ГЛАВА 5. Старый бархат

Что это было вообще? Тихон вёл себя настолько нейтрально, что Алиса испугалась. Как будто это был не он. Ни слова, ни взгляда, ни жеста – ничего себе не позволил. А ведь три раза звонил и что-то хотел сказать.

А что ты хотела? Ты же не дала ему высказаться, – дразнил её внутренний голос, – но он бесконечно виноват! – отвечал другой, – У него было достаточно времени, чтобы найти меня и рассказать, что угодно, а не тормошить перед практикой. Как это меня угораздило из всех театров попасть именно в «Начало»? Рок какой-то. И причём тут Шекспир, когда они ставят современные пьесы? Наверное, какая-нибудь сверх продвинутая новая постановка с гениальным режиссёром, о гениальности которого миру ещё только предстоит узнать. Плащ Гамлета! Какая ж честь! Им и пол-то нельзя мыть, этой тряпкой.

Она злилась. Тихон выкручивал ей руки и подчинял. Его власть была не просто ощутимой, она была в каждой молекуле её организма.

Алиса старалась держаться.

День проходил в странном вихре противоречивых ощущений. Она думала не о плаще Гамлета, а о том, что для него наверняка история с ней давно закончилась, как просмотренный фильм, а сейчас он получил просто приятный или нет, но всего лишь привет из прошлого. Бывает.

Алиса вышла из мастерской и пошла искать туалет.

Театр, носящий имя «Начало», на деле оказался местом, хранящим следы давно ушедших времен. Само здание, дореволюционной постройки, дышало историей буквально из каждой трещинки в штукатурке. Высокие потолки с лепниной, часть которой давно осыпалась, величественные, но скрипящие парадные лестницы с истёртыми мраморными ступенями, бесконечные коридоры, пахнущие пылью, старыми книгами и слабым, но устойчивым ароматом грима.

Повсюду виднелись признаки грядущего, но вечно откладывающегося ремонта: вёдра в углах зала, куски оторванных обоев, заклеенные скотчем стёкла в высоких окнах. Как будто она была не в столице, где всё сверкает и блестит чистотой и порядком, а в провинциальном городке, куда деньги на восстановление театра ещё не дошли. Самое удивительное, что свободных мест на спектакли никогда не было.

Худрук Виктор Ильич Зольц работал в театре более пятнадцати лет. Несмотря на его преклонный возраст, он был активен и предприимчив, но поговаривали, что старика пора менять, так как у театра серьёзные проблемы, и нужна свежая кровь.

Хотя, в этой легкой запущенности здания была своя магия – это не было убогостью, это было благородной стариной, терпеливо ждущей своего возрождения.

Вернулась на место.

Вывернула плащ наизнанку. То ещё зрелище.

После ухода Тихона, который не подходил и не разговаривал, Алиса почувствовала сначала облегчение, а потом нарастающую тревогу. Он работал за компьютером, иногда что-то обсуждал с другими мастерами, ушёл на обед и вернулся, но её словно не существовало. Его взгляд скользил по ней, как по предмету мебели.

Возможно, он не хочет, чтобы люди знали, что они были знакомы до практики.

Другого объяснения Алиса не находила.

Делать нечего, она стала постепенно осваиваться и знакомиться с другими обитателями мастерской. Первой к ней подошла немолодая женщина с добрыми, умными глазами за круглыми очками – Лидия Марковна, главная по историческим костюмам и хранительница всех театральных легенд. Именно она принесла Алисе чай, показала, где что лежит, и шёпотом рассказала, что этот плащ в своё время носил сам легендарный Борис Астархов, и что Тихон не просто так дал ей именно эту вещь. Это большая якобы честь и доверие.

Потом с ней познакомился молодой парень Сергей, виртуозно управлявшийся со швейной машинкой для толстых кож. Он показал ей, где находятся самые редкие и дорогие нитки. Ещё в мастерской крутилась вечно куда-то спешащая Ира, закройщица, которая могла по одному взгляду Тихона понять, что ему нужно. Она и Алису оценила: «красивая, но не пустышка». Так и сказала. Причём, сказала, как будто она не сидела в двух метрах от неё и не могла слышать эту намекающую на что-то оценку.

Все они были поглощены работой, но не были закрытыми. В воздухе витала атмосфера общего важного дела. Алисе неожиданно показалось, что «Начало» – это не просто название. Это было состояние. Место, где всё всегда только начинается: новая постановка, новый образ, новое прочтение старой роли. И её реставрация была таким же маленьким «началом».

По большому счёту, это был её мир, тот, к которому она стремилась и где чувствовала себя в своей тарелке. Вот только…

К концу дня странное поведение Тихона из непонятного стало невыносимым. Его ледяное равнодушие обжигало сильнее любого намёка или упрёка. Алиса понимала, что так нельзя. Он поставил её перед вызовом, а потом бросил одну, будто проверяя на прочность. И она решила, что не будет подчиняться этой игре.

Она не могла подойти и прямо спросить «что случилось?», это было бы слишком прямо, слишком по-девичьи. Он говорил с ней на языке профессионалов, и она должна была ответить ему тем же.

Алиса дождалась момента, когда Тихон остался в мастерской один, заканчивая какие-то бумаги. Все пошли на сцену смотреть новые декорации, но её не позвали.

Она отложила в сторону плащ, подошла к его столу, остановившись на почтительном, но довольно близком расстоянии.

– Тихон, можно вас на минуту? – голос её звучал спокойнее, чем она чувствовала себя внутри.

Он поднял на неё взгляд, безразличный и усталый. Но Алису это не смутило.

– Я столкнулась с технологической сложностью, – сказала она, тщательно подбирая слова. – Подкладку я аккуратно сняла. С камнями понятно – нужно подбирать аналоги и подшивать вручную. Но основа – бархат сорокалетней выдержки. Его структура повреждена, нить рыхлая. Если я буду вести строчку как на современной ткани, она поползет и порвется. В архивах методичек по реставрации такого возраста я не нашла.