– Мишка. Ты спишь?

– Сплю.

– Мне такой сон приснился странный.

– Какой.

– Будто у меня последний звонок. В школе.

– Ну звонок. Так надо и меня будить?

– И я стою вместе с классом… в бантиках на хвостиках… в белом переднике… в белых гольфиках…

– Хороший костюм. У меня на сайте такой продается. Хочешь, привезу?

– Да не хочу! Вечно ты не дашь рассказать!

– Ну давай.

– И вот я стою… А мне волнительно так.

– Чего?

– Ну я не знаю.

– И все?

– Да не все! Это только начало!

– А потом?

– А потом выходит наш директор, Кондратий Вениаминович… Помнишь его?

– Ну да. Старый хрен в очках.

– В очках.

– И какого хрена он тебе приснился?

– Ну не знаю я.

– И что он.

– И он так выходит, становится за трибуну и начинает речь говорить.

– О чем.

– Вот совсем не помню, о чем. Ну да это и так понятно.

– И все?

– Да не все! Он так манит меня к себе…

– Медаль вручить.

– Ну убью уже щас тебя!

– А что.

– Просто так… рукой манит.

– И ты идешь.

– И я иду. А мне волнительно так…. Будто я и хочу идти, и не хочу. И страшно немного. Но я иду. Подхожу к трибуне… а он берет меня за руку, притягивает, я становлюсь рядом с ним… А напротив вся наша школа стоит. А он так надавливает мне на плечи…

– Что?!

– Ну это же сон!

– И что дальше.

– А дальше я так опускаюсь на колени… за трибуной. И никто меня уже не видит. И я никого. Но я знаю, что все они знают, что я там. А он…

– Достает свой х*р.

– Ну да.

– Ну ты даешь, деточка!

– Мишка, ну погоди.

– А что тут годить-то. И ты его берешь в рот.

– Ну… да.

– И сосешь.

– Да.

– И ты мне так спокойно об этом рассказываешь?!

– Ты знаешь, во сне так часто бывает…

– Чтоб отсосать у кого-то?! Что ж ты раньше молчала! И с кем еще у тебя так во сне бывает?!

– Да нет! Что ты вроде видишь человека… узнаешь его… а потом понимаешь, что это не он, а кто-то другой.

– О. Еще лучше. А кто? Завуч? Физрук?

– Мишка. Во сне это был ты.

– Я?! А он?

– Нуууу… так вроде бы сначала и он… Но потом я точно знала, что это ты.

– Вот ты брихуха у меня. Да еще и развратница малолетняя!

– Ну я не виновата!

– И так он… тебя… тебе…

– Нет. Он взял звонок и зазвонил. Звонком. Колокольчиком.

– И кончил тебе в рот.

– Нет! Я проснулась.

– Так это будильник звонил. Я слышал. Это всегда в сон врывается.

– Может…

– А ты как проснулась? С сожалением?

– Нет. Совсем нет. Стыдно было, это я помню. Потому что они все поняли, что я там делаю.

– Так не делала бы. Тебя же в цепи не заковали. Пираты.

– Ну такой ты у меня Дуридом!

– Ну ясный перец. Я еще и виноват, что тебе в детстве хотелось у директора отсосать.

– Да не хотелось мне в детстве!

– Ну сейчас захотелось. Ностальгия.

– Щас я тебя уже задушу совсем!

– Ну да. А сама…

– Что сама?

– На гульки.

– Мишка. Ну я же тебе сказала, что это тыыы был! Противный ты пиратище! При всех хотел мне… Чтобы я… у тебя… прям там…

– Я?! А школа откуда взялась?

– Не знаю.

– А ты вчера ничего такого не вспоминала?

– Точно, с Галкой Гуреевой трепались. Из нашего класса.

– Ну, тогда понятно. Так ты говоришь, что это я был.

– Да.

– И ты хотела…

– Ну я не хотела! Так приснилось просто.

– А сон – всегда воплощение скрытого желания.

– Ну такого желания у меня в школе точно не было. Я и не знала, что так можно делать. Первый раз, как увидела, чуть со стыда не умерла.

