© Лана Петровских, 2019

ISBN 978-5-4496-1947-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

По образованию и призванию семейный психолог,

сценарист.

 
Автор серии рассказов о любви:
 
 
«Равняется Любовь», «Девичий роман»,
«Любовный детектив», «Затеряться в любви»,
«Часов не наблюдают,«Начало»,
«Высокоблагородие».
 
 
Вашему вниманию предлагается
новый детектив «Пятна Роршаха».
 

…С вами рядом притворщик, не умеющий сопереживать вашим проблемам. Кто он – черствый человек или психопат? Где тонкая грань между нормой и патологией? Кто подскажет?

Прочитанное нашепчет ответ на волнующий вопрос.

…

Сознание причудливым образом выхватывает из памяти те мгновения жизни, которые крепко запрятаны, но о которых не получается забыть. Игры судьбы, где была включена беда, нисколько не меркнут ни спустя год, ни спустя десятилетия.

То солнечное утро в каждом моем сне насыщается подробностями, которых, возможно, и не было. Но боль той потери не уходит из памяти.

Мне тридцать лет. Мои первые десять лет самые счастливые. А потом (после того горького дня на озере) последующие несколько лет долгая мучительная реабилитация с восстановлением речи и желанием жить. Благодаря моим первым пятилеткам, проведенным в окружении любви и заботы, я выбралась из той бездны несуществования, избрав земной мир и любимую сестру Олю, возраст которой к моменту летней трагедии в нашей семье уже определился совершеннолетием.

В общем, начну. С некоторыми отступлениями в мои комментарии, где моя философия на грани легкой истерии будет увязывать рассказанные мной эпизоды между собой.

Кто знает, не было бы в моей голове после черепно-мозговой травмы тех искорок легкого сумасшествия, я не смогла бы поймать ЕГО. Хотя это тоже спорный вопрос – кто кого чуть не поймал. Но ЕГО описательный портрет у меня был раньше, чем у следственной группы.

Начнем…

– Какая ты у меня смешная сейчас, когда твои кудряшки намокают, то закручиваются сильнее, доченька ты моя милая. Как сегодня ещё тепло, – женщина с любовью смотрела на десятилетнюю улыбающуюся девчушку, мирно сидящую напротив в лодке.

– Волны… Смотри, Люся, в нашем озере почти не бывает волн, а сейчас… – женщина рассмеялась и, наклонившись через борт старой деревянной лодки, слегка зачерпнула прохладные капли и брызнула ими в девочку, которая задорно взвизгнула в ответ. Крупные капли сияющими на солнце росинками засверкали в её ярко-рыжих кудрявых волосах.

– Знаешь, – женщина перешла на шёпот. – Мне ещё бабушка наша рассказывала, царство ей небесное, – женщина быстро перекрестилась. – Легенду о нашем озере…

– Мам, а там водяные есть? – несмело спросила Люся. – Мне страшно, вдруг сейчас из воды водяной вылезет.

– Что ты. Водяных не будет… Всего-навсего, милая и одинокая русалочка с прозрачными волосами цвета утреннего тумана. Про наше Тиглицкое озеро старики рассказывали, что в незапамятные времена на берегу было древнее поселение под странным названием – Круп. Так вот, в том поселении жила самая красивая девушка. Она каждую ночь приходила на берег и плакала о своей несчастной любви. Однажды ее горькие слёзы превратились в бурный поток, который поглотил девушку, превратив в русалочку. Тихими вечерами она выплывает и садится вон на тот камень, – женщина показала рукой на выделяющийся из воды круглый островок. – Грустная песня плывёт по воде, и появляются волны, которые раскачиваются в такт мелодичному голосу русалочки. Волны не стихают, бывает, и целый день, будто озеро ещё слышит ночную мелодию и продолжает танцевать, вот как сейчас, посмотри за борт.

– А почему русалочка одинокая, где её семья? – тихо спросила Люся.

Женщина печально посмотрела на сиротливый камень, будто ждала появление сказки.

– Не знаю, наверное, став русалочкой, она должна жить в отдалении от своих земных родителей.

– Я бы ни за что на свете не хотела бы жить от тебя в отдалении, – пробормотала девочка.

– А я тебе и не позволю, – рассмеялась женщина и, взявшись обеими руками за борта лодки, начала раскачивать ее из стороны в сторону. Люся, ухватившись за край скамейки, засмеялась, запрокинув голову к мирно плывущим облакам.

– Еще, мам! Еще! Аттракцион!

Девочка, оттолкнувшись от скамейки, внезапно порывисто встала на дно лодки, раскинула руки в стороны для равновесия и зажмурила глаза. Лодка качалась на воде, касаясь бортами темной воды озера.

