© Любовь Левитина, 2016

ISBN 978-5-4474-6705-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

О любви

Я бы…

Клочья на черном гребне скал – ты тоже пряха, гора?

Сшила бы платье ему, чтоб не мёрз в объятьях твоих.

Группа Мельница «Ушба»

 
Затерявшийся, словно скит,
дом его обступили кряжи.
(Я б связала ему носки,
да боюсь, что не хватит пряжи).
 
 
Дождь польёт, будет снег потом,
одиночество в интерьере.
(Я бы сшила ему пальто,
да боюсь – ошибусь в размере).
 
 
Дверь сорвётся с тугих петель,
небо скуксится виновато.
(Застелила б ему постель,
да она до утра не смята).
 
 
Горы, схваченные каймой
облаков – шерстяные комья.
(Я послала б ему письмо,
если имя моё он вспомнит).
 
 
Позаботься о нём, гора,
защити, не грози обвалом.
(Я б забыла его… вчера,
да «вчера» уже миновало).
 

Человеку дождя

 
Вечер, полный дурмана и запахов леса,
обнимает луну, в зазеркалье маня,
дождевою, почти непрозрачной, завесой
отделяет пространство твоё от меня.
Отпускает к земле беспокойные струи,
те вонзаются – каждая, словно копьё,
миллионами жгучих шальных поцелуев
возбуждая её и питая её.
 
 
Ты врождённо влюблён в эти слёзы природы,
в эту хлипкую зябь и унылую хмарь,
близкий мне человек из осенней породы,
положивший любовь под дождём на алтарь.
Слыша вздохи органа в трубе водосточной,
рвёшься слиться с водой, раствориться в дожде
и, глотая взахлёб влажный воздух непрочный,
ты теряешься в нём. Ты везде и нигде.
 
 
Молчаливые тучи – небесные профи
по эскизам ветров из далёких сторон
лепят в небе твой бледный задумчивый профиль,
он из разных дождей для меня сотворён.
Силуэты домов за стеклом эфемерны,
мир стучится в окно, не просясь на ночлег.
В каждой капле дождя лебединую верность
я храню для тебя, странный мой человек.
 

Неевклидово

 
Всё, что в памяти сорное, – выполи
и добавь плодородной земли.
Мы из этой реальности выпали,
а в другую попасть не смогли.
В ту, где время плывёт акварельное
мимо пятых углов бытия,
где смыкаются две параллельные,
две прямые – твоя и моя,
где над мягкою зеленью выпасов
бесшабашные тучки летят…
Не успели, нечаянно выплеснув
вместе с грязной водой и дитя.
 
 
Два ковша наполняют Медведицы,
звёздный сок через край перелит.
Параллельные где-нибудь встретятся —
во Вселенной сплошной неевклид.
 

Расставание

 
К заоконному прильну лицом,
а по сторону по ту
убегают камни улицы
из рассвета в пустоту.
 
 
Силы тёмные и светлые
совершают ритуал,
кирпичами разноцветными
выстилая тротуар.
 
 
Ты идёшь по этой улице
по кирпичикам из «да»,
и шаги твои рифмуются
в тротуарный самиздат.
 
 
За древесными узорами,
там, за ломкой тишиной
солнце пишет книгу зорями,
недописанную мной.
 
 
В небеса, питомцем ночи став,
в кумачовый кабинет
молча всходит одиночество
по кирпичикам из «нет».
 

Ночное вино

Черпает нирвану ложка месяца

из фарфоровой тарелки тишины.

Александр Спарбер

 
Когда мазки картины многослойной
в ночном разливе станут не видны,
и смежит окна город беспокойный,
налью в бокал немного тишины.
 
 
Пусть ночь её посыплет звёздной крошкой
и размешает щедрою рукой,
а месяц, как серебряную ложку,
использует для трапезы такой.
 
 
Изысканный напиток. Дальше вот что:
бокал с вином из вкусной тишины
по лунному пути небесной почтой
пошлю тебе в предутренние сны.
 

Я уезжала…

Я ехала домой, я думала о Вас

Романс – автор Мария Пуаре

 
Непроходящие дожди, обиды —
слов колючих жала —
всё позади: я уезжала, всё оставалось позади.
Неслись цветочные луга,
 маня к себе (остаться там бы…).
Зубами стыков лязгал тамбур, состав качался, убегал.
Да, что-то с чем-то не срослось,
и разгоняясь без оглядки,
тряслись вагоны в лихорадке и наклонялись вкривь и вкось.
Перепевая наугад тоской подсказанные строфы,
мне предрекая катастрофу, колёсный стук звучал не в лад.
 
 
Курила в дымное окно,
сверкали рельсы, как кинжалы,
я от надежды уезжала,
и было, в общем, всё равно.
 

Ты улыбнёшься так, как я привыкла…

Ты тихо спросишь о моей зиме,

а я тебя с твоим поздравлю летом,

………………..

Ты улыбнёшься так, как я привык

в воспоминаньях – сдержанно и кратко…

Дмитрий Ревский

 
А мы тоску не примем на постой,
не усечём любовь рукой Прокруста.
Укрывшись за улыбкою простой,
я стисну пальцы тонкие, до хруста.
 
 
Пусть день стечёт в зияющий провал,
и потемнеет фон забытых станций,
моя любовь, упрямая, права,
не ведая границ и гравитаций.
 
 
Но устремляя свой полёт вовне
земного строго заданного цикла,
опустится туда, где ты во сне
мне улыбнёшься так, как я привыкла.
 