– Школа – из вчерашнего разговора во сне появилась. А где это ты первый раз увидела?

– ВКонтакте. Там столько разного всякого…

– Ага! Мальчишки присылали! Признавайся.

– Мишка. Ну дураков столько в мире есть.

– Так присылали?

– Ну присылали.

– А ты что?

– А я их сразу в бан. Но какое-то чувство оставалось… Зачем-то же они это делают. Девки. Может, это нормально…

– И захотелось попробовать?

– Ну нет. Тогда не захотелось. Потом. С тобой. Когда я к нему привыкла.

– Непонятно только, зачем тебе все во сне были, чтоб это сделать.

– Ну я не знаю, Мишка. Честно.

– А с Галкой вы об этом…

– Ты что!

– А с кем-нибудь еще?

– Та нет же! Никада! Это ты, небось, всем трепешься. Признавайся. Тимке говорил?

– Ты знаешь, это как-то по умолчанию вышло: мы не обсуждаем такие подробности.

– Вот брихун! И никогда об этом не говорите?!

– Не, ну бывает… В абстрактном плане.

– Это как – в абстрактном?

– Ну вот игрушку какую обсуждаем. Для сайта. Или еще что. Кино там…

– А ты ему говорил, что это я на твоем сайте с твоими игрушками висю? Голая.

– Ну ты что! Никада! Там же не видно, что это ты.

– И у тебя в душе никогда червяк не зашевелился? Рассказать.

– Белка. У каждого свои драконы в шкафу и тараканы в голове.

– Ага! Так ты хотел?!

– Бельчонок, послушай. Ты моя любимая девочка. Ты у меня самая красивая. Я иногда спросонья не верю, что ты со мной. А иногда даже и днем. И когда ты не отвечаешь, я всегда думаю, что ты от меня ушла. Нашла себе какого олигарха или певца-спортсмена…

– Ты мне голову не задуривай! Говори!

– Так я и говорю. Во мне гордость, что ты моя, включается утром раньше кофеварки. И, конечно, мне иногда хочется похвастаться… тем, что ты вытворяешь… Иногда.

– И ты ни разу… никому?

– Да чтоб я сдо…

– Не надо! Вот этого не надо. Ты мне еще пригодишься. Может, мне еще какое тайное желание приснится. Новое.

– Так сегодня же уже приснилось. Иди нас побалуй. Видишь, какой стояк.

– Вот удивил! Да у вас это как в монастыре служба! Все, прячь его. Завтра.

– Как завтра?! А сегодня мы что будем делать?!

– Мне на работу пора. Потом я дежурю. Так что на вас сегодня хозяйство.

– Белка. Щас поймаю и учиню страшное насилие. Будешь тогда знать.

– Нет! Не поймаешь! Никада!

– Ну Бельчонок! Ну давай по-быстрому.

– Некогда, честно, Мишунчик. Походите голодные. Да еды, кстати, купите. Целую вас обоих.

Михаил с сожалением посмотрел вниз, вот, еще и дежурит, сладко потянулся и закрыл глаза. И сколько же раз это уже было? А тебе никак не надоест, а, Майкл. Нет. Каждый раз как первый. Когда она… а тебя там подпирает, и ты знаешь, что сейчас… она это сделает. Ни с чем не сравнимое чувство: знать, что ты можешь это сделать. Что она согласится. И даже говорит, что ей это нравится. Может, врет. Давай думать, что не врет. Давай. Хорошая она у тебя. Хорошая? Да она лучшевсехняя! Это да. И где ты только это ни делал. Тут. И в душе. На кухне. В машине. На пляже. На балконе. Господи, да она же в Cap d'Agde прямо в баре это делала! Правда, там было темно. Боже! А в Париже! Ночью под Эйфелевой башней! Сдуреть можно. У тебя же и фото есть. И видео. Башня переливается вся. Красиво так. Жаль, никому не покажешь. А так никто не поверит. Да и нельзя. А хочется? Хочется, не буду врать. Погоди, у тебя же в фейсбуке фото висит… Он схватил смартфон, открыл фейсбук и покрутил свою страницу вниз. Вот она. В халате, после душа. А под халатом ничего нет. Он слегка разошелся, и это видно. Михаил ясно вспомнил, как на Санторине, рано утром, они пили кофе на террасе отеля, Белка двигала ступнями у него в паху, и он взорвался, забрызгал ей все ноги, а она, лукаво улыбаясь, собрала ложечкой опаловую жидкость и опустила в свою чашку с кофе, а потом велела так ее сфотографировать и повесить в фейсбук, а со своего телефона написала в комменте «Вкусно!» Чумовая она у тебя девка! Есть такое. И за что ее тебе бог дал? Нууу… за скрытые безмерные достоинства. И красоту аполлоническую. Да, Майкл, Аполлон ты еще тот. Повезло тебе с ней. Да кто ж спорит. А помнишь, как она на Крите… Так, прекрати немедленно. Давай вставать. Ну давай.

