Цитаты из книги «Не ради прибыли. Зачем демократии нужны гуманитарные науки»

Заметим, что одну часть проблемы составляет содержание образования, а другую – методика преподавания. Из содержания учебных курсов исключаются материалы, содействующие развитию воображения и тренировке критических способностей, и их место занимают материалы, имеющие прямое отношение к подготовке к тестированию.

И наоборот, все страны мира уделяют крайне незначительное внимание воспитанию качеств достойного гражданина в самый важный в жизни ребенка период, который в США называют «K-12»[98].

При этом считается, что гуманитарные науки и различные виды искусства в объеме, остающемся предметом общенациональных дискуссий, подлежат реструктурированию по аналогии с техническими навыками, освоение которых можно проверить количественными многовариантными тестами. Однако такие тесты обычно не учитывают ни творческие способности, ни навыки критического осмысления, необходимые для гуманитарного образования.

Однако опасность состоит в том, что организованное уродство атакует разум и скрывает свет под своей массой, своей агрессивной настойчивостью, своей силой осмеяния, направленной против глубоких переживаний сердца… Потому следует остерегаться его соперничества с вещами, которым свойственны скромность, глубина и изысканная утонченность жизни. Рабиндранат Тагор. Национализм. 1917

Игры развивают у ребенка интерес, способность удивляться и верить в чудо. Уже простые детские стихи побуждают ребенка поставить себя на место детеныша животного, другого ребенка или даже неодушевленного предмета. «Twinkle, twinkle, little star, / How I wonder what you are!..» («Гори, сияй из темноты; / Скажи мне, звездочка, кто ты?..»[73]) – вот парадигма такого чуда, подразумевающая образное постижение другого предмета и наделение его внутренним миром. Именно так дети, в конце концов, должны научиться обращаться с другими людьми.

Сюжетное воображение – это способность поставить себя на место другого человека, осмысленно воспринять его историю и понять, какие чувства и желания могут возникнуть у того, кто оказался в таком положении.

Обычно ученики начинали с конкретной и чисто практической задачи: нужно было что-то приготовить, что-то соткать, поухаживать за садом. В ходе разрешения такой практической проблемы они сталкивались со множеством вопросов: откуда взялись все эти материалы? кто их изготовил? какие формы труда потребовалось применить, прежде чем они попали ко мне в руки? что нам следует знать о социальной организации таких форм труда? (Почему хлопок так сложно подготовить для ткачества? Как эти практические проблемы связаны с рабским трудом? Это могли быть самые разные вопросы[44].) Иными словами, сократические вопросы задавались в связи с реальным событием, а дети должны были осмыслить такое событие и собственные действия в качестве «отправных точек»[45].

руководством учителя, но без подчинения внешним авторитетам.

Приверженность Дьюи сократическому методу образования поэтому заключалась вовсе не в технике «сиди-за-своим-столом-и-выдвигай-доводы» («sit-at-your-desk-and-argue» technique); это была форма реальной жизни, проживаемой вместе с детьми в поисках понимания проблем реального мира и непосредственного решения практических задач под

Превращение учеников в пассивных слушателей не только не развивает активные критические способности, но, наоборот, категорически ослабляет их: «Ребенок берет книгу, не испытывая интеллектуального голода, не концентрируя внимание, не будучи готовым задавать вопросы, а результат такого поведения печален и общеизвестен: малодушная зависимость от книг ослабляет и калечит могущество мысли и анализа».