– Любовь… не всегда лечит, – прошептала она. – Иногда она… душит. Как пальцы на горле. Только медленнее. Тише.
Я замерла. Её слова ударили точно в сердце. Я знала, о чём она говорит. Я жила в такой любви двадцать лет.
– Хорошо, – сказала я, решившись. – Я поговорю с ним снова. Но… мне нужно что-то. Что-то, что заставит его поверить. Что-то, что знает только он… и ты. Секрет. Маленький, личный. Такой, что если я его скажу – он поймёт, что я не могу врать. Что это… только от тебя.
Эмма задумалась. Её глаза стали огромными, как будто она заглядывала вглубь своих воспоминаний. Губы шевелились, будто она что-то повторяла про себя.
– Есть… – начала она, и в её голосе появилась искорка надежды. – Есть одна вещь, которую…
И тут – стук.
Настоящий, громкий, деревянный стук в дверь.
– Мадам! Обед! – раздался голос Амбросса.
Эмма исчезла. Просто растворилась в воздухе, как дым. Осталось лишь лёгкое свечение и ощущение, что она где-то рядом. Спряталась от посторонних глаз.
– Войдите! – крикнула я, чувствуя, как сердце бешено колотится.
Дверь открылась. Амбросс вкатил столик с серебряными колпаками, от которых шёл дразнящий аромат жареной птицы и свежего хлеба.
– Надеюсь, вы проголодались, мадам, – сказал он, расставляя тарелки. – Сегодня у нас куропатка под соусом из диких ягод и… о да! Пирожные с заварным кремом! Как раз для… эээ… поднятия настроения!
Я смотрела на него. Потом – на окно. За стеклом – ни облачка. Ни ветерка. Идеальный вечер.
– Амбросс, – спросила я, стараясь, чтобы мой хрип звучал как можно более невинно, – а ураган-то так и не пришёл?
Дворецкий замер, держа в руках салфетку. Потом медленно, с достоинством, обернулся ко мне.
– Мадам, – сказал он, глядя мне прямо в глаза, – вы же знаете, как это бывает с дождём. Стоит только выйти из дома без зонта… как небо сразу открывается! Так и с ураганом. Стоит только вам решить уехать… и он тут как тут! Это закон природы. И магии. В равной степени.
Он кивнул, как будто этим всё было сказано.
– А ещё, мадам, – добавил он, понижая голос до заговорщического шёпота, – я принёс вам яблочный компот. Говорят, он помогает… эээ… восстанавливать силы. И голос. Особенно если пить его… в тишине. И без поспешных решений об отъезде. Но только если в этот момент вы не думаете о поспешном отъезде! Это важно! Маги рекомендуют!
Я не смогла сдержать улыбки, видя двухлитровый графин с компотом.
– Спасибо, Амбросс. Вы… незаменимы. Вы просто сокровище, а не дворецкий. Уж поверьте, я видела многих. Но ваша преданность семье… это нечто!
– Это моя работа, мадам, – скромно ответил он и, поклонившись, вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.
Я сидела, глядя на стол, накрытый для одного. Вкусно пахло. Уютно. Но мне не хотелось есть. Мне хотелось… дождаться ответа.
И я не ошиблась.
Через минуту, когда шаги Амбросса затихли в коридоре, воздух снова задрожал. И Эмма появилась. Она стояла посреди комнаты, как маленькая фея, и смотрела на меня с такой серьёзностью, будто от её слов зависела судьба мира.
– Пещера Улиток, – прошептала она. – Скажи ему… «Тайная Пещера Улиток». Он поймёт. Он… единственный, кто знает.
– Пещера Улиток? – переспросила я, чувствуя, как по спине пробегает мурашками. – Что это? Где это?
– Под старым дубом, – улыбнулась она, и в её улыбке впервые за всё время мелькнула искорка детской шалости. – Мы с папой… построили её. Из веток. И камней. И туда… запускали улиток. Смотрели, как они ползут. Это было… наше. Только наше.
Она посмотрела на меня. Её глаза светились.