Михаил как был, голый, прошляпал в ванную, облегчился, залез в душевую кабину и резко вертанул оба крана, запрыгал и заойкал, менял горячую воду на холодную и наоборот, потом включил теплую и блаженно прислонился к стеклянной стенке. Помнишь, как она здесь сосала, а потом положила твой член себе на волосы, и он нарисовал на ней жемчужную корону, и капли стекали по ее лицу, зависали на подбородке и падали на грудь… такая она была красивая. Нет, не может она врать, это же все в глазах видно. А потом она закрыла глаза и улыбалась. Вот если тебя когда возведут на эшафот, последнее, что ты хотел бы увидеть – это эта ее улыбка… А потом уж последняя сигарета… Блин, как курить хочется! Пошли кофе пить.

На кухне Михаил засыпал в жерло кофеварки горсть колумбийской арабики, подставил бабушкину кружку и нажал кнопку. Треск размалываемых зерен сменился бульканьем, он еле дождался, забрал кружку и вдохнул божественный аромат утра. Кофе обжигал язык, он поставил его на стол, достал из пачки «Данхилл», провел сигаретой под носом и закурил, задержал дыхание, потом медленно стал выпускать из себя дым, тот поднимался к потолку и изображал там небо.

Ноутбук загрузился, он открыл браузер и кликнул свой сайт: на заставке старый пират все так же прикладывался к бутылке рома, колесики вертелись, монеты дзинькали; рекламаций не было, электронные гаджеты и эротические игрушки продавались как обычно. Тогда он открыл Одноклассники и зашел на Белкину страницу. Так, Бэла Бурлакова, посмотрим, что тут у вас делается. Белка была младше его на пять лет, и в школе он ее совсем не помнил. На странице было полно фотографий в школьной форме, на аве она была с хвостиками и бантиками. Наверно же ты ее такую видел, в школе или у подъезда, но тогда она была похожа на голенастого гусенка, а ты был влюблен в грудастую уже Машку Полозову, все были в нее влюблены, и Руслан рассказывал, что ходил с ней в кино, а она разрешала гладить свои бедра, и он как бы случайно тронул локтем ее грудь. «Она такая толстая и такая мягкая!» Михаил завидовал ему черной завистью, но сам заговорить с Машкой не смог бы и под страхом смерти, только перед сном представлял, как она сама подходит к нему, берет его ладони в свои и кладет их себе на грудь, а потом расстегивает платье, распахивает его, и он всё видит! А она стоит и не стесняется совсем, и позволяет себя трогать; иногда это его так распаляло, что он осмеливался представить, как он, уже вор в законе, поднимает ей платье, засовывает руку в трусики и ощущает мягкий пушок на венерином холмике, а назавтра рассказывает мальчишкам, как он… а они все… «Да ты что! Дала?! Сама?! Врешь!!!» На выпускном он долго подпирал стенку и бегал курить, но перед самым концом, когда объявили белый танец, он заметил, что Машка двигается в его сторону, повертел головой, но никого вокруг себя не увидел – она пригласила его танцевать, может быть, на спор с подружками, но ему было все равно, он приник к ее груди, и она его не оттолкнула, а положила руки ему на плечи; на него напала жуткая эрекция, он был красный, как фонарь в фотолаборатории, девушка нарочно прижималась к нему бедрами, чтобы убедиться в его реакции, а ему было просто ужасно стыдно, но он был на верху блаженства, был счастлив, будто Старик Хоттабыч сделал его калифом, и весь гарем стелется у его ног, все хором предлагают потрогать свои груди и удовлетворить любое его желание.

