Постижение
В Гомеры – поздно, а в Орфеи – рано
Леонид Леонидович Вариченко

ISBN 978-5-4485-9459-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПОСТИЖЕНИЕ

В Гомеры – поздно, а в Орфеи – рано

1972 – 2017

ОТ АВТОРА:

По истечении срока давности к ответственности за то, что было написано в первых двух этапах моего творчества (1. От основания до посвящения 1957—1984, 2. От посвящения до сотрясения 1984—1998), я не задумываясь приступил к третьему – предпоследнему периоду, который можно охарактеризовать как ВНЕВОЗРОСТНАЯ ОПТИМИЗИРОВАННАЯ ЛИРИКО-ПСИХО-НЕВРОЛОГИЧЕСКАЯ ДЕМОГОГИЯ (3. От сотрясения до осознания (1998—2017).

Уверяю вас, она доступна и востребована, ни к селу сказана, ни пером писана, открываешь книгу, слышишь звон, видишь что-то, но не можешь определить, где оно именно. А учитывая то, что основная тема моей поэзии – бред, то в каждой фразе нет даже намека на какой-нибудь урок для добрых молодцев, которые и сами-то в наше время достаточно архаичная редкость.

«ПОСТИЖЕНИЕ», как природный процесс, было настолько для меня необходимым, что я ума не прикладывая, в растерянности раскинул мозгами и даже сам не понял, как твердо решил после юбилея вступить в последний – четвертый – этап творчества (4. От осознания до завещания 2017—2057), который продлится лет сорок, и закончить его новым сборником стихов «С прискорбием, маразмом и паркинсоном в светлое будущее!»

Не бойтесь величины слов, иначе слова выльются в мелочность.

Всегда ваш, Леонид Вариченко.

– ПЕРВЫЙ ПАМЯТНЫЙ ПЕРИОД
«От сотворения до посвящения – 1957—1984»

ПОЧТИ, ЧТО НОЧЬ

Почти, что ночь, и в облаках еще луна маячит.

На небе пасмурно, не миновать дождя.

По мне всегда тот город плачет,

Который покидаю я.

25.07.75

СПАСИБО!

Я был объект искусной дрессировки.

Не вынесет такого даже зверь.

Мастак был дрессировщик на уловки.

Спасибо, не дурак и я теперь.

29.11.75.

О ТОМ, ЧТО СМОЖЕШЬ ДОКАЗАТЬ

Писать о том лишь, что тревожит,

О том, чем бредишь по ночам.

И строчки рифмой, словно дрожжи,

Разбухнут. Удивишься сам.

Писать о том, в чём ты уверен,

О том, что сможешь доказать,

О том, что сам уже проверил,

О том, о чём не будешь врать.

Писать о грустном и весёлом,

Чтоб слёзы градом, смех в висках,

Чтобы разучивали в школах,

Или сжигали на кострах.

Писать, чтоб не могли промолвить:

«Середнячок, подобных тьма».

Чтоб за одно до драки спорить,

А от другого прочь с ума.

Писать без всяких дифирамбов,

Не расточая похвалы.

Анапестом, октавой, ямбом

В нечистых загонять колы.

Чтоб доставляло радость людям,

Не стыдно чтобы подписать,

Чтоб заменить печати судей

На личную свою печать.

05.04.76.

ДОЖДЬ И Я

Я гуляю под дождём.

Я любовь свою ищу.

Знает дождь, как, кинув дом,

Неприкаянно грущу.

Капли бьются об асфальт.

Лужи плещут под ногой.

Дождь не хочет, чтобы я

Оставался бы такой.

Смыть мечтает милый дождь

Мысли грустные с меня —

Он мечтает мне помочь.

Мы с ним старые друзья.

Всё он в памяти хранит:

И бессмысленный звонок,

И чуть слышное «прости»,

И насмешливый гудок.

Дождь смывает все следы.

Будет чистою земля.

И не жаль ему воды,

Мне забвение веля.

Слёз не видно на лице,

Будто мокрый от дождя.

Очищения процент

Знаем только дождь и я.

09.05.76.

МИНУТА ОТКРОВЕНИЯ

Да, может быть. Не отрицаю,

Но всё условность, глупый фарс.

