Другие барабаны

"Другие барабаны" на самом деле другие. Они завершают трилогию Лены Элтанг о людях, живущих в многослойной реальности, где существующее переплетается с никогда не бывшим, а вымысел так часто меняется местами с правдой, что и сам забывает о том, что он — вымысел. Люди, о которых писала Лена Элтанг в двух предыдущих романах, были совершенно особыми... не людьми даже — чистыми мифологемами, озёрными эльфами, чокнутыми ведьмами, поэтами и юродивыми. И жили они только в поле чьего-то восприятия и творили такое же поле сами, населяя его себе подобными. В этом смысле Костас Кайрис, главный герой "Других барабанов", от них не далеко ушёл. Однако сами "Барабаны" от "Побега куманики" и "Каменных клёнов" отличаются весьма ощутимо.

Во-первых, способом подачи материала. Его формой и внутренней структурой. "Другие барабаны" — не ворох пожелтевших писем, случайно выпавших из старой обувной коробки, не забытые авторами сетевые дневники, не травники, испещрённые заметками на полях... "Другие барабаны" — одно большое, разбитое на главы письмо, автор которого пишет не столь для адресата, сколько для себя самого, заплутавшего в прошлом и потерянного в настоящем. Да, он, подобно Морасу, создаёт собственный мир, в котором возможно всё — даже смерть заклятого друга, и, как Луэллин, пытается принять реальность и научиться в ней жить. Но сам он совсем другой. Это второе, и, наверное, самое болезненное отличие "Других барабанов" от своих предшественников.

Костас — неприятный герой. И дело не в том, что, в отличие от других персонажей Элтанг, он лишен мистического (мифического?) очарования. Нет, на первых страницах он им очень даже обладает. Просто, рассматривая себя под микроскопом, разбирая по косточкам и раскладывая по полочкам, Костас заглядывает в такие запредельные глубины, касается таких червоточин, что читателю становится по-настоящему тошно. Как в анатомическом театре. Только предмет исследования здесь не тело, а душа со всеми её вывертами и заворотами. Костас бесстрастен. И это не даёт проникнуться к нему симпатией.

Бесстрастие Костаса проявляется и на уровне языка — как всегда у Элтанг изысканного, сложного, замороченного в хорошем смысле этого слова. Правда, в "Других барабанах" эта "замороченность" кажется чересчур книжной, аудиторной, выхолощенной и потому — холодной. На выходе получается текст ради текста, написанный только для того, чтобы быть написанным, ради себя самого — текст в себе, в общем. Это не мешает ему быть прекрасным, но красота слова здесь — отстранённая. Поэтому в "Другие барабаны" не погружаешься, на них смотришь со стороны.

И всё-таки Элтанг — это Элтанг. Удовольствие. Горечь. Мир на кончике языка. Реальность на изнанке век. Сплетения и Переплетения. Плотная словесная вязь. Жизнь как иллюзия. Игра. На неё залипаешь. О ней думаешь. Её носишь с собой — и в себе. Долго. А кое-что и всегда. В этом плане "Другие барабаны" не исключение. Их тоже хочется разобрать на цитаты и заучивать — кусками.

С ними на самом деле много чего хочется сделать — и почти всё с приставкой раз-. Рассыпать, например, как бусы, разорвав основу. И рассматривать каждую бусину по отдельности. Разложить потом по отдельным шкатулочкам: в одну — янтарные, в другую — цианитовые, в третью — совсем маленькие, полупрозрачные, в четвёртую... их много, и они всё разные. Потому что Костас отступает в прошлое. Играет воспоминаниями и нанизывает их на нитку настоящего в той последовательности, какая кажется ему единственно верной. И этим провоцирует на ответную игру, на выстраивание другой цепочки событий, на собственный поиск выхода, на свои пять шагов до двери камеры: вдруг она на самом деле не заперта и за ней — свобода?

Другие барабаны ведь не только сигнал к отступлению. Это ещё и способ обмануть врага. Пока тот слышит барабанный бой, думает, что твоя армия на месте. И не знает, что сам ты уже далеко — в другом пространстве, в ином времени. Так и Костас, заговаривающий зубы Хане и ловко обводящий читателя вокруг пальца. Что стало с ним? В каком финале истории он нашёл своё воплощение? И открыл ли всё-таки ту самую дверь? А если открыл — то с чем столкнулся за порогом?

