© Максим Исаев, 2015

© Эдвард Джон Пойнтер, иллюстрации, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Неподсудней Набокова (на правах предисловия)

Стандартный поход советских редакторов к начинающим литераторам на первом этапе включал в себя указание побольше читать. Довольно иезуитский совет. Легко прочитать можно было лишь толерантную к партийной линии бездарную жвачку. За настоящими книгами шла охота, включающая в себя безжалостное соревнование с пионерами за макулатуру, перепечатку слепых копий по ночам с риском быть вызванным в органы и переваренным ими, ну и, как вариант курьёзный – экспедиции по глубинкам, где попавшие к ним по распределению тиражи никому не были нужны вследствие незнакомого читателям русского языка.

«Самородки» от сохи, а также ленивые представители диванной интеллигенции отсекались уже на этом этапе. И тем не менее слишком многие вооружались багажом Кьеркегора, Замятина – и приходили снова. Тогда применялся следующий приём: «Вы не знаете жизни, вам надо побольше ездить, знакомиться с людьми, с различными ситуациями и профессиями…”. Ха, спасибо за совет. Так и раскатаешься на стипендию в редкие промежутки, свободные от стройотрядов и военных лагерей…

Но был он, был и есть – великий метод, за который многие таланты, включая Валентина Катаева с его драгоценной диадемой, заслуженно получали по лицу, но не унывали, а гордо и весело шли дальше. Взять героев из своего ближайшего окружения, не испугавшись того печального факта, что узок круг этих людей (поверьте, поскитавшись по земному шару, я познал эту истину на собственной шкуре), и любые аллегории и иносказания в этом кругу – лукаво бессмысленны. Некоторые члены упомянутой в посвящении масонской ложи (а по сути – литературного кружка) применяли этот метод, из принципа даже не меняя имён героев, но, к счастью, автор этого романа не поленился поменять имена. Не мне судить автора за эту узнаваемость. Художника может судить только время по созданным им самим законам его мира.

Так почему же всё-таки «Сарабанда»? Скорее всего потому, что, как и полный эротизма и экспрессии средневековый народный танец, запрещёный церковью и возрождённый в классической музыке причёсанным и сдержанным, роман проводит перед нами неистовые па героев, их попарные выходы, складывающиеся в увлекательнейший сюжет. Казалось бы, автор описывает бытовые ситуации, знакомые каждому, рутинные – и тем не менее напряжение нарастает, достигая кульминационного плато и, затем, сладкой истомы бессилья. Как и подобает любовному акту или раскованной дозапретной сарабанде. Как бы автор ни маскировал эту энергию за названиями глав, нарочито подсказывающими аллюзии на более позднюю классическую музыку – ему не утаить неистовой архаики первобытной страсти! Сар-ра-банда!!!

Как бы ни были узнаваемы герои, как бы ни была передана страсть, незаметно вовлекающая читателя до состояния невозможности не только оторваться от чтения, но и просто остаться собой, выпасть из мира книги – главное достоинство романа, на мой взгляд, не в этом. Ещё в ранних своих стихах автор нащупал свой язык. Именно свой, новый. Не озвучил «улицу», как пытался Маяковский. Не принёс Бабелем в большую литературу Молдаванку и окрестности. А именно создал язык, до него не существовавший. Автор нащупал этот свой язык ещё в ранних стихах. В первом романе «Оживление» этим языком были написаны некоторые главы. И вот, наконец, в «Сарабанде» этот язык развернулся полностью. Язык нашего внутреннего Бёрнового «Ребёнка». Которым, как оказалось, можно описывать не только мир окружающих предметов, погоду, еду, но и мир страсти, похоти и нежности, любовного неистовства и блаженства. Язык новизны восприятия мира, непосредственности, ежесекундных открытий, которые удалось сохранить из глубинного детства, первых в жизни лучей солнца на щеке, первого запаха земляники – до заскорузлой зрелости, когда мало кого из нас можно удивить даже ядерной войной.

За свой роман «Лолита» Набоков получил немало нареканий – ещё бы, «пропаганда» того, что и в его времена воспринималось кощунством, и в современной России может легко привести не только к изъятию из библиотек, но и к реальному сроку. Автору «Сарабанды» удалось невозможное – нащупать во взрослых персонажах детей и рассказать их историю как бы от имени этих детей. Неподсудность Набокова обусловлена его талантом и изменившимся временем. Неподсудность Максима Исаева обусловлена его талантом, литературным языком и тем, что ему удалось невозможное – рассказать о взрослой любви от лица детей так, что ни у кого язык не повернётся обвинить автора ни в чём, кроме узурпации читательского внимания.

Впрочем – хватит уже читать мои скучные пространные рассуждения. Читатель, ныряй скорее в роман – прощай. Вынырнуть – не удастся!

Аркадий Дубинчик

Сарабанда

Посвящаю этот короткий роман светлой памяти одной славной масонской ложи,

моим далеким и близким друзьям,

Гольдберг-вариациям и

Чуду —

когда бываешь Ты со мной

1998 – 2002

Theme. Aria

«Граф Кайзерлинг¹ был слаб здоровьем и часто страдал бессонницей. Гольдберг², живший у него в доме, в подобных случаях должен был проводить ночь в соседней комнате и играть ему во время бессонницы. Однажды граф сказал Баху³, что он был бы рад получить для своего Гольдберга клавирные пьесы нежного и несколько оживленного характера, чтобы они немного развлекли его в бессонные ночи. Бах решил, что для этого более всего пригодны вариации, хотя сочинение в подобном роде он считал неблагодарной работой, поскольку гармоническая основа оставалась в них неизменной…

– Любезный Гольдберг, сыграй же мне одну из моих вариаций!

Бах, может быть, никогда не был так щедро за свою работу, как за эти вариации. Граф подарил ему золотой кубок, наполненный сотней луидоров.»⁴

«Тема Гольдберг вариаций взята из «Клавирной книжечки», сочиненной в 1725 году для Анны Магдалены Бах. Это сарабанда на мотив «Bist du bei mir» («Когда бываешь ты со мной»)…

Полюбить это произведение после первого же прослушивания невозможно. С ним надо сжиться и вместе с Бахом последнего периода подняться на высоту, где от голосоведения требуется уже не естественная прелесть звучания, но абсолютная свобода движения, которая и дает радость и удовлетворение. Тогда испытываешь тихое, радостное утешение, которое доставляет нам это, казалось бы, столь ученое сочинение.»⁵