© Лека Нестерова, 2018

ISBN 978-5-4493-4679-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Продам живого волка

IV.

Пошёл я вновь бродить, уныньем изнывая

И взоры вкруг себя со страхом обращая,

Как узник, из тюрьмы замысливший побег,

Иль путник, до дождя спешащий на ночлег.

Духовный труженик – влача свою веригу,

Я встретил юношу, читающего книгу.

Он тихо поднял взор – и вопросил меня,

О чём, бродя один, так горько плачу я?

И я в ответ ему: «Познай мой жребий злобный:

Я осуждён на смерть и позван в суд загробный —

И вот о чём крушусь: к суду я не готов,

И смерть меня страшит».

«Коль жребий твой таков, —

Он возразил, – и так жалок в самом деле,

Чего ж ты ждёшь? Зачем не убежишь отселе?

И я: «Куда ж бежать? Какой мне выбрать путь?»

Тогда: «Не видишь ли, скажи чего-нибудь», —

Сказал мне юноша, даль указуя перстом.

Я оком стал глядеть болезненно-отверстым,

Как от бельма врачом избавленный слепец.

«Я вижу некий свет», – сказал я наконец.

«Иди ж, – он продолжал, – держись сего ты света;

Пусть будет он тебе единственная мета,

Пока ты тесных врат спасенья не достиг,

Ступай!» – И я бежать пустился в тот же миг.

V.

Побег мой произвёл в семье моей тревогу.

И дети и жена кричали мне с порогу,

Чтоб воротился я скорее. Крики их

На площадь привлекли приятелей моих;

Один бранил меня, другой моей супруге

Советы подавал, иной жалел о друге,

Кто поносил меня, кто на смех подымал,

Кто силой воротить соседям предлагал;

Иные уж за мной гнались; но я тем боле

Спешил перебежать городовое поле,

Дабы скорей узреть – оставя те места,

Спасенья верный путь и тесные врата.

(«Странник» А. С. Пушкин)

Драма
в 4-х действиях с прологом и эпилогом

Действующие лица

БЕГИЧЕВ СЕРГЕЙ, молодой человек, участник первой чеченской компании, рядовой миномётного взвода.

БАРАБАШ ВИКТОР, сослуживец СЕРГЕЯ, контрактник, казак.

НЕСТЕРОВ МИХАИЛ, командир расчёта.

ВЕРШИНА ТИМОФЕЙ, сослуживец СЕРГЕЯ, рядовой срочной службы.

ВЗВОДНЫЙ, мужчина средних лет.

ЯНА, жена СЕРГЕЯ, продавец в модном бутике.

ЗАВИДОВ САМСОН ВАЛЕРЬЯНОВИЧ, завмаг на пенсии, отец ЯНЫ.

ЗАВИДОВА АДЕЛАИДА ЕРМОЛАЕВНА, домохозяйка, мать ЯНЫ.

АРТЁМ и МИХА, дети СЕРГЕЯ и ЯНЫ, мальчики 5-ти и 6-ти лет.

ЖЕНЩИНА преклонных лет, мать солдата.

ДЁМА, участник первой чеченской компании; второе лицо в фирме «Атлант»; знакомый СЕРГЕЯ.

СЕМЁН ЯКОВЛЕВИЧ, президент фирмы «Атлант».

АЛЛА, секретарь фирмы «Атлант», девушка яркая, современная, как реклама.

АККОРД, компаньон СЕМЁНА ЯКОВЛЕВИЧА, обыватель и добрый человек.

РУЖИЦКИЙ, конкурент фирмы «Атлант», бизнесмен новой формации.

ОЛЕГ, охранник.

СТАРИК, не то святой – не то леший, не то ангел – не то человек.

ПРОЛОГ

Завершается Первая чеченская компания. Вопреки предательской политике Кремля, взят Грозный, уже взято Ведено, противник загнан в горы и деморализован. Русские генералы и солдаты предвкушали близкую победу, оплаченную большой кровью.

Вдали – горный пейзаж. Высотка под Шатоем, с которой миномётные части ведут обстрел. Солнце едва успело скрыться за горизонт, и красивый горный пейзаж был лишь чуть обозначен. Дымы, вспышки и залпы вылетающих снарядов: слышатся дальние и ближние звуки взрывов.

Расположение миномётных расчётов. В центре – расчёт МИХАИЛА НЕСТЕРОВА, состоящий из него, его заместителя ВИКТОРА БАРАБАША, бывшего «афганца» и контрактника, и двух рядовых – СЕРГЕЯ БЕГИЧЕВА и ТИМОФЕЯ ВЕРШИНЫ.

Быстро темнеет. Сквозь звуки боя слышатся голоса: «Взводного! Взводного!». Вскоре выделяется голос ВЗВОДНОГО, говорящего по телефону.