Люся распахнула глаза и мгновенно зажмурилась от внезапного ужаса – прямо перед ее носом зависла огромная стрекоза. Её крылья переливались от солнечных бликов, отраженных поверхностью воды. Девочке показалось, что она увидела своё отражение в изумрудных глазах непрошеной гостьи.

Импульсивно отталкивая воздух перед собой, она пыталась отклонить полет стрекозы. А раскачанная лодка от резких движений девочки сильно накренилась и зачерпнула бортом озерную воду.

Нелепые движения, неуправляемое тело… – девочка падает за борт. Последнее, что она увидела, погружаясь в воду, как мама резко вскочила, протягивая к ней руки. Вода где-то наверху сомкнулась, и что-то тяжелое скользнуло больно по голове… Стало темно и холодно.

От внезапной потери одной ноши облегченная лодка резко опрокинулась в противоположную сторону. Женщина, вскрикнув, упала за другой борт.

Лодка, со стоном перевернувшись, уключиной ударила женщину по голове. В ускользающем от боли сознании то единственное, что успела заметить она – только прозрачную вереницу меркнущих пузырьков воздуха, стремительно уплывающих вверх…

Так я навсегда потеряла маму. Своего падение я не помню, только резкий холод и дрожащее состояние от напряжения.

Я неизменно просыпаюсь на этом месте от собственного крика. Влажный лоб, липкий пот которого неприятно холодит голову. Кожа от рассыпавшихся мурашек превращается в шершавый апельсиновый слой. На мой вопль прибегает Оля:

– Люсечка, хорошая моя, тише, тише, все хорошо… Опять тонула? Опять твой сон? Тише, тише. Давай вытянем ножки, подыши… спокойно… молодец… Сестренка ты моя милая. Все хорошо… Давай выпьем наше замечательное успокоительное, которое нам доктор прописывает, где оно?

Она всегда со мной как с малышом, но мне это нравится, она для меня вторая мама. Мы с Мишкой так и зовём Олю – «наша мама».

– Всё у нас хорошо, – повторяет Оля. – Посмотри, как солнечно за окном. – Я уже блинчики допекаю.

Мишка сидел за столом, ерзая от нетерпения, и макал палец в банку с вареньем.

– Что ты делаешь? – с улыбкой спрашивает Оля. – В пять лет облизывать пальцы куда ни шло, но в десять…

На сковородке золотистая вкуснятина пытается оторваться краями от огненной поверхности.

– Последний блинчик, как обычно, маме, – поджав губы, Оля смотрит на меня. Ее грусть проникает внутрь, мне вновь становится зябко.

– Сходим на кладбище и оставим блинчик там… – тихо произносит Оля, отворачивая лицо. Она прячет влажные глаза.

При слове «кладбище» я не испытываю панических эмоций, ритуальных ассоциаций. Мне там спокойно и безмятежно. Мир без суеты. Я часто брала этюдник и рисовала космические пути и бесконечность, но никогда не могла нарисовать маминого лица, хотя окончила с отличием факультет живописи. Мои тщетные попытки заканчивались судорогами пальцев…

…

Сонные, пригретые солнышком воробьи вяло взлетели, растревоженные хлопком двери.

– Надо же, как тепло. Не верится, что скоро осень, – сказала я, разглядывая небо через растопыренные пальцы.

– Сколько раз прихожу на кладбище, уже все фамилии вдоль тропинки знаю наизусть, и, тем не менее, всегда грустно… всех жалко, – голос Оли дрожал.

Пробираясь по узким тропинкам между оградами, она, поглаживает прутья, будто соболезнует всем здесь почившим. Внезапно ржавый скол на чужой ограде вонзается в ее ладонь.

– С-сс-ссс… ой… Будто копьё… как сильно, – Оля присела от неожиданной боли. Я, судорожно обыскивая свои карманы, ищу платок. Перетянув ладонь сестры, невзначай ляпаю.

– Кровь проливается, что-то с родней случается…

А потом мы сидим на скамеечке, прижавшись друг к другу.

– Почти двадцать лет нет мамы, а до сих пор ком в горле, – тихо произносит Оля. – Как тебе удалось выплыть тогда? Ты все твердила, что бабушка помогла, но она за год до трагедии умерла… Никто не верил, что поправишься… А ты выжила! Вот только сон остался…

– Да… Я часто русалочку из легенды вспоминаю… одинокую и несчастную, как мы с тобой…

– Да почему это мы с тобой несчастные? Ты выросла, Мишка у нас есть, а то, что мужчины не приживаются в нашей семье – это не беда. А про русалочку одинокую забудь. Я тоже о ней часто думала да на озеро ходила, вот потому и накликала любовь неразделенную, а тебе пора свою жизнь устраивать, засиделась ты в девках, надо тебя к крестной в Москву!

