Фотограф Михаил Четыркин

© Михаил Четыркин, 2017

© Михаил Четыркин, фотографии, 2017

ISBN 978-5-4485-3296-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Когда ты «и» пройдёшь…»

 
Когда ты «и» пройдёшь…
и даже «или»…
Вдруг ангел заиграет на трубе…
Обыденное слово «хоронили»
Ты ощутишь как близкое себе
 
 
– Смутившись от внезапного озноба
Не посланный преследовать и мстить,
Тот, сверху (очень правильно, должно быть)
В часах твоих все стрелки совместит.
 
 
И, расчленив на тени звуков эхо
Невидимым движением ножа,
Ты под конец сумеешь встретить это.
Вот только не успеешь удержать.
 
 
В последнем закрутив водовороте
(мол, ничего с собою не возьму),
Ты будешь против… против… против… против.
Уже не интересный никому.
 
 
Ты будешь средь всего, что ныне скрыто,
Ты встанешь рядом с призраками. Но
Твой утлый чёлн как ржавое корыто
Опустится средь всполохов на дно.
 
 
И сверху тот, кто так тебя оставил,
Заранее прощая и любя
Закрасит небо цветом серой стали…
В слезах о совершаемом скорбя.
 

«Мир до сарказма странен…»

 
Мир до сарказма странен.
Время течёт скорее
(словно сквозь ржавый краник
сбоку на батарее).
 
 
В мире ещё есть люди,
Едут они в трамвае…
Вдруг он её полюбит
– так иногда бывает…
 
 
Ей бы до «Чёрной речки»
(Он – до «Проспекта Стачек»),
Милые человечки…
С вами никак иначе.
 
 
Он, предположим, доктор.
А у неё – собака
(типа большого дога),
Два неудачных брака,
мама, и дочь Арина,
Скука в часы досуга,
 
 
А у него два сына
(их забрала супруга),
Новый электрочайник,
Вечный омлет на завтрак,
По вечерам печально,
что не махнул на Запад
 
 
– Можно и тут, наверно…
А она знает чётко
Вечером – тюбик Wella
Для осветленья чёлки,
 
 
Маску из апельсинов…
вновь отступают годы…
Чтобы пройти красивой
Мало одной природы.
 
 
Мир наш нелеп до смеха,
Хоть неприятно-ловок.
Им ещё вместе ехать
Несколько остановок.
 
 
Он то и дело глянет
(как на актрису фильма).
Он её сердце ранит
– правда, чуть-чуть, несильно…
 
 
Вот бы они кружили
Так до конца в трамвае…
 
 
Но почему-то в жизни
этого не бывает.
 

«Мы сложили из снега рождественский домик…»

 
Мы сложили из снега рождественский домик…
Как горды мы им были!.. как были мы рады
– И встречались в движениях наши ладони,
И касались друг друга украдкою взгляды
 
 
– А зима, украшая небесные своды,
Возвращала забытые нами желанья,
И в мгновенья сжимала прошедшие годы,
И затем превращала в ничто расстоянья.
 
 
Обнимаясь всё крепче, боясь потеряться
В этом странном, зимой нарисованном мире,
Мы учились близ снежных окошек смеяться…
А крупинки холодные падали мимо…
 
 
Мы не плакали больше, про слёзы не помня,
Мы их тихо на влажных щеках целовали,
И надеждой свой маленький домик наполня,
На неё, только лишь на неё уповали
 
 
– А вокруг так бело было, и незнакомо,
И минута, простясь, за минутой летела…
И молчала зима возле снежного дома,
Словно всё рассказав нам о том, что хотела.
 

«Как шарик, в бездне крутится Земля…»

 
Как шарик, в бездне крутится Земля
(Хотя ещё нам не сорвало крышу)…
Мы движемся по краю бытия
Средь темноты, обмана и жулья,
Души своей измученной не слыша,
 
 
Нам жирно ставят штампы в паспорта,
Заранее границы создавая,
И злобно щерят пасти три кита,
И щурится под ними пустота
Слепая… неподвижная… живая…
 
 
Погасли, отработав, маяки,
Лучом не поборов густую воду,
И щёлкают как выстрел каблуки
По мостовой. И меткие стрелки
Винтовки перезаряжают с ходу.
 
 
Где наш триумф? Где сладость от побед?
Их нет. Деленье «первое/второе»
Под сургучом заложено в конверт:
Тоска. Верёвка. Старый табурет
– Забавная карьера для героя…
 
 
Глухи слова. А, может быть, просты —
Мы ими пишем веру, и науку…
Но вновь невоплощённые мечты
Уходят вверх. Вперёд. И даже ты
Мне, обернувшись, не протянешь руку.
 

«Задержусь в нарисованном мире…»

 
Задержусь в нарисованном мире,
Где гармония красок и фона…
Мне 14:24
Вдруг покажет дисплей телефона
 
 
– Очевидно, пустые заботы,
И напрасные хлопоты, вроде…
Заиграют тревожные ноты
Заштрихованных чёрным мелодий…
 
 
Я совсем не любитель баталий,
Я почти не поборник инструкций…
Я рисую в пространстве из стали
И чугуноподобных конструкций.
 
