Допущено к распространению Издательским советом Русской Православной Церкви ИС Р16-518-0851

В книге использованы фотографии:

Сергея Белоусова, Анны Гальпериной, Федора Давыденко, Михаила Денисова, Ивана Джабира, Екатерины Загуляевой, Марии Кондратьевой, Ксении Лученко, Ольги Макаровой, Дмитрия Маркова, Сергея Мелихова (Forbes), Владислава Нефедова, диакона Андрея Радкевича, Юлии Рыженко, Ирины Сечиной, Павла Федосова, Ефима Эрихмана, Pravmir.ru, «Милосердие. ru», а также фото из личных архивов.

Предисловие
Верующие в зоне доступа

Недавно в соцсетях кто-то написал, что в информационном пространстве сегодня невозможно увидеть живых современных верующих. «Настоящих, думающих, ошибающихся, делающих, любящих, ненавидящих и готовых дать ответ о своем уповании». Нет в зоне доступа современников-мирян.

А ведь «живые верующие» нужны и тем, кто только интересуется, «испытывает и оценивает» религии, и единомышленникам. Первым – чтобы познакомиться, вторым – потому что идеалы на протяжении жизни не всегда работают. А вера, надежда и любовь иногда переходят в неактивную форму, в состояние «стенд-бай». И помощь неожиданно можно найти у людей, которые похожи на нас – только живут вдохновенно. Когда у тебя огонь почти потух, важно видеть, что у кого-то он горит.

В книге «Миряне – кто они?» мы сделали попытку собрать девять «живых верующих» и познакомиться с ними. И познакомить вас.

И мы очень признательны и благодарны всем, кто согласился участвовать в этом проекте.

Мы хотели, чтобы эти интервью были не только и не столько про то, «как я пришел к вере».

Мы хотели, чтобы в них прозвучал опыт подъемов (понятно, интервью – не исповедь, поэтому у нас больше про подъемы, чем про падения). Чтобы в них можно было прочесть про опыт выхода. Про мировоззренческие открытия. И просто про жизнь.

Зачем читать про незнакомых людей? Возможно, затем, чтобы понять, что ты не один. В чужой жизни найти ответы на свои вопросы. И здесь важен не только опыт другого, но и определенный вектор. Как этот человек пришел в ту точку, в которой он сегодня служит Богу и людям? Ведь интересно же, как он там оказался!

Из девяти интервью семь были взяты специально для этой книги (шесть – это «живые» беседы журналиста и героев, седьмое – письменные ответы Ольги Седаковой), а два материала – про бабу Нюру и незрячего художника – были подготовлены автором некоторое время назад и опубликованы в журнале «Нескучный сад». Мы решили включить их в книгу, потому что, как кажется, они расширяют «зону доступа» мирян.

Себя трудно увидеть объективно. Но себя можно узнать в другом. Как запотевшее зеркало: стираешь рукой воду – и узнаешь себя.

И вообще, как известно, интереснее человека ничего нет.

Марина Нефедова

Александр Архангельский. Объединение с самим собой

Известный телеведущий и писатель, он считает, что на телевидении должны жить только «дрессированные животные», а писатель – это крот, который не может не рыть, даже если у него это плохо получается. Что детство – это время сопротивления и простора, а если человеку не с кем поговорить, он может поговорить с книгой. О том, как работать «клеем», в чем проблема православных СМИ и что должно быть вместо архаики и модернизации – «человек из телевизора» Александр Архангельский.

Биографическая справка

Александр Николаевич Архангельский – писатель, публицист, телеведущий. В прошлом – литературовед, литературный критик. Родился в 1962 году в Москве.

В 1984 году окончил факультет русского языка и литературы МГПИ, кандидат филологических наук. Работал в детской редакции Гостелерадио СССР, в журналах «Дружба народов», «Вопросы философии». Обозреватель, затем заместитель главного редактора, затем – до 2006 года – колумнист газеты «Известия».

С 2000 года – автор, ведущий и руководитель программы «Тем временем» на телеканале «Культура». Как критик и публицист печатался во многих ведущих российских и зарубежных изданиях. Автор циклов документальных фильмов «Отдел», «Жара» на телеканале «Культура». Автор книг «Александр I», «1962. Послание к Тимофею», «Цена отсечения», «Музей революции» и др. Член Союза российских писателей. Профессор факультета медиакоммуникаций Высшей школы экономики. Женат, четверо детей.

