Тринадцать лет. Кино в Рязани,
Тапер с жестокою душой,
И на заштопанном экране
Страданья женщины чужой.К.Симонов, «Тринадцать лет. Кино в Рязани...», 1941
«Мертвые» стали второй прочитанной книгой Крахта. «Империей» я был очарован, так что подумал я, что нужен тест, ибо возможно, что все то, что мне понравилось – это лишь мои додумки за пределами авторского замысла. Вторая книга сможет или утвердить меня в хорошем мнении, или низвергнуть автора к шумной трескучей толпе неинтересных современных писак. Результат вышел смешанный.
С одной стороны как не признать в отношении «Мертвых» упрек, высказанный DeadHerzog в адрес «Империи»? Здесь форма очевидно поставлена выше содержания, собственно – роман и есть форма, остальное, все эти люди в Швейцарии, Германии, США и Японии в размытом начале 30-х – лишь виньетки. Да, это красиво, да, это эстетически выверенно, но достаточно ли этого, достаточно ли изящной игры с формой для стоящего произведения? Я возьму на себя смелость робко и тихо сказать, что да, в данном конкретном случае это выглядит уместно и удачно, все эти сведения, сближения, точки соединения людей.
Переводчик дополняет книгу относительно крупным и дотошным послесловием, где разбирает влияния японской традиции, важность узловых элементов формы, японские нормы жанра, приводит ссылки на работы отечественных авторов о театре Но, но все это показалось мне милым, красивым дополнением, необязательным, но приятным. При всем внимании к форме, при осторожном принятии ее главенства, читатель все равно будет пытаться найти под пеленой влияний и завесой структурной задачи содержание, простое человеческое содержание книги – то, зачем автор, вволю наигравшийся с формой, писал эту книгу. Приведенные в книге отрывки из немецких отзывов как раз показывают, что и немцы ищут простой скрытый смысл, надеясь, что автор говорил о сгущении ксенофобии, о воронке, в которую проваливались люди и страны в начале 30-х. Но я боюсь быть столь самонадеян и прямолинеен, чтобы отважиться на такое.
Мне просто нравится, что автор умен и эрудирован, что он берется оживить и изменить такие эпизоды, что выпали из общей канвы времени, хотя и остались в ней, что немецкие колонии в Тихом океане, что кинематографические связи Германии (и Швейцарии) с Японской империей. Мне нравится, как автор играет со своими персонажами, заметная часть которых имеет реальных прототипов. В какой-то момент стоит признаться себе, что, пожалуй, проза Крахта – это чистое искусство, то самое искусство ради искусства, без значения, посыла, миссии и всего прочего. Иногда можно, не правда ли?
Что безусловно прошло тест, так это язык переводчика. Мне импонирует этот синтаксис, журчащий, медленно текущий, неспотыкающийся. Манера передачи речи, чувств и ландшафтов радует глаз. Тем печальнее было споткнуться на странном огрехе – в рассказе о юном японце-германофиле, читающем в начале XX века книгу о войне с Россией, упоминаются бегущие под Мукденом советские солдаты (а не солдаты русской или российской армии). Текст на немецком я не нашел (даже с помощью некоторых владеющих немецким читателей), так что виновник смысловой ошибки останется неизвестным (то ли автор перефантазировал, то ли переводчик недоглядел).
Будем считать, что автор прошел тест второй книги, вероятность, что мне захочется пойти и купить еще что-то вышедшее из под его пера, довольно высока.