– Скажи ему это. И он… поверит. Должен поверить. А компот очень вкусный… Я его любила…
Она начала растворяться, как туман на солнце. А у меня как ножом по сердцу ее слова: «Я его любила!». Мне хотелось взять судьбу за грудки, встряхнуть ее, а потом отвесить пощечину, как леди Эштон. «Ты зачем отнимаешь самое дорогое?! Чем тебе ребенок помешал?! Вон сколько преступников бегают и хоть бы хны! Их иди и убивай!».
Но я понимала, что такого никогда не будет.
– Пожалуйста… – донёсся её голос, уже почти неслышный. – Скажи ему… что я люблю его. И… что я свободна. Пусть и он… будет свободен.
И Эмма исчезла.
Я осталась одна. С обедом. С компотом. И с фразой, которая звучала в моей голове, как заклинание:
«Тайная Пещера Улиток».
Я встала. Подошла к окну. Посмотрела на сад. На старый, огромный дуб, чьи ветви тянулись к небу, как руки, просящие о чём-то.
– Ладно, Эмма, – прохрипела я. – Попробуем. Ради тебя. И ради… его свободы.
Я не знала, что это за «Пещера Улиток». Но я знала одно: если я скажу эти слова лорду Эштону – его мир перевернётся. И, возможно, что-то в его сердце изменится? Он поймёт, что дочь не бросила его, не исчезла. Что ему придётся отпустить ее на какое-то время, а потом однажды они снова будут вместе…
От этих мыслей у меня защипало в глазах. Думать о таком было невыносимо грустно.
Я глубоко вздохнула. Взяла себя в руки.
Пора идти к дракону. И говорить с ним… на языке его дочери.
Я постучала. Тихо. Почти неслышно.
– Войдите, – донёсся голос лорда Эштона. Хриплый. Усталый. Но – живой. Вчера он просто молчал. Сегодня – ответил. И это дало мне надежду.
Я вошла, стараясь не шуметь. Не нарушать сакральную тишину.
Хозяин сидел в том же кресле. Всё так же красивый. Всё так же трагичный. Но… что-то изменилось. Он не гладил куклу. Он держал её на коленях, как святыню, но его руки были сжаты в кулаки. На одном поблескивал перстень. На другом… чешуя. Не полностью, как вчера, а лишь лёгкий, мерцающий узор на костяшках пальцев. Как будто боль пыталась вырваться наружу. А он не позволял ей этого сделать.
Лорд Эштон поднял на меня взгляд. Не пустой. Не презрительный. Напряжённый. Осторожный. Как будто он ждал… чего-то.
– Что вам нужно? – спросил он. Голос – твёрдый, но без вчерашней ледяной жестокости.
Я сделала шаг вперёд. Сердце колотилось. Горло сжимало. Я собрала всю свою храбрость. Всю боль. Всю надежду.
– Я… снова видела вашу дочь, – сказала я своим хриплым, ужасным голосом. – Прошлой ночью.
Ассандр не отвёл взгляд. Не отвернулся. Он просто… напрягся. Его пальцы сжали куклу чуть сильнее.
– Я уже говорил вам… – медленно начал он, но я перебила его. Тихо. Уверенно. Его глаза опустились на куклу. – Может, прекратите…
– Она просила передать вам… кое-что. То, что знает только она… и вы.
Он замер. Его дыхание стало чуть чаще. В глазах – не гнев, не недоверие. Страх. Глубокий, животный страх.
– Что? – прошептал Ассандр. Почти неслышно.
Я сделала ещё шаг. Я стояла теперь совсем близко. Я видела каждую тень на его лице. Каждую трещину в его броне.
– Тайная Пещера Улиток, – произнесла я. Чётко. Ясно. Без запинки.
Тишина.
Тишина, которая длилась вечность.
И вдруг…
Он вскочил.
Не как дракон. Не как чудовище. Как человек, которого ударили в самое сердце.
Хозяин схватил меня за руку. Не больно. Не грубо. Но крепко. Его пальцы, частично покрытые чешуёй, были горячими. Дрожащими.
– Откуда вы это знаете?! – прошипел он, и в его голосе была не ярость, а ужас. – Это… это невозможно! Это знали только мы! Только я… и она! Никто больше! Никогда!
