От автора

От края до края земли простирается Русь Великая. Чудесная это земля, славная. Она недрами своими богата, природою дивною красоты несказанной. И всего-то на Руси вдосталь: и рыбы, и птицы, и зверя всякого.

Тут встретишь и долы широкие, и горы высокие, и леса дремучие, моря-океаны глубокие, увидишь реки полноводные, озёра зеркалистые^[1], степи бескрайние.

А главнейшее богатство земли Русской – её люди.

Они с прадавних времён в эти края пришли и своим трудом, умом, талантом на весь Божий свет Русь прославили.

Русский народ – могучий, он свою землю-матушку от всех врагов сумел защитить, ни пяди её не отдал и для детей своих её родные просторы сберёг.

Потому и говорят, что с таким народом да верою Русь стояла, стоит и стоять будет.

А исстари^[2] повелось так: мужики работают с утра до ночи, рук не покладая, бабы дома хозяйство ведут, за детишками приглядывают, а старики им во всём совет да указ. Молодым от них наука, как на этой земле жить с людьми в мире, с собой в ладу, как хозяйство умело вести, здоровье сохранить да лишний раз не оплошать, впросак не попасть.

Во всякую пору Русь красива. Зимой её застанешь в белоснежном дорогом убранстве, что взор пленяет. Оно всё сплошь алмазами искристыми, яхонтами^[3] лазоревыми, переливчатыми, серебром да саженым^[4] жемчугом искусно расшито, затейливыми морозными узорами украшено, кружевами белоснежными, тончайшими, да пушистым инеем оторочено. А нитям жемчугов перекатных в драгоценном зимнем наряде и вовсе счёту нет.

Весною земля наша вся в цвете вишнёвых да яблоневых садов утопает, ароматами распустившихся почек и цветов благоухает.

Летом Русь, будто красна девица в сарафане пёстром и веночке из луговых трав, румяна, весела, с глазами голубыми, как небо и озёра, с косами тугими, что налитый пшеничный колос напоминают. И идёт она, босоногая, по полям и лугам, солнцу улыбается, погожему дню и пению птиц радуется, дары природы в своём лукошке несёт.

Осенью природа всё своё богатство являет, в золото да старинные парчовые^[5] наряды облачается, украшения из янтаря и червчатых яхонтов попеременно носит, накидки из багреца^[6] примеряет.

В свой черёд все двенадцать месяцев на службу к матушке-природе заступают, и по целому месяцу каждый хозяйствует. Сначала идёт Январь, он зиме перелом. За ним Февраль-бокогрей, Март, Апрель-«заиграй-овражки», Май травный, Июнь с пустыми после зимы закромами, Июль-страдник – лету макушка, Август-капустник, Сентябрь-летопроводец, Октябрь – грязник, свадебник, Ноябрь-листопад да Декабрь-зимник.

Об их делах да заботах и речь поведём.

Январь

Говорят у нас в народе, что счастливое новогодье – счастливому году дорогу кажет. А коли новый год с Января начинается, то ему меж зимними месяцами – завсегда почёт и место.

И лют батюшка, и горделив, и искусен. Верно сказывают старые люди, что Январь – зиме государь, весне дедушка, а всему году запевала. У Января убранство пышное, борода длинная, посох волшебный. Месяц этот скучать не привык, всё в трудах да заботах. С Январём к людям и Новый год приходит, и Рождество^[7], и Старый Новый год, что на Васильев день^[8] припадает, и Крещение^[9], и Татьянин День^[10].

Спозаранку садится Январь в свои сани резные да на тройке по заснеженной земле мчится, хозяйство своё оглядывает.

Смотрит Январь: в новогоднюю ночь Макару дома не сидится – в гости к Степану поплёлся.

– Где ты, над бабушкиной избушкой хлеба краюшка? – шутливо позвал Январь Месяц ясный. – Посвети-ка малость, проводи гостя!

