Вот ты случайно заехал в простую семью на чей-то день рождения и уже кушаешь стандартный майонезный салат некомплектной вилкой, поднимаешь тосты за едва знакомого именинника. А потом еще будет такой родной "перекур" на балконе, где в процессе мужской беседы все уже станут своими. А вот ты состоятельный, очень удачливый предприниматель, и все у тебя вроде бы есть, а временами так тянет от всего этого сбежать. Мда... Такое вот все российское, родное. Наше. Может, оно и простое. Но ведь и жизнь-то проста до невозможности. Ключевые вопросы... Счастлив или нет? Любишь - не любишь? Что ж со мной такое?
Но одной ностальгией сыт не будешь. Ощущения - это область субъективная, так что вопрос "совпала или не совпала" для книги остается очень острым. Ведь сюжет книги проигрывает миру ощущений, живущему в ней. Он словно должен был вылиться в детектив, но не стал этого делать. Он мог стать любовным романом, но его туда не тянуло. Он, вероятно, мечтал стать социальной драмой или, на худой конец, зарисовкой, но остроты не хватило. И вот он как красивый, но не слишком полезный, воздушный шарик уплывает от читателя в неведомые дали. Что таки стало с Кротом, да и как там все развивалось? Выкарабкается ли Степан, да и что с ним в итоге случилось? А как же Люба, как сложится у них со Степаном? Вопросы, вопросы. Слишком смазанной вышла история. Хотя, может, и не в ней вовсе дело?! Может, Вершинину и Воронцову, друзьям-писателям, вся эта их совместная повесть только привиделась?!
"Зачем же писать о таком?!", - может сказать кто-то. Возможно, для того, чтобы олигарх предстал в образе человека, настоящего, хорошего человека, хотя и чуть удачливее, чуть талантливее к зарабатыванию, чем другие. Возможно, чтобы уважаемый психолог, маститый спец оказался не тем, кем якобы является. А может, для того, чтобы показать честного служителя МВД, отдавшего службе почти все свои силы и всю свою порядочность. Или для того, чтобы понять, что толкает одинокую успешную женщину, журналиста и искусствоведа, в кабинет сомнительного психолога-консультанта. Бриллиант же - это та метафора обычного зеркала или же гигантской лупы, где в черном удается разглядеть значительные участки белого, а в белоснежном - существенные вкрапления черного.
Думаю, формат повести "жмет" этой истории. Если признать, что история там все-таки есть. Ее незаконченность, ее неразвитость очевидна. Она прямо требует подпитки, жаждет вылиться во что-то более полновесное. Ведь заслужить благодарность знающей публики (а современные читатели вполне могли жить и в 90-е, да и 80-е помнить всем еще вполне по силам) невероятно трудно. Но не писать об этом времени невозможно. Ведь когда-то и оно станет историей. Вот только писать надо так, чтобы оно читалось. Очень хочется, чтобы эта повесть читалась. И мне хочется, и автору... Это же очевидно:
Хотя мне нравится писать. Просто нравится. Даже после Платона, Тургенева, Гомера, Тютчева, Гёте, Толстого. После того, как и их-то пылью библиотечной укутало.