Он смотрел на меня. Не как на врага. Не как на лжеца. А как на… чудо. На последнюю нить, связывающую его с тем, что он потерял.
Я не испугалась. Я смотрела ему прямо в глаза. В эти фиалковые бездны, полные боли и… надежды.
– Она сказала мне, – прошептала я, запнувшись. – Она сказала: «Скажи папе… что я люблю его. И… что я свободна. Пусть и он… будет свободен».
Он отпустил мою руку. Отшатнулся. Как будто обжёгся.
Лорд Эштон повернулся к окну. Его плечи задрожали. Он сжал кулаки так, что костяшки побелели. Чешуя на его руке вспыхнула, стала ярче, плотнее.
И тогда… он заплакал.
Не громко. Не театрально. Тихо. Беззвучно. Слёзы катились по его щекам, оставляя на коже блестящие следы. Его широкие плечи сотрясались, а я не знала, что делать. Он не пытался скрыть слезы. Не пытался сдержаться. Он просто… плакал. Как ребёнок, который потерял самое дорогое.
Я стояла. Молчала. Я не знала, что делать. Подойти? Обнять? Уйти? Я просто… была рядом.
Через минуту он обернулся. Его лицо было мокрым. Глаза – красными. Но… живыми. По-настоящему живыми.
– Она… она действительно приходит к вам? – спросил он, голос дрожал. – Эмма… счастлива?
– Да, – сказала я. – Она… светится. Она любит вас. Очень. И она… хочет, чтобы вы отпустили её. И… отпустили себя.
Он кивнул. Медленно. С трудом.
– Я… не могу, – прошептал он, глядя мне в глаза. – Я не могу её отпустить. Если я отпущу… она исчезнет. Навсегда. И я… останусь один. Совсем один.
– Вы не один, – сказала я, и в моём голосе была не жалость, а сила. – Я здесь. Я… слышу её. Я… передаю её слова. Я… помогу вам ее отпустить. Если вы позволите.
Лорд Эштон посмотрел на меня. Долго. Внимательно. Как будто впервые увидел меня. Не как инструмент. Не как лгунью. А как… человека. Женщину, которая прошла через ад и всё ещё стоит на ногах. И к тому же снова пытается помочь другим. Вот я мазохистка! Сама себе удивляюсь!
– Почему? – спросил он. – Почему вы… делаете это? После всего… после того, как я… выгнал вас?
Я улыбнулась. Моя улыбка и хрипловатый смех, как у старой пепельницы.
– Потому что… я тоже потеряла всё, – сказала я. – И я знаю, как это… больно. И я знаю… что иногда… нужно просто… протянуть руку.
Он не ответил. Он просто кивнул. Ещё раз.
– Оставайтесь, – сказал он. Тихо. Но твёрдо. – Оставайтесь здесь. Пока… пока она приходит к вам. Пока… вы можете говорить с ней.
Это не было приказом. Это была… просьба. Просьба сломленного человека.
Я кивнула.
– Хорошо, – сказала я. – Я останусь.
Он снова повернулся к окну. Слёзы уже не лились, но следы остались. Он смотрел в сад. На старый дуб.
– Под тем дубом… – прошептал он, будто сам себе, – …мы построили её. Из веток. И камней. Мы запускали туда улиток… и смотрели, как они ползут. Она смеялась… так громко… так счастливо… Странно, но улитки были ей куда интересней дорогих кукол, от которых ломилась детская.
Он замолчал. Закрыл глаза.
Я молчала. Я не нарушала его воспоминания. Я просто… была.
– Я вам больше не нужна? – спросила я, глядя на лорда Эштона, погружённого в собственные мысли. – Я могу идти?
– Да, – произнёс лорд Эштон.
И я вышла за дверь. Получилось! У меня получилось! Ещё одно доброе дело…
Она ушла.
Та женщина. Аннабель. С её хриплым голосом и глазами, полными такой боли, что мне хотелось отвернуться. Или… обнять. Я не знал, что хуже.
Я сидел. Держал куклу. Мою последнюю связь с Эммой. С тем, что было до. До тишины. До пустоты. До этого проклятого дома, который стал моей гробницей.