И уж наверняка я знаю,

Что это и пугает вас.

Я не оправдываюсь. Только

Давайте в гладь орнамент шить.

Уверен, что пойми вы столько ж,

Нам веселее было б жить.

Со временем…, но вряд ли, впрочем.

Здесь больше не во что играть.

И всякий думать правомочен,

Я избегаю отвечать.

Коль непонятно – не трудитесь;

Смешно – посмейтесь, буду рад;

Обидно – крепче рассердитесь;

А прав – кричите мне «VIVAT!»

12.01.77.

ЛЕБЕДЬ

Вдоль земли, до бешенства обычно,

Шёл и щёлкал семечки беспечно

Человек – на вид вполне приличный.

Шёл, как люди ходят бесконечно.

Семя в рот, а шелуху на землю,

Съел и сплюнул. Новое забросил.

Шёл и видел: под ногами землю,

Сверху небо, вдоль дороги осень.

Вот, он бросил семечко чуть выше

И увидел лебедя на небе.

Взгляд его из прежних рамок вышел,

«Как красив в полёте этот лебедь!»

Круг. Второй. Спускается он ниже,

Одиноко шею выгибая.

На земле он чавканья не слышал,

В облаках, отыскивая стаю.

Человек насыпал из кармана

Шелудивых семечек побольше,

Для вполне обычного обмана

Взял петлю обычную настолько ж.

Положил перед собой на землю

И застыл, как надо, не пугая.

Опустился лебедь, тронул семя.

Человек схватил его руками.

Тщётно вырваться пыталась птица,

Очень крепко, даже как-то хищно

За ноги и шею ухватился

Человек – на вид вполне приличный.

Он держал и говорил ей: « Птичка,

Что же ты так сильно испугалась?

Ну, да это, верно, с непривычки» —

Говорил он просто, улыбаясь.

Бил крылами, рвался в небо лебедь.

Уставал, но продолжал бороться.

Он не мог и не хотел поверить,

Что в неволе жить ему придётся.

А ловец опять ему: « Хороший,

Нам с тобою вместе будет лучше,

Мы друзьями станем, если хочешь,

А пока, вот, семечек покушай».

Но не принял угощенье это

Гордый лебедь, слабость презирая,

Он смотрел на небо. Там за летом

Пролетала мимо к югу стая.

Человек насильно попытался

Лебедя заставить подкрепиться,

Но не смог, а может, испугался —

Он увидел то, как плачет птица.

Плачет очень крупными слезами,

Перестав совсем сопротивляться…

И разжались злые руки сами,

Их обязанность была разжаться.

Оглянулся лебедь удивлённо.

«Я свободен?» И с порывом ветра

Крыльями взмахнул он облегчённо

И рванулся к облакам заветным.

Человек кричал, махал руками,

Ничего вокруг не замечая:

Ни земли осенней под ногами,

Ни вдали видневшуюся стаю…

«Улетел…» Идя своим маршрутом,

Думал он и семечки беспечно

Щёлкал точно так же, как и утром,

И казалось это бесконечным.

Вдруг, забыв, что направлялся к дому,

Бросил всё и – почему, не зная —

Он пошёл сначала, а потом уж

Побежал за догонявшим стаю.

Он бежал, не мог остановиться,

Глаз от неба отвести не смея,

И прощаясь с человеком, птица

Благодарно выгибала шею.

28.03.77.

ЖДЁМ МЫ БЕРЕГ, НО ТОЛЬКО ТАКОЙ

Ей лет миллионы, солёной воде.

Ей нет ни конца, ни начала.

Отдашь ты ей лучшее в жизни своей,

Однажды застыв у причала.

Здесь солнце на небе напротив луны.

Здесь шепчутся камни с водою.

Разочек, хлебнув настоящей волны,

Ты ждёшь её с каждым прибоем.

Корма утопает в морской полноте,

И цепи разорваны с визгом.

И помнишь, как на берег с ходу влетев,

Хрустально рассыпятся брызги.

Не снятся тебе ни поля, ни леса,

И дом вспоминаешь всё реже.

Морской горизонт, закрывая глаза,

Ты видишь. Рассвет уже брезжит.