Между цирком и зоопарком

– Вы много лет на телевидении, и при этом говорили, что ТВ в лучшем случае может только намекнуть на глубину, а вглубь никогда не идет. Не тяжело так долго заниматься «намеканием»?

– Ну, это кому как. Учителю тоже приходится каждый день из года в год намекать на научную глубину. Хотя если бы я занимался только телевидением, наверное, я бы давно выгорел. Телевидение не подпитывает. Говорят про какой-то наркотический эффект от присутствия в эфире – у меня этого нет. Это работа. Важная, сложная, оплачиваемая, выматывающая до последнего предела.

– Интересная?

– В чем-то – да, в чем-то – нет. Причем ее интересная часть связана с нарушением всех профессиональных правил – это когда ты позволяешь себе лично что-то узнавать и понимать. Потому что, работая на телевидении, ты не имеешь на это права. Твою программу одновременно смотрят сотни тысяч человек, у всех разные интересы, и ты работаешь на них, а не на саморазвитие. Я произвожу программу, бесконечно балансируя и часто идя на компромиссы. И я не исключаю, что есть черта, за которой и эти компромиссы будут невозможны.

– Вы все время должны думать о зрителях?

– Думает ли лев, которого заставляют прыгать через огненное кольцо, что он должен порадовать зрителей? Нет, он должен быть просто львом, который умеет сосредоточиться и проскочить сквозь пламя, не подпалив при этом шерсть. Так что про зрителей все время не думаю, но чувствую их нервными окончаниями. Другое дело, что если тебе самому неинтересно, то ничего не получится. У меня был один опыт в жизни, когда я девять месяцев делал то, что мне было неинтересно. Это была моя первая работа – на Всесоюзном детском советском радио. Через несколько месяцев работы там я понял, что кончаюсь, причем физически. Я проломил пределы своего компромисса. С тех пор никогда больше к этой черте не приближался.

Что мне интересно на телевидении? Люди, которые приходят в студию. Хотя при этом моя основная задача – мешать им уходить вглубь. Потому что телевидение – это что-то среднее между цирком и зоопарком, там могут жить только дрессированные животные. Недрессированные должны жить в саванне.

– Но сверхзадача-то какая-то у вас есть?

– Есть. Я работаю клеем. Я склеиваю меньшинство. Люди, которые смотрят в том числе программу «Тем временем», даже если их не очень интересует конкретная тема передачи, подсознательно проживают момент единства со своим сословием. А поскольку в России не классовое, а сословное общество, то, я считаю, эта задача социально очень важная.

– А какое сословие смотрит «Тем временем»?

– Образованное.

– То есть интеллигенция?

– Интеллигенция – это орден внутри сословия. Это люди, которые ощущают себя причастными к какому-то мессианскому делу. А есть люди просто образованные.

– Но у нас же нет необразованных…

– Да, у нас страна повального высшего образования. Но есть те, для кого образование – только инструмент. А к сословию образованных относятся те, для кого образование – суть их жизни, а все остальное – инструмент: конкретная работа, место службы, даже место жительства. Для них важно все, что про содержание и смыслы. Это не значит, что они хуже или лучше остальных. Они просто такие.

– Вы как-то говорили, что советский строй на самом деле победили не диссиденты, а советские учителя. Что такого особенного делает с человеком образование?

– Оно освобождает от многих зависимостей, оно становится для человека социальным коконом. И в кокон можно спрятаться от излишнего давления окружающего мира. Если человеку не с кем поговорить здесь и сейчас, он может, в конце концов, поговорить с книгой. При этом человек образованный все проверяет доводами разума, в том числе и сами доводы разума. Вы меня потом спросите: а как это сочетается с верой? А вот так и сочетается. Ты должен быть интеллектуально честным. Твоя критичность при этом не в том, что ты все ругаешь, а в том, что ты все проверяешь – ты так устроен. Ты не боишься сомнений, потому что сомнения – это форма саморазвития. Ты сомневаешься не в существе, не в бытии, а в своих представлениях о бытии. Образование делает человека экстерриториальным – язык для него важнее, чем место. Связь с думающими людьми важнее, чем принадлежность к этносу. Это не значит, что каждый образованный – космополит. Он может быть вполне себе глубоким патриотом. Но это его выбор. Он выбирает, кем он хочет быть. И не боится разделять точку зрения меньшинства. В некотором смысле слова все это – свобода.