Вышел Месяц из-за тучи и молвит:

– А чего провожать-то? Ему бы впору дома сидеть, с семьёй за столом. Никак пост Рождественский на дворе, а исстари на Руси на постные щи никого не зовут и сами в гости не идут.

– Знаю, знаю, – ответил Январь, – ну ты не ворчи уж больно, а подсоби живой душе.

За тем и помчался Январь дальше: там и сям снегу пушистого подбросит, холодом дохнёт, берёзки алмазными серьгами наделит, ледяными уборами наградит.

Вот уж и Николина Сторонка показалась вдалеке – небольшая деревенька, с виду пригожая, во славу святого Николы^[11] своё прозвание получившая.

Вон Игнатова хата у самой околицы, а чуть поодаль Демьянова избушка видна стала.

Пригляделся Январь – деревня спит ещё. Решил он тогда сперва в лес зайти, на деревья поглядеть да зверей наведать. Лес Января давно уже заприметил, гостю дорогому обрадовался. Поклонился могучий бор первому месяцу года, беседовать стали. А в деревне разговору-то того не разберут, а слышат только, что лес заснеженный больше шуметь стал, деревья, дотоле морозом скованные, час от часу сильнее потрескивают.

Потолковали два приятеля меж собою о том о сём, Январь кое-кого из зверушек проведал, а там и опять в деревню засобирался.

Назад пошёл через молодой ельник, там ёлками в юбках^[12] ещё разок полюбовался, оренбургскими снежными платками^[13] их укутал. Из подлеска^[14] по насту прямо к речке спустился, на зимник^[15] взглянуть.

Лёд на реке, полозьями саней затейливо так изрезанный, сверкает, будто хрустали драгоценные.

«Хорошо мужики придумали тут санный путь устроить, – подумал Январь. – Дорога в город вдвое короче стала».

А от зимника до деревни – рукой подать. Зашёл Январь в Николину Сторонку, стал в окошки заглядывать, замысловатые узоры на них рисовать.

Видит Январь, а в деревне дело спорится: избы жарко натоплены, хозяйство уважено, детишки присмотрены, хлеб выпечен, щи да каша в печах дымятся.

«Вот и молодцы, – улыбнулся в пушистые усы Январь. – Ладно живут!»

Заглянул Январь и к Егоровым. Видит Январь, дед Кузьма-балагур жив-здоров: всё в одной поре, речист да весел. Сидит, валенки шьёт да небылицами разными внучат забавляет.

– Деда, расскажи сказку! – просят его внучата.

– Расскажи, деда! – канючит младший внучонок.

– Ишь ты, ну ладно, – отвечает дед и хитро так щурит глаз. Потом говорит: – Хочешь сказку про лису? Она в лесу. Вот вам и сказка, а мне бубликов связка!

– Нет, деда, это не такая! Нам хорошую! – наперебой кричат внуки.

– Ладно, а отчего ж и не рассказать-то хорошую сказочку? Вот, к примеру, расскажу я вам сказку про белого бычка… Вот и сказка вся!

Недовольны внуки, визжат, другую сказку требуют. Тут дед с серьёзным видом заводит:

– Жил-был старик, у старика был колодец, а в колодце том елец^[16]; тут и сказочке конец!

– Не-е-ет, деда, не такую! Другую расскажи ещё!

– Ну а какую ж, в толк не возьму? – притворно сердится дед Кузьма.

– Надобно длинную-предлинную! – кричат дети.

– Ну, ладно, ладно, полно уж. Будет вам и длинная-предлинная. Слушайте только:

 
В некотором царстве,
В некотором государстве
Жил-был царь,
У царя был двор,
На дворе был кол,
На колу мочало^[17],
Не начать ли сказку сначала?
 

Тут внучата и злятся, и хохочут, а с ними и дед Кузьма.