«Я не верю», – сказал я ей. Жёстко. Окончательно. Как будто это могло защитить меня. Как будто моё недоверие могло остановить боль.
Но боль не остановилась.
Она вернулась. В тот же миг. Как только дверь за ней закрылась. Она вползла в грудь, холодная, липкая, как тень. И зашевелилась.
«Скажи моему папе, что я люблю его… Чтобы он так не плакал… Пожалуйста…»
Эти слова… они звучали в моей голове. Не как голос Аннабель. А как… её. Моей Эммы. Её интонация. Её манера растягивать слово «папа». Её «пожалуйста», которое всегда звучало как мольба и приказ одновременно.
Я сжал куклу так, что фарфор хрустнул. Чешуя на моей руке вспыхнула, ответив на внутренний крик. Знак моей проклятой силы, которая не смогла защитить мою дочь.
«Она бы явилась ко мне. Не к… вам».
Я соврал. Я хотел верить, что соврал. Но… я знал. Глубоко внутри, в том месте, где ещё теплилась искра жизни, я знал. Эмма была слишком хрупкой, чтобы являться мне. Слишком чистой. Моя боль… она была бы для неё как яд. Она бы растворилась в ней, как сахар в горячем чае.
Она выбрала её. Аннабель. Женщину с разбитым горлом. Женщину, которую я выгнал. Женщину, которую я назвал лжецом.
Почему?
Потому что Аннабель… не боится боли. Она живёт ею. Я видел это, когда она пела. Она не просто дарила свет – она впитывала тьму. Она брала мою боль… и делала её своей. Это было… безумие. И отвага. И… красота.
Я ненавидел её за это. За то, что она смогла то, что не смог я. За то, что она выжила. А я… я просто… существую.
– Вон из моего дома. Вы оба, – прошептал я, вспоминая, как кричал это своей жене и её любовнику. Как смотрел на их испуганные лица. Как чувствовал… власть. Власть, которую я потерял в тот день, когда Эмма перестала дышать.
Я встал. Подошёл к окну. Посмотрел в сад. На старый дуб. Там, под его корнями, была наша «Тайная Пещера Улиток». Мы строили её вместе. Я – отец. Она – архитектор. Мы запускали туда улиток и часами наблюдали, как они ползут, оставляя за собой серебристые следы. Она смеялась. Громко. Беззаботно. Её смех был… моим миром.
Теперь там только тишина. И моя тень, растянувшаяся по земле, как пятно вины.
Я услышал шаги в коридоре. Лёгкие. Нерешительные. Я знал, что это она. Аннабель. Она шла сюда. Снова. Зачем? Чтобы снова лгать? Чтобы снова мучить меня её… присутствием?
Я сел обратно в кресло. Сжал кулаки. Пусть придёт. Я выслушаю. И снова выгоню. Я должен её выгнать. Потому что если я поверю… если я позволю себе поверить, что Эмма… живёт… где-то там, в этом мире теней… то я сломаюсь окончательно. Я не смогу её отпустить. Я буду цепляться за каждое её слово, за каждое появление… как утопающий. И я утащу её с собой. В эту бездну.
Дверь открылась.
Она вошла. Медленно. Осторожно. Как будто входила в логово зверя. И… она была права.
– Я… снова видела вашу дочь, – сказала она. Её голос был ужасен. Хриплый. Сломанный. Но в нём не было страха. Только… решимость.
Я не ответил. Я просто смотрел. Ждал. Готовый к отпору.
– Она просила передать вам… кое-что. То, что знает только она… и вы, – продолжала она. Её глаза… они смотрели прямо в мою душу. Не осуждающе. Не жалостливо. Просто… видели.
Я почувствовал, как внутри всё сжалось. Как будто кто-то схватил моё сердце ледяной рукой.
– Что? – выдавил я. Почти неслышно.
Она сделала шаг вперёд. Ещё один. Она стояла теперь так близко, что я чувствовал её дыхание. Чувствовал её боль. Её потерю. Её… силу.
– Тайная Пещера Улиток, – произнесла она. Чётко. Ясно. Без запинки.
О проекте
О подписке
Другие проекты