После школы Михаил поступил в университет. Девушек на историческом было мало, и все они как-то сразу оказались заняты; личная жизнь ни в какую не хотела складываться, и, может быть, это и подтолкнуло его бросить учебу. Он поваландался и осел в Пункте приема вторсырья, на личную жизнь окончательно плюнул и переключился на порнушные дивидишки. Отказа там не было, но жизнь его протекала однообразно и невыносимо скучно. Бабушка оставила ему свою квартиру, он все собирался сделать ремонт, откладывал деньги, потом тратил их на компьютерные примочки, сидел ВКонтакте, рассылал девчонкам «Привет как дела», но отвечала ему только Белка, которая и жила-то в его же подъезде. Она работала медсестрой в районной больнице, они встречались во дворе по вечерам, перебрасывались парой-тройкой слов, он ее по привычке подкалывал, держал за пацанку, пока однажды не увидел, что гусенок превратился в стройного лебедя с длинными ногами, крутыми бедрами и острой конической грудью; медно-рыжие ее волосы отливали в лучах заката золотом, а в зеленых глазах таилось совсем непонятно что. Он даже пригласил ее раз в кино и дотронулся до ее бедра, но потом устыдился, и ничего из этого не вышло. А она ведь уже тогда хотела. А ты все на трансформеров пялился. И даже за плечи ее не обнял. И как это потом у тебя язык повернулся пригласить ее домой. Так дождь же начался. Ну да, пока гром не грянет… А как бумкало у тебя сердце, когда после кофе с ликером вы танцевали, и она спросила, чего бы тебе сейчас хотелось. И ты наконец разговелся, и сказал ей, а она тебя выгнала покурить на кухню. А ты до последней секунды не верил, что это будет и возвращался на цыпочках, а в комнате было темно, и она лежала на диване под пледом, ты трогал ее руками, и она была без ничего, и тогда все твои желания исполнились, как бывало раньше только в сказках «Тысяча и одной ночи». Первый раз.

Он крутил страницу Одноклассников вниз, рассматривал фото и комменты к ним. И никакого директора тут нет. Так какого черта? Да черт с ним. Сказано тебе, что это был ты, так и узбагойся. Ты же сам научил ее рассказывать тебе все: и сны, и все, что было. Ты сам научил ее не стесняться своих желаний, вы сотворили друг из друга мужчину и женщину и с тех пор пребываете в раю. Михаил допил кофе и закурил новую сигарету. В рай, правда, змеюки разные иногда заползают. Но ты же уже не фуцик мухосранский, ты давно капитан пиратского брига, абордажная сабля хлопает тебя по левому бедру, а за пояс заткнута пара пистолетов.

С того раза прошло уже года три. Белка перебралась жить к нему, он затеял бизнес на пару с другом, заработал денег, купил соседнюю квартиру, соединил ее со своей – стал совсем другим человеком. Но его часто почти бессознательно мучил один вопрос: что было бы, не пригласи он ее тогда домой. Он чувствовал, что жизнь его изменилась именно благодаря ей, что появился смысл и стимул, что он уже умеет и может многое; он стал совсем другим с людьми, ладил с клиентами, улаживал конфликты, хлопал по попке девчонок в своем офисе, шутил в компании – ему стало легко и интересно жить.

Заработанные деньги он тратил не жалея: они объездили полмира, он любил покупать Белке украшения, в квартире стояла новая мебель, шкаф в спальне ломился от платьев. Но больше всего в их барочной спальне ему нравилась кровать: с балдахином, гнутыми золочеными ножками и пурпурным покрывалом – там они вытворяли такое, что никакая порнуха его юности и представить себе не могла.