Годами без суши с покорной тоской,

Весь мир наш от борта до борта.

Ждём берег, но ждём его только такой,

Как виден из главного порта:

Лежат волнорезы – уставились вверх,

Где в проседях чайками небо,

Дельфины, и рыб пузырящийся смех —

Да, быль, но похожа на небыль!

Живём на земле, тут ведь жили всегда,

Но как-то в высоком заборе

Нам в щёлку лазурью блеснула вода.

Ушли любопытные в море.

Теперь, если с палубы кто-то сойдёт,

Покоя уже не находит.

И при смерти слышим, как море поёт

Для тех, кто под парусом ходит.

17.09.78.

БЕЗУМНЫЙ БЕРЕГ

Рассвет последний. Что он нам несёт?

Быть может, наконец, увидим берег.

Глазами пожираем горизонт.

Пожалуй, страшно в счастье не поверить.

Ещё минута… Солнце над водой.

По курсу гавань! Протяните руки.

Но почему там дым пороховой

И лай орудий дальнобойных гулкий?

Рассвет на море, он не слепит глаз.

От пушек слепнем, с берега палящих…

И этот воздух, он похож на глаз —

Такой же и манящий, и пьянящий.

Нас с берега обстреливают так,

Как будто мы чужие, мать их в душу!

И может быть, случится даже так,

Что вовсе нам не выбраться на сушу.

Но там же наши… Так же ведь свои…

И нам одно лишь только не понятно:

Зачем им гнать нас от родной земли,

Живыми возвратившихся, обратно?

Нам всё равно, кто в этом виноват.

Мы можем и обратно при желанье.

Жена нам – шхуна, всяк друг другу – брат,

И не к кому идти нам на свиданье!

Неужто, город весь с ума сошёл?

Он обезумел, что-ли, милый берег?

Когда два года в море ты провёл,

То в это трудно просто так поверить.

Ведь значит, зря мы сквозь шторма прошли,

И в порт родной спешили мы напрасно.

Уж лучше вовсе не видать земли,

И будет всё тогда предельно ясно.

Остановитесь, там, на берегу!

Корабль в дыму и ослабели тросы.

В спокойном море мы, как на снегу,

И падают убитые матросы.

Безумный город… Сумасшедший край…

Забудьте дом! Одна дорога – в море.

Эх, боцман, бочки с ромом открывай.

Тот самый час, чтобы напиться с горя.

Пожар тушите. Сердце на замок.

Корабль разверните в море носом.

А ну-ка, юнга! Вздёрни на флагшток

Флаг чёрный, без гербов и без полосок.

Эй! Кто там песню грустную запел?

Петь можно, но не стоит огорчаться,

Ведь это тоже не плохой удел —

Живая тень Летучего Голландца.

…Здесь нет берёз,..не колосится рожь,..

Нет поездов, жестоко уходящих.

А воздух моря, он на газ похож —

Такой же и манящий, и пьянящий.

Здесь нечего бояться лишних фраз,

Не надо здесь шептаться осторожно —

Рассвет на море, он не слепит глаз…

А это, значит, и прожить здесь можно!

28.09.78.

УХОДЯЩИЕ С РАССВЕТОМ

Это было как-то очень рано утром.

Окна были в ставнях. Город спал.

Уходили люди, по делам как будто,

Но они сходились на причал.

Там качалась шхуна – снова, как и прежде,

Новые на мачтах паруса,

Свежей краской выкрашен старый борт «Надежды»,

И надежда новая в глазах.

Этот день особый, он отмечен чёрным

В городе на всех календарях.

Древний сказ уводит моряков упорных

Счастья поискать в чужих краях.

Раз в году бывает здесь на небе виден

Ясно, как на карте, млечный путь.

Ну, а кто с зарёю вместе в море выйдет

Должен постараться не свернуть.

Тишина сурова. Всё вокруг знакомо.

Якорь лишь предательски скрипел.

Вот бы часом раньше не проснулись дома,

И до сердца крик не долетел.

Уходила шхуна на восходе солнца

Вот уже пятнадцать лет подряд.

Может быть, удача нынче улыбнётся,

Но об этом вслух не говорят.