Да. Мужчины не приживались в нашей семье. Не то чтобы женщины пугали матриархатом, но сильный пол как-то исчезал, чувствуя себя гостем на нашем празднике жизни. Дедушка умер, когда еще не родилась Оля. Отец уехал в далекую Сибирь непонятно за каким счастьем и больше не вернулся. Я его не помню. Избранник Оли был не свободен. Тянуть на себя чужое лоскутное одеяло она не стала, а тихо удалилась. Надеюсь, Мишка будет первым настоящим мужским началом в нашей семье Синицыных.

– Пора тебя в Москву отправлять, – повторила сестра.

– Не хочу в Москву, вот чего придумала!

– А я верю в твое будущее вне стен нашего дома.

– Оль, может, ты не поедешь никуда, еще весной будет семинар повышения твоей квалификации.

– Чего ты? Сейчас самое удобное время, до первого сентября две недели, а весной… самое простудное время… Вы не успеете соскучиться, как я уже вернусь.

Начиная поскуливать, я лащусь о ее плечо.

– Не подлизывайся, не поможет. Ты сегодня прямо сама не своя, где твое солнечное настроение? Сон опять нашептал?

Как объяснить сестре, что мой сон не просто повторился, а модифицировался. Но ГМО может принести меньше вреда, чем мои слова… И всё же я сказала…

– В этот раз в лодке со мной была… ты вместо мамы…

Отмахнувшись, Оля начинает поднимать меня со скамейки посредством детской игры «тянем-потянем»:

– Ерунда! Резко проснувшись, человек не помнит деталей сна. Утром ты увидела меня – вот и всё объяснение. Пойдем-ка домой пить чай.

Мишка уютно спал, и мы уединились на кухне.

– Мне что-то не хочется чаю. Может, винца? Маму помянем…

Поднявшись на носочки, Оля изящно вытянулась в струночку и открыла дверцу верхнего шкафчика.

– Как балерина на пуантах… еще чуть-чуть, и достану… Эх, рука моя перебинтованная…

Подталкивая пальцами раненой кисти бутылку к краю, Оля неожиданно оступилась, и темная емкость соскользнула с полки, завершив свой недолгий полет брызгами зеленого стекла. Вишневое пятно медленно расползалось по кафельному полу. Поджав испачканную каплями вина ногу, Оля виновато улыбнулась:

– Прости… Ты чего побледнела, Люсик?

Я молчала, судорожно проглатывая несчастье, которое багряным пятном закрыло пространство.

…Капли сползали по ее ноге, превращаясь в кровь…

…

Пробудившиеся лучи солнца, не торопясь, обнимают спящий дом. Кутаясь в желтую ветровку, подросток слегка натянул убегающий поводок, и мордочка собаки от внезапной остановки попала в солнечный промежуток между высокими тенями широких печных труб на крыше. Зажмурив от яркой вспышки глаза-бусинки, собака замерла на полушаге, с явным удовольствием впитывая взошедшее солнце.

Утренний луч широким мазком нарисовал на линолеуме притягательную полоску. Оля поставила голую ступню на теплую поверхность и тоже зажмурила глаза от удовольствия, как та милая собачка перед подъездом.

Недолго постояв, Оля посмотрела на часы, кивнула широкому согревающему лучу и осторожно выбралась из нашей квартиры. Она выпорхнула из подъезда, будто подхваченная цветными крылышками своей сумки-бабочки, и поспешила на вокзал.

Третий комковатый, сырой и бесформенный комочек последовал в мусорное ведро. Безнадёжно вздохнув, я присела на край табуретки.

– Тетя Люся, может, сегодня бутерброды? – миролюбиво произнес Мишка, шаркая ногами под табуретом.

– Похоже… Кто-то очень оптимистичный сказал: «Если и четвертый блин комом, бросьте печь блины – пеките комочки»… Но мы будем есть бутерброды! А потом в парк, лады?

Мишка радостно закивал и полез в холодильник за батончиком розовой колбасы.

Городской сквер, уютно расположившись между двумя небольшими речушками, укрывал посетителей от жаркого августовского солнца. Набегавшись от одной модели самолета к другой, Мишка раскраснелся от суеты и удовольствия. И чтобы охладить его румяное личико я предложила «Колесо обозрения».

Мягко покачиваясь в закрытой кабинке, мы будто парили и с высоты птичьего полета рассматривали привычные картинки города, с которыми сама собой происходила метаморфоза. Пространство менялось. Оно расширялось там, где с тротуара казалось узким, оно вырастало ввысь там, где в приземленном рассмотрении виделось полное отсутствие перспективы.

