«Зона интересов» Мартина Эмиса на первый взгляд как будто мало что добавляет к теме Аушвица: есть ведь в природе и путаные воспоминания Рудольфа Хёсса, и исследовательская дотошность Ханны Арендт, и «Благоволительницы» Джонатана Литтела, высветившие изнанку СС ярче некуда, — что уж говорить о фильмах «Шоа» или «Сын Саула». Однако же Эмис находит такой стиль, такой сюжет и таких героев, которые всё же добавляют многократно поднятой теме что-то новое. Это «что-то» — осмысление через бытовой абсурд: не тот бредовый абсурд, с помощью которого изучал феномен войны Джозеф Хеллер в «Уловке 22», а то усталое приятие некогда бывшего нормой нонсенса, которое скорее характерно для чеховских персонажей (кроме отчаявшихся правдорубов типа дяди Вани).
Год из будней Аушвица рассказан тремя голосами: члена зондеркоманды Шмуля (мужчина давно утратил всякую надежду вернуться к облику человеческому, а потому принял на себя роль бесстрастного Харона), коменданта лагеря (выведен под именем Пауля Долля, пьяницы, вуайериста и садиста, что в конечном счете делает его идентичным своему прототипу Хёссу, как ты имена ни меняй) и племянника одного из нацистских шишек Голо Томсена (похотливый, беспринципный и бесстыдный, он в целом наиболее симпатичный персонаж, потому как на фоне остальных выглядит чуть ли не ангелом). Томсен приударяет за женой коменданта, и вялый любовный треугольник в условиях лагеря служит стержнем для текста, на который уже нанизываются самые разные детали: речи нетрезвого Долля; распределение вновь прибывших на годных и негодных; планы по строительству третьего лагеря для нужд промышленников; постепенное проникновение пораженческих настроений во все слои рейха. Всё это литературное «мясо» в совокупности воспринимается как трагикомедия извращенного абсурда: смерть одного человека — катастрофа и горе, а гибель миллионов — нечто непостижимое, над чем ни порыдать нельзя, ни посмеяться. С каким пафосом и слезой на глазах Долль в праздничной речи вспоминает 14 павших немцев в Пивном путче — чтобы на той же странице спросить у Шмуля, сколько за три месяца удалось умертвить евреев, и лишь бровью повести, услышав ответ.
Однако и в этой бездне нет-нет да вспыхивают случайные искры: Эмис проработал персонажей достаточно, чтобы в каждом из них можно было найти нечто, присущее и читателям-обывателям: например, временами проявляющуюся рефлексию. «Я питал величайшее уважение к ночным кошмарам — к их разумности и артистизму. Ныне я думаю, что они жалки. Они совершенно неспособны предъявить мне что-нибудь хотя бы отчасти столь же ужасное, как то, чем я занимаюсь каждый день, — да они и пытаться перестали. И теперь мне снятся только еда и чистота», — думает в одной из сцен Долль. Рефлексия Шмуля направлена лишь на то, чтобы заглушить в себе остатки морали — чувства, которое вредит выживанию в нечеловеческих условиях. Рефлексия Томсена — иного толка: он уже в 1942-м предчувствует поражение Германии и понимает, что ему и остальным немцам предстоит жить с колоссальным грузом прошлого — настолько колоссальным, что даже встреча двоих влюбленных через несколько лет после войны будет отнюдь не радостным мигом, а острым напоминаем о том, что пришлось совершить ради выживания.
В общем, книг, подобных «Зоне интересов», довольно много, но есть ради чего прочитать и ее. Тем более, как говорит В. Г. Зебальд, которого Мартин Эмис цитирует в великолепном послесловии, «ни один серьезный человек ни о чём другом, кроме событий 1939–1945 гг., и не думает».