ВЗВОДНЫЙ (орёт в трубку телефона). Да! Слушаю! Громче! Неслышно! Да! Что? Не понял – прекратить?! Почему?! Слушаюсь! Так точно! Есть! (Обращается к подчинённым.) Прекратить огонь! Передать по цепочке! (Слышатся голоса передаваемой команды.) М-м-м… (бросает в сердцах на землю шапку) едрит твою налево, опять!.. чтоб вас!.. (нагибается, чтобы взять шапку, теряет равновесие и с размаху падает на «пятую точку»; несколько секунд сидит, облокотившись на колени, затем встаёт, отряхивается и уходит).

Бой затих. Бойцы – уставшие, раненные, голодные – спешат воспользоваться передышкой.

ТИМОФЕЙ. Серый, ногу зацепило, не заметил даже… кровище…

СЕРГЕЙ. Сейчас… я быстро (помогает раненному сесть поудобней и оказывает ему медицинскую помощь). Тихо стало, непривычно… Почему остановили? Тут осталось дожать… (Тимофей постанывает и кривится от боли.) Ничё, потерпи, рана неопасная. Терпи… терпи…

БАРАБАШ (готовит импровизированный стол-ужин). Опять какой-нибудь мораторий придумали…

СЕРГЕЙ. Не может быть. Нам остановиться сейчас, – что смерть! Нам только вперёд, и вперёд, и вперёд (заканчивает перевязку). Ну, вот, всё. Счас поесть принесу.

БАРАБАШ. Понятное дело. Только очень похоже.

СЕРГЕЙ. А ты знаешь, что такое мораторий по словарю? Отсрочка по платежам вследствие чрезвычайных обстоятельств. Понял? Человеку с фантазией понять несложно: предательство это, чистое предательство.

НЕСТР (присаживаясь рядом). Ну-ну, потише с выводами.

БАРАБАШ. А что, не так? Не война, а какая-то игра в кошки-мышки, причём кошке то и дело навязывают роль мышки.

СЕРГЕЙ. А жить-то как дальше!

НЕСТР. Ты сейчас выживи, сосунок! А о будущем будешь думать, когда… в мамкино плечо уткнёшься.

СЕРГЕЙ (горячась). На тои рассчитывают: молчи, не думай, не бери в голову, живи проще! Надеются, что мы, как стадо баранов, будем только жалобно блеять – и умирать, умирать, умирать!

БАРАБАШ. Да охолонь ты, не заводись. Ишь, якой горячий молодой! Всё правильно говоришь. Всё так и есть. Но. Нестр прав: нельзя отчаиваться. Что там будет, никто не знает. Какой там сценарий у Господа. А жизнь наша – это вот сейчас, в это мгновение, и только за него мы можем поручиться. А уже за следующее – никто не может! Ясно тебе? Не наше это дело – думать кто, да что. Нехай политики ломают голову, чего им с самими собой делать… А я, к примеру, жизнь ж и в у ю люблю! Знаешь, что такое «живая жизнь»?

ТИМОФЕЙ (хриплым слабым голосом). Ну-к, скажи…

БАРАБАШ (кивнув с усмешкой в сторону Тимофея). А вот что. Это когда… она… эта самая жизнь… со смертью, как подружки под ручку прогуливаются, словно девки, хохочут, сплетничают меж собой… разрумянятся!.. А у тебя кровь по жилам, как Терек по камням, так и скачет!

ТИМОФЕЙ. Во даёт… ой! (корчится от боли).

СЕРГЕЙ. Ты там не напрягайся, подремли лучше, квохчешь! (Обращается к Барабашу.) А ты что ж это, серьёзно?

НЕСТР (немногословный по природе, перекусив, уходит вздремнуть в сооружённое наспех укрытие из ящиков от снарядов). Конечно, серьёзно. Ты слушай этого казака, не т о ещё услышишь.

БАРАБАШ. А что тебя смущает? Погулять по горам, по долам, по весям – куда ещё жизнь потратишь? Сидеть в четырёх стенах – не для меня. И за бабью юбку держаться тоже, знаешь ли… Казаки мы, братка.

СЕРГЕЙ. А и казаки, так что, смерти не страшно?

БАРАБАШ (напевает). «Что нас ждёт, того не знаем: чёрный ворон – конь лихой. Встретим смерть, да не признаем, Мол, не ведаем такой».

СЕРГЕЙ. Мг, не ведаем такой… А я вот не знаю, страшно мне, или нет. Скорее, я не очень верю в неё.

БАРАБАШ. В кого?

СЕРГЕЙ (со смехом). В смерть, чёрт ты эдакий!

БАРАБАШ (уже серьёзно). А в Бога веруешь?

СЕРГЕЙ (подумав). Кредо.

БАРАБАШ. Щё?

СЕРГЕЙ. Кредо, говорю. Верую по латыни.

БАРАБАШ (уважительно). М н о г о знаешь?

