Авторская иллюстрация.
.
Умный и обладающий отменным вкусом человек, сказал, о малой прозе Калаус, что ценит в ней не нарратив в первую очередь. Но непостижимую свободу, какая предоставлена словам. Они будто отделяются от первоначального смысла, начинают жить собственной жизнью. Складываясь и сочетаясь в таких комбинациях, какие и помыслить сочетаемыми трудно. Она отпускает их на свободу: Паситесь, мои стада. И стада пасутся где угодно, и спариваются как угодно, лишенные жесткого селекционного надзора.
И это есть хорошо, бестиарий, явившийся результатом такого небрежения, населен удивительно симпатичными и жизнеспособными особями. Разумеется, согласилась. Скажу даже: от романа Лили Калаус ждала того же в больших масштабах. Очаровательная словесная игра вольно кувыркающихся словно бы не в трех, а четырех-, пятимерном мире слов и выражений. Парадоксальным образом телесных и весомых. Забегая вперед: это есть в романе.
Но читать его, как бы описать впечатление, было как прийти домой после тяжелого дня, коря себя за уборку, что не соберешься сделать и мышь, которая в холодильнике повесилась; и с друзьями ты сто лет уже не видишься, все работа-работа, а радость когда же; ну да ладно, как-нибудь... Открыть дверь и увидеть нарядную комнату, где за празднично накрытым столом собрались те, кто любит тебя и кого любишь ты. Если заплакать, то от счастья.
О чем эта книга? О времени, мы недалеко ушли от него: сотовые и компьютеры уже стали частью повседневности, а социальные сети еще нет. Лихие девяностые пережиты и мы, тогдашние, кажемся себе удивительно искушенными, мало чему способными удивиться. А себе нынешним наивными и словно живущими внутри стеклянного шара: потряси такой - пойдет парафиновый снег. У власти в двух из трех упомянутых стран те же люди, а в третьей... Потому и кажется теперь: те бы нам проблемы. Печально, но автор демонстрирует удивительный дар предвидения, говоря о третьей.
О городе, романный псевдоним "Зоркий" ни на минуту не введет в заблуждение тех, кому довелось жить в Алматы (мой город назывался чуть иначе - Алма-Ата, а тот, что приютил за полвека до моего рождения бабушку с дедом, звался Верным). Тут перемешано все: климатические зоны по причине вертикальной зональности; нации, религиозные конфессии, языки; столичный шик с дремучей провинциальностью. Город, как роскошный атласный халат, там и здесь заляпанный жирными пятнами; а поверх золотого шитья небрежная заплатка. Но он прекрасен, верен и, да зорок.
О женщине, нежной и сильной, умной и красивой. Которая довольствуется ролью рабочей пчелы или муравья. Заботясь, опекая, отдавая все, а взамен получая крохи или ничего. Почему так? Карма. Или просто время не пришло. Как у Найка Борзова: "Я маленькая лошадка и мне живется несладко. Мне трудно нести мою ношу. Настанет день и я ее брошу".
О любви. Да и о любви, а как без нее, что-то же должно двигать Солнце и светила? До знакомства с Фаулзом углядела бы чуть модифицированную историю Золушки, после - с точно рассчитанной небрежностью россыпь аллюзий к "Женщине французского лейтенанта" (в любви к роману автор не раз признавалась). И теперь от "О чем" перейду к "Как". Проза Лили Калаус - это постмодернизм, да. Концентрированный раствор, насыщеный отсылками к бывшему прежде почти до степени кристаллизации. Феноменальным образом оставаясь чистой водой.
Не испорченный интеллектом читатель свою историю получит. Самый искушенный сноб и интеллектуал будет двигаться от загадки к загадке, от ребуса к шараде. читая. И всякий раз поздравлять себя: Могем! Удивительно мягкий, масляный язык, ни малейшей необходимости продираться сквозь неудобные словесные конструкции, но трудно оторваться, взявшись. И еще о "Как".
Это уморительно смешно, как было с Тремя в лодке, рассказами Твена, Остапом, "Овидием" Шмаракова.
Это страшно (что, о мистической составляющей не упомянула? Да где ж все вместить, если слоев восприятия не один-два, а десятки!). Так вот, страшно до жути, до мурашков по спине. А пока ты так пугаешься, какая-то трезвая часть тебя анализирует текст, вспоминая Лавкрафта и кинговы романы и "Молчание ягнят" и "Твин Пикс". Восхищаясь паутинной филилигранности узором, в который все заплетено. И это трогательно до слез, до: "У-у-у, я таак его любила!", знакомого каждой девочке.
И, Боже, это самоиронично. Нет, это жестоко к себе. Так нельзя выводить себя на страницах собственного романа! Потому что никто так не делает. А ведь это ключевое. Читайте "Фонд последней надежды". Потому что никто и никогда такого еще не делал.