 
Прильнёт, обнимет, словно я сама,
вся в трепете от сонного ответа.
И для тебя расплавится зима
в объятиях покинутого лета.
 

Блюз

Скажи мне, когда буревестник закончит круги…

Дмитрий Ревский

 
Когда буревестник под вечер
закончит круги нарезать,
и мы перестанем бояться предсказанной бури,
печальные ангелы смогут
вернуться в заброшенный сад,
теперь одинокий и тенью захваченный бурой.
 
 
Нам близкое море, грустя,
напоёт очарованный блюз,
и запахом горького мёда наполнятся ноздри,
твои повлажневшие губы солёными станут на вкус,
моим поцелуем согреются сонные звёзды.
 
 
Подхватит меня в неземное
неспешный воздушный поток,
в тебе растворит, мы сольёмся, как две половинки,
и в медленном танце ритмичном
устанет качаться цветок
касаясь щеки с полосой от прилипшей травинки.
 

Сольвейг

Ты травы завязал узлом и вплел в них прядь моих волос

Группа Мельница «Господин горных дорог»

 
Дороги нелёгкие – пешие, горные…
Рюкзак за спиной – королевство твоё.
А женщина ждёт, и мотивы минорные
о будущей встрече в разлуке поёт.
Приливы когда-то любимого голоса
касаются нежно твоей головы,
вплетая в уже поседевшие волосы
попутные пряди высокой травы.
В пути бесконечном надежды затоптаны,
в спокойном приюте отпала нужда.
Но песня сливается с узкими тропами,
а женщина ждёт и не может не ждать.
 

Я не думаю о тебе

 
Я совсем не думаю о тебе,
примирилась легко с произволом лета,
с высотой, что в лазурный фуляр¹ одета,
и совсем не думаю о тебе.
 
 
Я совсем не думаю о тебе,
даже имя твоё позабуду вскоре,
в память нежно вложила цветы и море,
и совсем не думаю о тебе.
 
 
Я совсем не думаю о тебе,
возвращаюсь под вечер домой с работы,
ем бананы, пью кофе и жду субботы,
и совсем не думаю о тебе.
 
 
Я совсем не думаю о тебе.
Запятые не впишутся после точки.
Обживаю пристанище одиночки
и совсем не думаю о тебе.
 
 
Я совсем не думаю о тебе,
эти мысли приходят незванно, сами,
синевой, что твоими грустит глазами.
Я всё время думаю о тебе!
 

И попытаемся спасти…

 
Замкнулся круг,
пространство сжалось,
в нём всё увиделось не так:
моя вина – какая жалость!
твоя вина – какой пустяк!
 
 
И ты меня простить не можешь,
и не помилован пока,
обломки башен – у подножий
красивых замков из песка.
 
 
Но меж разрушенных пристанищ
ходить по лезвию ножа
не буду, если перестанешь
меня в себе уничтожать.
 
 
Тогда без боли и упрёка,
сквозь наваждения и сны,
не раздирая одиноко
петлю затянутой вины,
 
 
а перейдя границу круга
и стиснув истину в горсти,
мы, может быть, простим друг друга
и попытаемся спасти.
 

Нет

 
Чувства обрывками рубищ,
сумрачный блюз.
Ты меня всё еще любишь?
– Нет, не люблю.
 
 
Гордая, сильная птица —
тяжесть плечу.
Может быть, хочешь проститься?
– Нет, не хочу.
 
 
Нитями слов перевита
сетка-беда.
Ты улетаешь для вида?
– Нет, навсегда.
 
 
Ранят минуты, как камни
бьют из пращи.
Ты отзовёшься пока мне?
– Нет, не ищи.
 
 
Время сотрёт прегрешенья,
спрячет пращу.
Грешник достоин прощенья?
– Нет, не прощу.
 
 
Звёздная ночь – медалистка
смотрит легко.
Ты прилетай, если близко.
– Нет, далеко.
 
 
Мир темнотою лоснится,
тонет в мозгу.
Можешь мне больше не сниться?
– Нет, не могу.
 

Любовница

 
Успокой меня, подружка-сигарета,
мы опять с тобой вдвоём проснулись утром,
чтоб черты лица с любимого портрета
сквозь прозрачный твой дымок увидеть смутно.
 
 
Тот, с портрета, иногда сюда приходит
отдохнуть душой… и телом обогреться,
говорит о неминуемом разводе,
но позднее: у жены больное сердце.
 
 
Обещает. С каждым словом слушать горше,
голос голову терзает, как напильник.
Я – жилетка, сексуальная партнёрша,
даже крыша иногда и собутыльник.
 
 
Так и тянется, не рвётся там, где тонко…
 
 
Только, знаешь, без него и воздух спёртый.
За него свою греховную душонку,
не торгуясь, я продам любому чёрту.
 
 
Маюсь, каюсь, для любви ищу запрета,
но она не поддаётся почему-то.
 
 
Пожалей меня, подружка-сигарета,
мы опять с тобой одни проснулись утром.
 

Чужой дождь

 
Я ненавижу эту женщину
в промокшем драповом пальто
за всё, что было Вам обещано
и что исполнено, за то,
что в жуткий ливень неожиданный
Вы ждали бы и день, и год
с упорством прочности невиданной,
уверенный, что не придёт.
За то, что дождь был добродетелен,
но уходить не захотел
и стал единственным свидетелем
слиянья