СЕРГЕЙ. Поступать хотел в университет. А тут – Чечня. Ну и решил… мать только жалко, бросил её одну.

БАРАБАШ. А у меня семья большая: батько, мамо, сестры, братья. Как соберёмся вместе – пляшем, поём. Весело. Было. Пока не началось это светопреставление… Хотя, если подумать, началось-то оно ещё сто лет назад… Нас много здесь из Грозного… Нестр, кстати, тоже… У него вообще там Нестеровых полгорода родственников.

СЕРГЕЙ. Да-а… А я из Рязани. И кроме матери, у меня никого. Бегичева Анна Кузьминична. Хирург. Дорогая моя. Когда уходил, – веришь? – ни слезинки. Благословила и говорит: «Знаю, всё будет хорошо». С тем и в бой иду. Спокойно, словно защитила она меня на все случаи.

Послышались шорохи и мягкие звуки шагов.

БАРАБАШ. Тихо. Кажется, идёт кто-то… оттуда (вглядывается во тьму). Взводный, наверное…

СЕРГЕЙ. Да он.

ВЗВОДНЫЙ (проходит по расчётам с новостью). Ну, что, братцы-кролики, вести невесёлые: наступление прекратить, огонь открывать только в крайнем случае; артиллерию и авиацию не применять. Всё. (В сторону.) Падлы! (обращаясь к подчинённым.) Нестр где? (Идёт к спящему командиру расчёта).

П а у з а.

СЕРГЕЙ (в отчаянии). Не может быть! Барабаш! Не верю! Ведь… совсем немного осталось… столько ребят положили… столько жертв! (Шипя.) Изменники.

Подходят командир расчёта и взводный.

ВЗВОДНЫЙ. Отставить панику! Не раскисать. Война – это вам: не дождик прошёл, так сразу не кончится. Надо выживать! Высотку удержим, Командующий – мужик стоящий. Поговаривают,

Ещё вдарим. А сейчас – ждать, бдительности не терять. Ничего, сынки, держись… (Уходит.)

П а у з а.

СЕРГЕЙ. Изменники! Предатели! Ненавижу!

БАРАБАШ (пересмешничая). «Наступление прекратить…» Что птицу на лету! Только пулей. П а у з а. (Напевает.)

 
«Тыче Кубань аж у лыман
А з лымана в морэ.
Ой, нэ зналы козаченькы,
Якэ будэ горэ».
 

СЕРГЕЙ. Я бы сейчас не знаю, что бы сделал, душа горит! Взять бы этот миномёт, да и-и…

БАРАБАШ. Ты только, Серый, не сломайся, Богом тебя прошу. Знаешь, дорога тянется, тянется, да куда-нибудь приведёт. Ты ж сам учёный, в прошлое умеешь смотреть. Вот мой дед… много всяких историй рассказывал мне, малому. Что-то запомнил, а что-то, дурню, лень было. Что-то он говорил про умную молитву, про исихию какую-то… Это я ничего не понял. Зато помню, что были, давно-давно, такие казаки… характерники назывались… что ни голода, ни холода не боялись, ни огня, ни воды. Слыхал о таких? (Сергей отрицательно покачал головой).

ТИМОФЕЙ. И я не слыхал такого.

БАРАБАШ. Не спишь? Ну, слухайтэ. Характерники эти были с природой слиты так, что понимали язык птиц и зверей. А дух был такой силы, что взглядом могли врага одолеть. Не верите? А зря. Дед говорил, что могли они в волков обращаться…

ТИМОФЕЙ. В волков? Это как э т и называют себя серыми волками, хищниками?

БАРАБАШ. Да какие они волки? Шакалы. И дурак назовётся умным, а умнее не станет. А э т и ещё покажут своё истинное рыло… Ну, так вот. Смотрит басурман – казак на него идёт. Раз! – А это уже не казак, а волчья пасть на него скалится. Вытаращит свои азиатские глаза. Пока думал – башка с плеч! Словно колдуны какие…

ТИМОФЕЙ. Ох, и врёшь ты, Витюша, как я погляжу.

БАРАБАШ. Эх, ты Тимофей Вершина! Не вершина ты, а вершки от корешков. В цём скарбе, щё батькы нам в наслэдство поховалы, всэ е: и пословицы, и поговорки, и былины, и песни всякие… А тильки брэхни нэма… чёго нэма, того нэма.

ТИМОФЕЙ (смущаясь). Да я так, шутя… и никакой я не вершок от корешок! Фамилии, знаешь, тоже… просто так не даются. Вершина я, Вершина! К тому же раненный в бою.

СЕРГЕЙ (вглядываясь вдаль). Ведь совсем чуть-чуть осталось, и конец войне. Конец мучениям… Я слышал, как ещё до войны здесь начали над русскими измываться: и убивали, и насиловали, и из собственных домов изгоняли в свет белый. Вот, думал, придут наши, наведут порядок. И что? Ничего не изменилось, только хуже стало.