Река времён в своем стремленьи

Уносит все дела людей

И топит в пропасти забвенья

Народы, царства и царей

Г. Р. Державин

Уж так устроен мир – не отмотать столетья. Обратно в облака тот прошлогодний снег

Не всыпать. И рубец не лечат той же плетью…. Франсуа Вийон

О, вспомни: с Временем тягаться бесполезно; Оно – играющий без промаха игрок. Ночная тень растёт, и убывает срок

В часах иссяк песок, и вечно алчет бездна

Шарль Бодлер

© Михаил Пинский, 2018

ISBN 978-5-4493-3825-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть Первая

Предисловье

…Вдруг, мы услышали нарастающий рокот, переросший через короткое время в шум работающих двигателей…. Неужели «вертушки»*?.. Они, «родимые». Их оказалось много. Очень много. Вертолёты заполнили всё пространство перед пещерой, но оставались на безопасном от «тепловух*» расстоянии.

Я метнулся к пулемёту и всадил несколько длинных очередей в одну из них, стараясь попасть в двигатель, по винту или в слабобронированные зоны «вертушки». Одна из очередей достигла цели. Броневая защита не выдержала шквального огня. Двигатель, буквально разнесло, и вертолёт рухнул вниз под восторженный вопль всей нашей группы. Хорошо, что я захватил пулемёты. А эта наивная девчонка хотела оставить их внизу. Дескать: вес пулемётов не позволит группе быстро подняться с ними на гору. Да, вес, конечно серьёзный…. Только эти монстры выпускают из четырёх стволов четыре тысячи смертоносных посланий в минуту….

«Вертушки» ударили по пещере из крупнокалиберных пулемётов и скорострельных пушек. Мы залегли. Я автоматически отметил, что стреляют не вглубь пещеры, а рядом. И ни одной самой завалящей ракеты. Скорее всего, фашисты хотят взять группу живьём, а это значит, они имеют конкретные представления о нашей группе, её количественном составе.

– Вик, что ты надел!? – Закричала на меня разъярённая Елена. – Может быть, они нас не заметили бы.

– Что ты девочка говоришь!? – Разозлился я. – Думаешь, они такие придурки. Или, может быть они сюда приканали* что бы тебя на бал пригласить. Тоже мне Золушка. Они прилетели по наши души. И не обследовав пещеру, взяв или ликвидировав нас, отсюда не уйдут.

– Леночка, Вик прав. – Неожиданно поддержал меня Эд. – Надо готовиться к бою.

Группа рассредоточилась, держа вход под плотным огнём. Я залёг со своим пулемётом справа от входа, Эд со своим слева. Рядом с

*– необходимые пояснения в конце текста

нами и чуть в глубине, прикрывая нас с Эдом, залегло несколько

бойцов, и я подумал, что ребята не совсем лохи*, тактику ведения боя

понимают. Остальные бойцы расположились в глубине пещеры.

«Вертушки» не уходили. Они на приличной скорости проносились мимо входа, и я злорадно подумал, что они бояться нас. Время от времени «вертушки» открывали огонь. Так проходила минута за минутой, и это начинало раздражать. Да, в настоящий момент мы оставались в относительной безопасности, но было совершенно очевидно, что Чёрные Рыцари отсюда не уйдут. Вероятнее всего, они ждут десантную группу. А если это так, скоро должна начаться операция по нашей нейтрализации…. Ну что же, посмотрим кто кого….

Штурм начался неожиданно. Сначала небо прорезали вспышки световых ракет. За несколько секунд всю площадку перед входом в пещеру заполнили огромные десантники. Но мы не слоховали, отреагировали вовремя, плотным огнём отразили нападение и в буквальном смысле слова смели первую волну нападавших с площадки. Особенно страшный урон наносили наши с Эдом крупнокалиберные пулемёты, от мощных пуль которых фашистов не спасала их хвалёная броня, рассчитанная в основном на тепловое оружие. Беспощадные пулемётные пули буквально разрывали тела штурмующих в клочья.

Под прикрытием моего пулемёта Эд умудрился послать несколько точных очередей в зависший над нами десантный крейсер. Сдетонировал навесной ракетный боекомплект крейсера и аппарат разлетелся вдребезги. Площадку перед входом завалила груда развороченных обломков и множество обгорелых и обугленных человеческих тел. Стоял такой невыносимый запах обгорелых человеческих останков, что нам пришлось, что бы ни задохнуться, рискуя оказаться заваленными огнём с «вертушек» спешно расчищать площадку перед входом в пещеру. Фашисты не замедлили этим воспользоваться. Несмотря на всю осторожность, мы потеряли несколько ребят и оказались в опасном положении – ещё одной атаки наша группа могла не выдержать….

Сначала была яркая вспышка. Потом чудовищный грохот…. И всё кончилось.

***

Когда я очнулся, пещера исчезла. Кровь горячими гудящими волнами пульсировала, раскалывая голову на множество обжигающих нестерпимой болью осколков. Всё тело невыносимо болело и ломило. И эта боль разрывала, казалось каждую молекулу, каждый атом обожжённого и израненного тела.