Много капитанов старая «Надежда»

Поменяла за недолгий век.

Сколько их осталось на песках прибрежных

Крестовидных путеводных вех.

Отнимали звёзды у семей кормильцев —

И мужей, и любящих отцов,

Но опять спешила, даже не простившись,

Новая команда храбрецов.

Это было как-то очень рано утром.

Страшный крик из окон вылетал,

И десятки женщин – сонных, необутых —

Дом забыв, бежало на причал.

И рыдали жёны, и кричали дети.

Кто-то прыгал в шлюпки, кто-то вплавь.

Но «Надежде» в спину дул попутный ветер.

Время не теряй и свечи ставь.

И свечей в соборах сотни загоралось,

И мадонны плакали навзрыд,

И не расходились толпы у причала,

Слушая, о чём волна шумит.

Прижимали крепко матери детишек,

Подсчитавши, через сколько лет

Сыновья заменят моряков погибших

И уйдут, когда придёт рассвет.

Это было как-то очень рано утром.

Шхуна шла в тумане напролом.

И на шхуне знали, будет очень трудно,

И молчали каждый о своём.

Но не знали люди, восхваляя чёрта,

Что не ждёт их счастье впереди —

Ведь для них всё счастье за знакомым бортом,

Счастье в бесконечном их пути.

20.10.78.

ПРОМЕТЕЙ

Этот голос не мой, что летит из груди.

Он сейчас захлебнётся от ветра.

Этот голос чужой. Он кричит: «Подожди!»

Но обратной дороги мне нету.

Там глотает огонь молодые стволы,

И побеги на ветках дымятся,

И как будто бы стонут они: «Помоги!»

Но, увы, не могу я остаться.

Нет, не трус я, огонь не пугает меня.

Впереди может быть ещё хуже.

Может быть, своего загоню я коня,

Хоть он дорог мне, предан и нужен.

Мы не знаем, что ждёт нас. Мне верит мой конь.

Мы спешим на свидание с адом.

И за мною, как плащ кардинальский огонь,

Только голос хрипит мне: «Не надо…»

Он летит из груди, молит он: «Подожди!» —

Лепетаньем ушной перепонки.

Но скачу я на узенький мост впереди

И плюю на проклятья вдогонку.

Может всё оборваться на этом мосту

Без фанфар и тяжёлых надгробий…

Я не помню себя. Пересохло во рту,

Конь забылся в предсмертном галопе.

Старый мост, он скрипит, я топчу эту твердь,

Волоча факел свой по перилам.

Да! Я взял на себя и ещё одну смерть,

Не прося о прощенье постылом.

Не доставлю я радость такую векам!

Вот и внутренний голос сорвался.

Он плюёт на меня, посылает к чертям.

Ну, спасибо! Я дальше помчался.

Ведь погибнет без ветра священный огонь.

Приносящий забвение встречным.

Я не встану, пока не подохнет мой конь,

И не стану я факелом вечным.

Обмотавшись плащом, обогнавшим меня,

Я не сделаю лишних движений,

Монументом застыну над трупом коня

В честь того, кто бежал от сомнений.

31.12.78.

СОБАКИ

Оглянитесь вокруг и представьте:

Мрачный замок, двенадцатый век,

Длинный стол сплошь едою уставлен,

Блики факелов, чавканье, смех,

Смрад и копоть, упитые гости

И собаки покорно вокруг.

Им кидают объедки и кости

Эти сорок засаленных рук.

Эх, собаки, вернейшие твари.

Сколько чувства в собачьих глазах.

Но в ответ их ногами пинали.

Благодарность ждала их в плетях.

А на завтра хозяева вспомнят

И с утра, да пораньше, «Ату!»

Чтобы всё было чашею полной!

Чтобы не было пусто во рту.

Так вот было и часто, и долго…

И однажды собаки ушли,

По совсем незнакомым дорогам

В тишину потаённой глуши.

В замке снова тем временем пили

И заметили только с утра,

Что все псарни открыты, пустые.

Как же быть? На охоту пора!

Призадумалось рыцарство круто.

Ждать не ждали подобных потерь.

