Потому что всё: боль, тоску легче пережить, если знать, что всё случилось хотя бы вчера. И если верить в то, что во сне от нас уходит душа, а утром приходит пусть немного, но новая, то хотелось, чтобы эта, сегодняшняя душа, поскорее исчезла, и ему вернули привычную, старую, равномерно распределенную между цветом его комнат дома и на работе, кофейными чашками дома и на работе, рукопожатиями и улыбками полузнакомых людей.
Михаил Сегал снимает отличные фильмы. Я помню "Рассказы". Не все новеллы в равной степени, но очень хорошо помню ту, что посвящена внезапной страсти молодой девушки и мужчины в возрасте. Полностью согласен с тем, что одной красоты мало, красивее всего - умная девушка. Несколько дней назад посмотрел "Глубже", который посвящен отсутствию искренности в нашей жизни, будь то новости по ТВ, которые просто невозможно смотреть последние лет 6 (или 10?), театральные постановки или личные взаимоотношения людей. Конечно, и новую книгу Сегала решил почитать. В тексте "Рассказы" понравились когда-то.
"Слоны могут играть в футбол" мне напомнили своим настроением Евгения Гришковца, только без самолюбования героя. Интересен сюжет - одинокий мужчина лет сорока, бизнесмен, состоявшийся и уверенный в себе, не может прийти в себя после мимолётного знакомства с 17-летней дочерью своего однокурсника, с которым встретился впервые после учёбы. Не хочется писать о развитии событий дальше, потому что в непредсказуемости главная привлекательность повести. Замечу, пожалуй, только, что автор как будто решил выплеснуть на бумагу своё недовольство некоторыми повседневными мелочами - опозданием тех, кого приходится ждать, хамством тех, кого приходится молча слушать, глупостью тех, кто работает в сфере услуг. Это на периферии, а центр - проблема смысла жизни. Достаточно ли человеку богатства и успеха? Или же человек мечтает о чём-то ещё? Или о ком-то?
Георгий Панкратов в одном из своих монологов зацепил меня рассуждением на ту же тематику. Чего мы хотим и что получаем? Кто-то хочет встретить любовь, мечтает о детях. А нет этого, но есть авторитет на работе и деньги. Кто-то пишет стихи и не испытывает недостатка в друзьях, а мечтает о деньгах и славе. "Возможно, люди добиваются высот лишь в том, что гонят от себя всю жизнь, влюблённые в другое. Стараются, делают, зная, что это получается — так почему бы и не заняться. И никогда, до конца жизни, не считают это дело своим. Разница лишь в том, что остаётся за бортом жизни".
Есть экранизация повести, она идеально дополняет текст и, на мой взгляд, простота концовки фильму к лицу. В книге добавлена щепотка шизофрении, но из-за неё я и написал этот текст. Не отпускает финал уже несколько дней.
Не прошло и суток, как появилась Маша, а казалось, что он не мог не знать её раньше, знал всю жизнь. И даже не всю её семнадцатилетнюю жизнь, а всю свою, уже достаточно долгую. Как будто она всегда была рядом, по частицам разбросанная между другими девушками: где-то смехом, где-то жестом, где-то просто ожиданием себя. Но ещё вернее было сказать, что не столько между девушками, сколько вообще - по окружающему материальному миру. Мы же живем в материальном мире, и даже самые тонкие наши чувства подчиняются законам физики. Маша жила до этого в небе, в пыли переулков, в запахе крови, когда тебя бьют в нос или когда ты захлёбываешь посередине Камы. В тающем снеге, в проступающей из-под него черной земле, в буквах, числах, бумаге. В азарте, в скуке, в отчаянии, в пекущих июльским полднем джинсах, в музыке с кассет в общежитии в девяностом году, в меняющей цвет листве, в улыбке матери, в улыбке отца, в каждой туче каждой грозы. Но Маша была разложена на атомы не только того мира, в котором жил он, но и того, где его никогда не было. В шуме марсельского порта, в запахе машинного масла автомастерской на дороге из Сантьяго в Эль Монте, в лапше китайского крестьянина У Фу , которую он приготовил после напряженного рабочего дня 22 сентября 1808 года; в первом, почти случившемся поцелуе Магды Ковальчик и Анджея Маевского 30 августа 1947 года в окрестностях Вроцлава - как раз там, где стояли ещё неубранные стога около поворота на Собачье Поле; в глубине океана, когда не было еще людей, а только плавали киты, а до них - огромные рыбы. Маша была каждой секундой времени, начиная с того момента, когда стало возможным считать время. Только она не знала об этом.