Сначала мне было смутно, потом мне было очень хорошо, а потом стало утомительно. В общем, роман Элтанг, на который я возлагала такие большие надежды и которого так долго ждала, не оправдал себя. Ну или оправдал, но не в полной мере. Я, конечно, все равно поставила 4 звезды, потому что девочка и вообще ценю, что мне было временами очень хорошо с этой книгой, но в конце она вся рассыпалась стрекозиными крыльями, как говорил Ли, а я, полагаю, вовсе не люблю этого в книге. Книга должна лежать на руках теплым щенком, свежим хлебом, грудой яблок, чтобы пахли и тяжесть ощущалась, и радость от всего этого такая...немного детская. Это не значит, что роман Элтанг мне не понравился отсутствием детской радости. В конце концов, в "Каменных кленах" тоже всего этого не было, а я их до сих пор люблю до дрожи в коленках. "Другие барабаны" - это как мираж, к которому ползешь в пустыне, а потом - пф, и ничего нет, все рассыпалось, утекло между пальцами и в землю впиталось. Много уму, но мало сердцу, полагаю.

«Если слышишь другие барабаны, надо поворачивать назад». Вот я чуть было не повернула, правда, все-таки взяла себя в руки и добила книгу, уж очень не люблю бросать. Не жалею, концовка стоила того, но… Но.

Говорят, это завершающий роман трилогии. Увидев такое в аннотации к книге, я сначала удивилась, что вообще была какая-то трилогия, потом расстроилась – как последняя? Больше не будет книжек, составленных из вороха чужих записок на столе?

Трилогия, значит. Ну да, книги многое объединяет. Во-первых, Морас, герой первого романа, упоминается во втором и третьем к месту и не к месту. Во-вторых, центральные персонажи всех трех романов похожи. Вот есть люди-разрушители, которые умеют ломать, есть люди-созидатели, они творят и строят. Герои Элтанг – люди-дегустаторы, они могут снимать с жизни пробу и рассказывать, как оно. Они занимаются тем, что нюхают, смотрят, трогают, осторожно кладут на язык. И, в общем, плывут по течению. В-третьих, герои заточены в башне, как Рапунцель. Морас сидел в сумасшедшем доме, Саша Сонли добровольно закрыла себя в четырех стенах собственного дома, и вот Костас пишет свой текст в тюрьме. В-четвертых, это все романы в письмах, дневниках, записках и записях в жж.

И вот тут уже и первое отличие «Других барабанов» от двух предыдущих романов, очень существенное. Никакой волшебной смеси почерков и голосов – только одно невероятно длинное, поделенное на части письмо Костаса своей супруге-на-один-день. И это оказалось, по крайней мере, для меня, очень существенным минусом. Роясь в многоголосье чужих записок, чувствуешь себя великим сыщиком, который докапывается до правды рано или поздно (когда позволит автор, разумеется). Если приходится застрять только в одной голове, быстро начинаешь чувствовать скуку. Герои могут врать, но, если только они не сговорились против читателя, текст одного обязательно откроет ложь другого. Костас же может морочить читателя, сколько ему вздумается – как проверишь?

Кроме того, в предыдущих романах было легко переплести несколько временных линий. Письма А. к Б. относятся к условному настоящему, дневник В. написан десять лет назад (хорошая опечатка получилась – древник), еще чьи-то письма связывают эти два периода. То же самое и с сюжетными линиями, они увязывались гармонично и завлекали в свои сети до победного конца, не отпускали до последней страницы.

Когда есть всего один последовательно написанный текст, не то письмо, не то дневник без дат, ничего не получается. Плести сеть приходится прямо в нем, и это ужасно раздражает. Допустим, у нас всего три линии: условное настоящее, будни Костаса в тюрьме; недавнее прошлое, то есть события, за которые его посадили; все остальное прошлое, его женщины, родственники и друзья. Так вот, напрягает же, когда Костас пишет о допросе и вдруг, с места в карьер: я помню, как мать смотрела на меня такими же злыми глазами. Или там, рассказывает, как он стоял на карнизе третьего этажа картинной галереи, и тут же, перебивая себя, начинает какой-то эпизод из дремучего детства про первую ссору с другом-врагом Лютасом. Хочется стукнуть его по башке и сказать, да мне это все неинтересно, договаривай про галерею и не морочь мне голову!

И ведь правда, неинтересно. Копаться в записках целого вороха персонажей, не зная о них поначалу ничего, было ужасно интересно. А Костас, считай, сам берет тебя за пуговицу и начинает нудеть. Не люблю принуждение.

А еще тут почти нет игры в язык, какая была в первых двух романах. Или тут есть игра в португальский язык, который я не знаю, так что не распознала.

Ну, зато концовка, которая все-таки заставила меня вцепиться в книгу и возмущенно трясти головой, сначала по одному, затем по другому поводу. То есть, было так интересно, что стоило предварительно выслушать про все костасово несчастное детство.

И в то же время концовка мне не понравилась. Вернее, не понравилось, как разрешилась эта вся история. Это нечестно, во всех отношениях – нечестно, по отношению и к Костасу, и ко мне.

Словом, все-таки четыре звезды, а не три. Три, плюс полбалла за последние сто страниц, плюс полбалла за имя автора на обложке. Но теперь я не расстраиваюсь, что трилогия окончена, и таких романов больше не будет. Пусть лучше будет что-то новое.