Я лежал прикованный наручниками к металлическому каркасу нар в крохотном, едва освещённом пространстве, напоминающем скорее могильный склеп, нежели тюремную камеру. Какое-то время я пытался освободиться от наручников, но скоро оставил это бессмысленное занятие.

Где ребята, Эд, Елена? Что с ними? Живы ли они?..

Время остановилось. В этой мрачной темнице оно словно

сделалось чем-то совершенно не нужным и, даже, бесполезно-

бессмысленным символом существования всего живого. В этой камере реальность заканчивалась. Где-то в другом мире, в другой реальности пролетали минуты, проходили часы, протекали сутки, а здесь царствовал бесконечный временной ноль….

Время от времени камера исчезала, и я проваливался в иногда яркие красочные солнечные сладостные, иногда мрачные тревожные, иногда страшные воспоминания….

1
Подмосковье. 1991 год

Солнце исчезло. Его поглотила мрачная чёрная туча, стремительно налетевшая с запада. Стало темно. Яростный ветер остервенело закружил в бешенном хороводе дорожную пыль, листья и мусор. Под его мощными неукротимыми порывами надсажено кряхтели вековые дубы, тополя и липы. До земли покорно изгибались и жалобно стонали молодые деревца в крестьянских дворах.

Кадр рассыпался. Пропали глубина планов и перспектива пространства.

Лес дальнего плана, ещё каких-то пару минут назад оттенявший бесконечное величественное лазоревое небо живописной причудливой сине-зелёной волной пожух, потемнел, стал плоским, недопустимо приблизился, навалился на второй план, скомкал

и поглотил его.

Поле среднего плана: спокойное величественное переливающееся на солнце всеми оттенками жёлтого сделалось глухого унылого осеннего охристо-серого цвета.

Яркая розовая церквушка переднего плана с белоснежным фронтоном, фризом, колоннами, резными оконными наличниками и элементами барабана центрального купола. С позолоченным сверкающим под солнцем куполом и крестом сразу потемнела и стала похожа на убогую декорацию скверного провинциального театра.

Режиссёр оторвал взгляд от видоискателя. Подавленно огляделся окрест. Встретился с виновато-сочувственным взглядом оператора, и словно впервые увидел съёмочную площадку. Замерших в ожидании его «высочайшего вердикта» рабочих. Актёров безнадёжно ожидающих заветную команду и сухой щелчок хлопушки. Бесцельно-бестолково слоняющуюся по площадке массовку….

Режиссёр просверлил небо тяжёлым недобрым взглядом и отменил съёмки.

– Напьюсь. Определённо сегодня напьюсь. Гори всё белым пламенем. – Подумал, расстроенный пропавшим съёмочным днём режиссёр, и не на кого не глядя, побрёл к автомобилю.

2
Соединённые штаты Америки. 1864 год

Полковник Дэнсмор лежал в дальнем отсеке госпитального

каземата. Его седовласая голова с красивым, но теперь пергаментно-бледным из-за большой потери крови лицом безвольно отвалилась к левому плечу, и казалось, что полковник прислушивается к стуку своего сердца. Но это только казалось. Полковник не приходил в сознание уже сутки. С того момента когда солдаты подхватили отброшенное взрывом фугас его беспомощное израненное тело. Он не помнил, как под ураганным огнём его несли сюда в каземат. Как шатающийся от усталости доктор Каммингс несколько часов колдовал над ним, извлекая осколки и

латая его окровавленную иссечённую смертоносным металлом плоть.

Взрывы уже пятый день сотрясают каменное тело форта,

важнейшего оплота южан на реке Миссисипи. Янки* со всей присущей им настойчивостью пытаются овладеть фортом. Гарнизон форта, отрезанный от основных сил Конфедерации*, лишённый резервов подкрепления и ограниченный в боеприпасах обороняется упорно и мужественно. И вдохновителем этой обороны его знаменем по праву считался полковник Дэнсмор под самым страшным огнём неприятеля хладнокровно руководивший защитниками. Своим бесстрашием и выдержкой укреплявший дух одних вселявший надежду и уверенность в других помогавший третьим.

Прямодушного честного и справедливого храброго и отважного в

меру осторожного и расчётливого старого техасца любили и офицеры и солдаты. Весть о ранении полковника мгновенно облетела форт, заставив офицеров собраться вокруг своего командира. Некоторые, чтобы возможно в последний раз увидеть полковника пробирались сюда ценой неимоверных усилий преодолевая смертельную опасность. Многие впервые с начала осады встречали своих товарищей разбросанных по разным участкам обороны.

В каземате, несмотря на ранее утро, было душно. Горячий и плотный воздух наполняли сильные и резкие запахи лекарств, пороховой гари, сигар, терпкого ядрёного пота давно не мытых тел, и какой-то неуловимый, и в тоже время ясно определяемый запах оружейного метала. Офицеры шёпотом переговаривались между собой, сообщали последние новости и потери. У всех были закопченные от порохового дыма, уставшие от бесконечной осады лица. И неяркий мерцающий свет факелов делал выражения их лиц резкими неузнаваемыми зловещими. Этот же свет превращал цвет серых мундиров в какой-то нелепый театральный, опереточный светло-песочный цвет на котором тёмно-бурыми пятнами выделялась запёкшаяся кровь.

