Романтизм не прижился в Золотой век, зато расцвел в век Серебряный: Куприн, Грин, Горький. Горький романтик, во-первых, по подходу к работе. Он совсем не утруждается ремесленной стороной дела, все его рассказы схожи, шаблонны, форма хромает, большинство – ни о чём.
Потому что для романтика писательство это не какое-то дело, а – самовыражение; главное дело для романтика - покрасивее написать свою жизнь. Готов рассказ? – в печать! А я – писать революционные прокламации или пить вино с Андреевым.
Во-вторых, Горький пишет откровенно про себя. В большинстве рассказов нету другого замысла кроме самовыражения; если Алексей Пешков беседует с другим персонажем, это всегда Горький говорит с Горьким. Все рассказы – очерковые, на личном опыте. Но опыт, даже самый огромный, не может заменить творческий дар, которого ему недостаёт - Горький выезжает на одном природном таланте. Когда ты современник Толстого, даже самого большого таланта - мало.
В-третьих, экзотика. Любовь к экзотике – отличительная черта романтизма. В конце XIX в. сложилась ситуация, когда мещане и помещики не слишком-то понимали деревню, составлявшую большинство России. И хотя, что бы не говорили коммунячии пропагандоны, Россия стремительно развивалась, – для читающей публики русские всё равно выглядели как папуасы или инопланетяне. Эта часть книги получилась лучше всего. Я был в некоторых описанных местах, и той России, увы, не сохранилось.
Горький слабее своих современников. У него нет стиля Чехова или Бунина, потусторонности Мережковского или Андреева, вселенности Толстого. Но почему я считаю его гениальным?
Потому что Горький по-язычески влюблён в жизнь. Такой в русской литературе он – один. Почти каждый рассказ начинается с красочного описания, ведь такое мировидение Горького: вечно живое, движущиеся, с миллионом огней. И Россия уподобляется им православному храму: огромному, сложному, яркому, цветному, прекрасному; постоянно у него проскальзывают сравнения с церковным убранством: небо - как купол, огни - как свечи.
Но это не храм христианского бога: больше всего Горький преклоняется перед землей, которая обожествляется им как Матерь Сыра Земли, и которую "надо украсить", и солнце, которое для него почти то же самое, что для солнцепоклонника. А приход в этом храме – серая масса русских людей: глупых, жестоких, похотливых, неусидчивых, грешащих.
Однако Горький не отводит взгляд: по-язычески искрение, эти дикари ему привлекательны; как сказал Горький в другой книге: "русский народ – самый благодарный материал для художника". А русский человек у него дикарь, да: дремучий, неприученный к труду, по-народному православный, т.е. язычник, еретик - такой же, как и Горький.
Однако Горький слишком увлекается этим любованием жизнью. Его основной метод - изобразить страшное событие на фоне прекрасной природы. Но у него, увы, нет описательского таланта Тургенева или Гоголя. А лучшие его вещи выходят, когда он упивается "свинцовыми мерзостями жизни" так же, как и её красотой, когда обнажает своё больное, неприкаянное сердце, - тогда у Горького получается натуральная достоевщина, которая и делает его великим русским писателем.
А так - "По Руси" послужило трамплином к "Рассказы 1922-1924" и другим лучшим вещам Горького.