 
А в рисунке – свобода полёта
И луга необычных растений…
Но свисают кресты переплётов,
На пейзаж опустившие тени…
 
 
Я раскрашу свой холст акварелью,
Пару капель гуаши добавлю
– Я уже это делал в апреле,
Мне такую возможность давали,
 
 
Мне казалось – исчезли метели,
Мне подумалось – стихли печали…
 
 
– Хоть чуть-чуть бы ещё акварели…
Чтобы вышел пейзаж, как вначале…
 

«Чернота (хуже лишь в петле)…»

 
Чернота (хуже лишь в петле)
– Но, наверное, это правильно:
Я в космическом корабле,
Неизвестно куда отправленном,
 
 
– Вот плыву от стены к стене,
Ощущая уколы совести…
Как-то трудно даётся мне
Ситуация невесомости;
 
 
Глушит лапами тишина
(Комнатёнка-то здесь безлюдная),
И за толстым стеклом окна
Местность явно недружелюбная,
 
 
Россыпь звёзд – как огни реклам,
Прославляющих статус вечности…
Я лечу по чужим делам,
Заключённый в корабль для верности.
 
 
Не пытаюсь разбить стекло —
Так спокойней. Мне стало нравиться.
– Это, видно, не повезло…
С этим попросту надо справиться…
 
 
Пошуршу в навесных шкафах,
Пожую концентрат из тюбика,
В изголовье сложу скафандр,
Явно выданный мне для тюнинга…
 
 
А когда переборок дрожь
Сонно в плеске ручья расплавится,
Ты тихонько ко мне придёшь…
По тропинке… в весеннем платьице…
 

«Мы будто куда-то едем…»

 
Мы будто куда-то едем,
В гремящем составе длинном,
И кормят меня соседи
Конфетами с клофелином,
 
 
За хитрою их вознёю
Мне брезжит в глуши палата
В больничке… А ты с семьёю
– И в этом не виновата.
 
 
Во сне ты идёшь по лугу
– Не знаю, что это значит,
А я вот хожу по кругу —
А, может, на чью-то дачу,
 
 
И странные люди споро
Таскают меня по бабам…
И снова как будто скорый
С табличкой «Мадрид – Хабаровск»…
 
 
Я спрашиваю дорогу
– Матросы вослед плюют мне
Собака вцепилась в ногу:
Не больно, но неуютно…
 
 
Соседи меня связали,
Попрыгав с соседних полок
– А ты уже на вокзале,
И лист расписанья долог
 
 
– А может, он пуст (что странно…),
А, может, ты не читаешь…
Собака мне лижет рану,
А поезд идёт к Китаю.
 
 
И ушлые азиаты
Меня запирают в клетке,
Чтоб после в мою палату
Горстями швырять таблетки…
 
 
Ты будто бы где-то рядом,
С авоською апельсинов,
На улице склад снарядов
Взорвался – но так, несильно…
 
 
И важное что-то близко
– Да только вот не ухватишь…
И ты как смешная киска.
Но, правда, ночами плачешь…
 
 
И муж на твоё колено
Солидно кладёт ладони…
А я всё бегу из плена,
Уже с головой седою
 
 
…Когда же мы все приедем
Да вытащим чемоданы?!..
Мне хором поют соседи,
Обшарив тайком карманы
 
 
– И, видимо, будет драка,
И рвутся кругом снаряды…
И смотрит в глаза собака
Голодным тяжёлым взглядом.
 

 
Ну ладно, ещё не вечер —
Ещё километры ёлок,
Матросы мне бисер мечут,
Попрыгав с соседних полок,
 
 
В их гоготе нет печали,
На станции ждут путаны,
Но скоро раздача чая,
И все побегут к титану
 
 
– И ты меня рядом встретишь:
Ведь ты меня столько знаешь…
За окнами стихнет ветер,
Откроется дверь стальная,
 
 
Запоры негромко щёлкнут
(тихонько… на нас похоже…)
И я как прохладу шёлка
Твою поцелую кожу,
 
 
И буду с тобой отныне —
Пускай за спиной плохое…
Но я твоё слышу имя.
Ты веришь? – оно такое.
 

«Здесь обычно зима – про другое не помним почти…»

 
Здесь обычно зима – про другое не помним почти,
Мы воспитаны в холоде, с зыбким оттенком испуга,
А всё можно исправить: лишь стоит ей рядом пройти —
Просыпается солнце и запах весеннего луга;
 
 
Пусть давно позабыты истории с добрым концом,
Пусть в далёкие страны на всех не хватило билета,
Но она обернётся – мы сразу светлеем лицом,
И, как прежде, наивны… и чуточку счастливы где-то…
 
 
Это трудно понять, в это даже поверишь едва,
Остаются мечты, что словами и не выразимы…
Но она существует – а, значит, надежда жива
 

Конец ознакомительного фрагмента.