«Ну, Кузьма, ну молодец! – всё думал по дороге Январь. – У него ж ведь не всю дорогу сладко было: и горюшко горькое на порог заходило, и лихую годину знавал не раз, а всё одно бодр да весел, нос не повесил… Да оно-то и правильно: не бывает жизнь сплошь легка да проста, а всё ж её милее нету. И у каждого она одна, и всякому на радость дана да на добрые дела!..»

За сим Январь и дальше по земле пошёл.

Шло время, а там на январских метелях и Рождество подоспело с его торжественною Службою, ярмарками, гуляньями весёлыми, колядками^[18] да ряжеными.

Веселится народ в Святки^[19] от Рождества до Крещения, радуется.

Горазд Январь с деревенскими вместе и поколядовать, и на торжок^[20] проехать, на ярмарке в шумных рядах потолкаться, товар у понаехавших купцов поглядеть, с молодцами удалью помериться, силушкою потягаться.

Дни идут, а там уж и черёд Васильева дня приспел. Любил Январь Васильев вечер: щедрый вечер, добрый вечер. От него и сам своё прозвище получил: Январь – Васильев месяц, всему году начало, а зиме – серёдка. В этот вечерок щедруют, житом^[21] в хатах посыпают, чтоб уродилось и жито, и пшеница, и всякая пашеница^[22]. А хозяева хлебосольные уж припасли свинку да боровка для Васильева вечерка, соседей да сродников^[23] в гости ждут.

Ясная ночь в Николиной Сторонке на Василия, тихая, кое-где снежинки пролетают, звёзд на небе много – они мужику ягодный год сулят. Волшебная зима: живи да радуйся!

А и про то надо сказать, что не всегда мужик с Январём дружен. То вдруг в дороге старик-месяц его бураном встретит, то все дороги заметёт, да так, что ни до ближайшей деревни, ни в лес за дровами не доехать: лошадёнке идти тяжело, а хозяину боязно, коли стужа нешуточная да за белым снегом не видно ни зги.

Но мужик руки не опускает, работы и в зиму не боится, батюшке-Январю уступать не хочет.

Бывает, соберутся деревенские мужики вместе и гуртом^[24] тяжёлые снега глухозимья^[25] роют, дороги запорошенные новыми вешками^[26] метят, чтоб никому не довелось с верного пути сбиться да средь бела поля замёрзнуть.

Призадумался Январь, на мужиков глядя, глаз озорно сощурил. Решил он работников и тут испытать, наслав на них свои ветры ледяные да морозы удалые. Мужики работают, а морозы, ветры ледяные да бураны с завирухами^[27] всё не отступают: одни щёки жгут, другие уши рвут, третьи носы белят, четвёртые под кожух^[28] да зипун^[29] лезут.

Не унимаются мужики, трудятся да не сдаются: тем старика-Января и потешили, задобрили.

Пришла пора Крещенского Сочельника^[30]. Январь мужика хорошо знал, знал его душу, дух могучий, нужды и чаяния. Знал Январь-батюшка, что по всей Руси в этот вечер хозяева рачительные погоду примечать будут, что про урожай много чего поведать может.

И решил Январь в Крещенский вечерок перед Богоявлением^[31] стариной тряхнуть, кругом поспеть да никого из работящих не подвести и не обидеть.

Укутал Январь леса наново в шубы снежные, равнины под белые одеяла спрятал, на всех окнах в деревне замысловатые узоры вывел – красивые, будто кружева вологодские^[32].

Затем хаты инеем посеребрил и к реке пошёл. Там лёд до блеска натёр, иордань^[33] для омовения да водосвятия помог устроить, в воздухе искристые морозные блёстки рассыпал, холодку подбавил.

Повелел Январь Метелице с самого раннего утра не скупиться на снега пушистые, что хороший урожай сулили.

А Месяцу ясному строго-настрого приказал в ночи светить ярко, чтоб мужик в полночь из реки иль из колодца целебной водицы набрал да всю до капли домой донёс, нигде не поскользнувшись и не расплескав. Водицу ту и сам мужик от немощи всякой завсегда попьёт, и в корм скоту, коли тот захворает, добавит.