Мишка, поддерживая высокую отметку на шкале настроения, не сидел спокойно, а махал кому-то воображаемому через стекло нашего временного домика. Внезапно мимо окна пролетела большая ворона, демонстрируя красивый размах крыльев.

– Смотри, она на чёрного орла похожа! – зачарованно произнес Мишка. И неожиданно замер, переключив свое внимание на меня.

– Зачем ты мамин шарф одела?

– Надевают одежду, одевают Надежду, – машинально произнесла я. – Я так соскучилась по нашей маме, что захотела надеть ее шарфик… ты не против?

Грустная нотка чуть остудила его активное настроение, и он присел, глубоко вздохнув. Сняв с шеи жёлтую невесомость, я прижалась к его плечу и бережно обернула нас шарфом Оли.

– Представь, что наша мама сейчас нас обнимает.

Далее был аттракцион «Ветерок» – карусель на длинных крепких цепях. Я, раскинув руки, пыталась слиться с восходящим движением нарастающего потока. И в этот счастливый миг невесомости с моей шеи сорвался желтый шарф и унесся яркой змейкой в неизвестность. Проводив испуганным и встревоженным взглядом ускользающий штрих, я зажмурила глаза, чувствуя на щеках стягивающую силу солёных брызг. Неприятное чувство внезапной потери вдруг овладело моим сердцем.

…

Ночь закрыла пространство, сжав его до размера вытянутой руки, до шаговой доступности рассматриваемого. Черные пятна туч давили сверху и снизу, отражаясь в лужах на разбитом асфальте. Я бежала вдоль стальных ангаров, подгоняемая гнетущим страхом. Он словно дышал в мой затылок, отчего кончики ушей замерзали, теряя чувствительность.

Уже не было тех стремительных сил, когда надежда окрыляет и вселяет уверенность, что спасение близко. Спасения не было.

За последним гаражом, зацепившись за вспененный корень лежащего дерева, я упала, успев выставить руки вперед. Упала прямо перед лужей, чья коричнево-серая слякоть отразила склонившиеся ветви дерева. Всматриваясь в отражение, почти не дыша, я различила еле видимую картинку, которая от попадания моих волос в воду, пошла рябью. Из глубины темной лужи проявилось Олино лицо с глубокими глазницами…

С приглушенным криком я села на кровати, встряхнув головой, еще не понимая – сон это или явь. Конечно, сон. Я сижу в своей комнате в спящей тишине.

Но это не мой сон. Не было озера и солнечного дня. Грязная лужа и ночная жуть. Я не сразу вспомнила, что испугало меня. Лицо Оли… Видимо, моё одиночество придумало новую версию ночного кошмара, как хорошо, что завтра я смогу обнять ее. Хочу скорее завтра…

…

Вылизанные тарелки стояли в раковине, когда сытое спокойствие квартиры нарушил звук дверного звонка. Я наперегонки с Мишкой радостно выбежала в прихожую, мысленно готовя жаркие объятия. Но на пороге стоял участковый. Его синяя форма отозвалась в моей душе неприятным холодком. Полицейский, раскрыв удостоверение, тихо спросил:

– Синицына?

На мой неуверенный кивок он попросил предъявить соответствующий личности документ. Просмотрев паспорт, участковый настоятельно попросил пройти с ним в отделение.

– А что случилось? – я чувствовала, как начинают дрожать руки, а область солнечного сплетения наполнялась тяжестью.

Не отвечая на вопрос, участковый уточнил, с кем можно оставить мальчика.

– Я сам могу остаться, – тут же среагировал Миша, с удивлением поглядывая то на полицейского, то на меня.

Выбежав из прихожей, в комнате я судорожно сунула таблетку под язык. Успокоительная капсула горьковатым оттенком обволокла нёбо.

Дорога до ближайшего отделения показалась мне нескончаемой. Все попытки получить хоть какой-то вразумительный ответ не принесли результата.

В кабинете мне предложили присесть, и второй полицейский протянул лист документа. Еще не зная содержание, я почувствовала край пропасти. Ноги будто соскальзывали в нее, и от неминуемого падения увлажнились глаза. Немного поморгав слипающимися ресницами, я прочитала.

«Расследование со смертельным исходом несчастного случая, происшедшего «16» августа 2014 г. в 21 час. 34 мин.

проведено Занковским В. О. – капитаном полиции

1. Сведения о пострадавшем:

Синицына Ольга Игоревна пол – женский

2. Характеристика места (объекта): лесопарк __округа по г. Москве

3. Обстоятельства:

Гр. Синицына О. И. была найдена на территории городского лесопарка, скончалась