Но мир жив, пока злой он и глупый —

Заменили собак на людей.

И плетьми, как скотину, погнали:

Музыкантов, герольдов, писцов.

Что ж они? Да ведь им приказали.

Только, что не брехали под псов.

А под вечер садились по кругу.

Со стола им кидали куски,

И сцепившись за них, друг на друга,

Как зверьё, обнажали клыки.

Время шло, и зверела прислуга,

На хозяев бросалась, рыча.

И порвала бы позже друг друга…

Но однажды в рассветных лучах

По дороге, из леса ведущей,

Хвост, поджавши, повадкой хромой,

Нос – на запах, повинные уши,

Возвратились собаки домой.

Не смогли добродушные твари

Жизнь прожить с человечеством врозь

И вернулись,… чтоб плетью их драли,

Но кидали бы сладкую кость.

20.11.79.

ЛЮДИ И БОГИ

Бывают минуты, иконы снимают со стен,

И свечи тогда за ненадобностью угасают.

А вера? Что вера, она превращается в тлен,

А может, и в пепел, который на ветер пускают.

Не падают ниц, если святость дала кривизну,

И сказочно быстро из памяти выйдут молитвы,

Богам виноватым припишут все беды в вину —

Сначала проклятьем осыпаны, после забыты.

Но злоба угаснет, привычка своё заберёт.

Подкрасив иконы и символы перетасуя

Состряпают гимны и новым Богам пропоют

Народы. И будут от счастья дарить поцелуи.

Напишут труды, переставив местами слова,

И кто-то найдётся, кто свечи зажжёт, как бывало,

И чья-нибудь тихо покатится с плеч голова,

И ярким цветастым прикроют её покрывалом.

Как вечно нужны человеку любовь и вражда,

Так Боги в пути его жизненном необходимы,

Чтоб было, кого проклинать, коль случится беда,

А если всё ладно, молиться им – неуловимым.

И снова пестро от лукавых улыбок с икон,

Меняют им лица, но взгляды у них не меняют,

Любой при желанье уложится в старый канон…

Но, всё же, бывают минуты, когда их снимают.

21.06.79.

ДЕВУШКА И ПОЭТ

– Расскажи мне, что в сердце глубоко

Ты запрятал своём от меня?

– Это я зашифровывал в строках,

Свои тайны живьём хороня.

– Расскажи мне, о чём твои мысли,

Если взгляд устремляется вдаль?

– Это всё в неотправленных письмах,

Но доступно понять их едва ль.

– Почему, расскажи, умоляю,

Так надолго опять замолчал?

– Это всё ты отыщешь, читая,

Как впервые во сне я кричал.

– Расскажи мне, о ком ты скучаешь,

Когда я от тебя далека?

– Ты об этом давно уже знаешь,

Этим дышит любая строка.

– Расскажи хоть о чём-нибудь, милый.

Я хочу от тебя это знать.

Вслух прочти, я твой голос забыла…

Ну, попробуй хотя бы солгать!

…Он молчал, улыбался и слушал,

Но сквозил его взгляд сквозь неё…

– Умоляю, открой свою душу,

И согрею я сердце твоё…

Вдруг он взял карандаш, лист бумаги,

Лишь взмахнул, ничего не сказал,

И осталось, как будто на флаге:

«Жил, любил, умирал и писал».

«Жил, живу, жить хочу очень долго,

И люблю, пока жив ещё я.

Умирать – путь от Бога до Бога,

А стихи – это совесть моя».

И ушёл, промолчав, без обмана,

Что опять повело его в путь?

…А вода вытекала из крана,

Позабытого кем-то заткнуть…

12.09.79. г. Лермонтов.

НЕОСПОРИМО

Пусть я вчера и пропустил закат,

Пусть я сегодня не был при рассвете.

При всём при этом я же во сто крат

Счастливей тех, кто не живёт на свете.

03.03.80

НАВЕРНОЕ, ЧТОБЫ ПОТОМ ВСПОМИНАТЬ ЭТО ВРЕМЯ

Зачем мои пальцы от пробок пивных все в порезах?

Зачем я от мелочи каждой на подвиги лезу?

И мама ругается, что я частенько нетрезвый,