Тишина царила такая, что доносившиеся приглушённые стоны и крики раненных из соседних отсеков, скрип ремней и лязг оружия теперь в этот скорбный момент казались раздражающе громкими и неуместными….

Но вот полковник застонал, открыл глаза и что-то тихо зашептал. Офицеры затаив дыхание, склонились над ним.

– Гонца…. Гонца к генералу…. Не продержаться… без… помощи….

Полковник снова впал в глубокое забытьё.

– Да джентльмены без помощи у нас нет перспектив. – Устало произнёс майор Гибсон теперь, по ранению полковника оставшийся старшим офицером форта. – Потери огромны. Боеприпасы на исходе.

– Чёртовы янки туго затянули «пеньковый галстук*». Как только к ним подойдут корабли с орудиями крупного калибра нам конец.

– Надо пробраться к генералу любой ценой.

– Полковник два отряда посылал, и каков результат? Отсюда никому

не вырваться.

– Генерал не успеет. У нас в запасе несколько дней.

– Надо попытаться ещё раз.

– Глупо и бессмысленно.

– Почему же, попробовать можно. – Эти слова произнёс высокий широкоплечий смуглый молодой человек лет двадцати пяти. На нём была такая же, как и на других офицерах запылённая и изрядно потрёпанная форма, но без знаков различия, как это было принято среди волонтёров,

свободных интендантов и одиноких стрелков, не имеющих средств купить

офицерское звание. – Шанс невелик, но рискнуть можно.

– Уж не вы ли готовы рискнуть, мистер Майлз? И это вы штатский

имеете наглость предлагать нам, боевым офицерам, потерявшим в предыдущих вылазках своих товарищей? – Зло прошипел капитан Кэссиди – огромный рыжий канзасец.

– Мистер Майлз, вы сколько сегодня выпили? – Саркастически усмехнулся лейтенант Таунсенд. – Господа, Майлзу до вечера не наливайте.

– Я сказал, что шанс не велик, но попробовать можно. При известных обстоятельствах джентльмены…. Вам показалось, что я произнёс что-то смешное лейтенант Таунсенд? Я задел вас, капитан Кэссиди? Если вы так считаете, я сейчас же готов дать вам любое удовлетворение любым доступным оружием….

– Джентльмены, прошу вас прекратить. Нашли, право, место и время. – Безоговорочно пресёк распрю майор. – Выкладывайте Майлз что вы там придумали.

– Всё просто. Я готов рискнуть на определённых условиях. Десять тысяч, в случае если я благополучно доберусь до генерала и приведу в форт подмогу.

– Вы с ума сошли Майлз. В форте нет таких огромных денег.

– Зато они есть у правительства Конфедерации. От вас требуется только подписать со мной договор, и я готов.

– Не знаю, – растерялся майор, – я не уверен, что уполномочен

подписывать такие серьёзные документы…. Впрочем Майлз, прошу вас сначала изложить свой план.

Молодой человек, несколько поколебавшись, жестом предложил майору проследовать за ним. Заинтригованный майор подчинился. Не менее заинтригованные офицеры двинулись следом. Все выбрались из душного каземата под палящее солнце и непрекращающуюся канонаду и перебежками двинулись к западному бастиону….

– Основные силы янки сосредоточены на востоке у реки. Здесь до их позиций ярдов* триста, двести пятьдесят и превосходные стрелки на чеку – мышь не проскочит. Тут шансов у нас нет, что ясно и продемонстрировали отчаянные, но, увы, бесполезные предыдущие вылазки…. А вот с запада до передовых позиций противника ярдов четыреста, а у кромки перелеска все пятьсот. И нет стрелков, а только плохо обученные ополченцы. Это, на мой взгляд, наш единственный шанс. Мне надо преодолеть чуть больше мили*, а это всего несколько минут под запоздалым и беспорядочным огнём…. А дальше? На их кордоны мне наплевать. Я хорошо знаю эту местность, а для парней с севера она чужая. Главное добраться вон до того перелеска и холма. А там до дальнего леса рукой подать – менее мили. В лесу они меня не возьмут….

– Так янки вас и выпустили Майлз.

– Это не возможно. Вы и носа не сможете высунуть из форта.

– Ворота под постоянным прицелом вон с тех редутов Майлз.

– Это безумие.

Возбуждённо зашумели офицеры.

– Да, Майлз, как вы себе представляете детали столь опасного

мероприятия? – Усомнился майор Гибсон.

– Мне понадобится несколько лошадей. В намеченное время вы

начнёте отвлекающий обстрел позиций федералов с восточного,

центрального и западного бастионов. При этом, с восточного и центрального больше для шума. А вот с западного прицельно, в полную силу и только по передовым позициям. Но на короткое время. На несколько минут, не более. Что бы ошеломить противника, запутать, не дать возможность вести точный огонь и дать мне время преодолеть самый опасный участок на открытой местности….

Офицеры с некоторым уважением внимали молодому человеку – разумность и дельность плана которого не вызывала ни малейшего сомнения.