– О, об этом можете не беспокоиться, – был ответ. – Все абсолютно конфиденциально. То есть медицинские данные пациентов и так конфиденциальны, но в нашем случае я буду держать их под замком. Пациенты будут обозначены как Мать А и Дочь. Медсестры только берут кровь – они понятия не имеют для чего. Все исследования будет проводить лично доктор Бамбер.

– Вы только не подумайте, что я вам не доверяю, – сказала Джин. – Просто для нас это важная история.

– Возможно, и для нас тоже.

– Я не переживу, если какая-нибудь ежедневная газета что-нибудь пронюхает раньше времени.

– Безусловно. Должен признаться, что, когда мы впервые про это заговорили, у меня были некоторые опасения. Но миссис Тилбери кажется вполне разумной женщиной, а ее случай – достаточно убедительный.

– Я все еще пытаюсь разобраться, – сказала Джин. – Мой первый порыв был ей поверить. А второй – не доверять собственным порывам.

– Если результаты анализов докажут обратное, вы очень расстроитесь?

– Да. Я, наверное, принимаю эту историю слишком близко к сердцу. Но Гретхен будет еще тяжелее. То есть миссис Тилбери.

– Да, непонятно, какой у нее может быть мотив. Вы предлагали ей деньги?

– Ни пенни.

– А может, ей важна истина? Как нам с вами? Надеюсь, разочарование будет не слишком сильным.

– Вы не верите, что она окажется права?

– С учетом теории вероятности – не должна. Но все же не будем делать преждевременных выводов.

На столе доктора Ллойд-Джонса зазвонил телефон. Он снял трубку и минуту слушал молча. До Джин доносилось бормотание мужского голоса на другом конце провода.

– Да, так и сделаю, – сказал он и повесил трубку.

– Это доктор Бамбер. Он хочет минутку-другую поговорить с матерью наедине. Вы не могли бы сходить отвлечь девочку?

– С удовольствием, – ответила Джин.

– Очень рад наконец познакомиться с вами лично, мисс Суинни. Пусть всех причастных ожидает – не хотелось бы говорить положительный, поэтому давайте просто скажем “интересный” исход дела. – Он протянул через стол руку, и она позволила ему дернуть себя за кисть.

Маргарет сидела на жестком деревянном стуле перед дверью процедурной. Она болтала ногами и читала брошюру о курении, озаглавленную “Приключения семьи Мудрых”. К сгибу локтя был хирургической клейкой лентой прилеплен кусочек ваты. При виде ее белых гольфов, перепачканных синим в тех местах, где они соприкасались с сандалиями, у Джин кольнуло сердце. Она вспомнила, как ее мать по воскресеньям каждый вечер доставала ящик со щетками и баночки обувной мази, чтобы почистить их с Дорри школьные туфли, и на мгновение почувствовала сожаление, что саму ее никогда не призовут отправлять этот торжественный ритуал.

– Я думала, это комиксы, – сказала Маргарет, откладывая брошюру, – а это не комиксы.

– Если хочешь комиксы, можем пойти поискать газетный киоск, – предложила Джин. На Стрэнде они проходили мимо какого-то киоска.

– Почему люди курят? – спросила Маргарет, когда они шли обратно по Агар-стрит. – Как это на вкус?

– Как ни странно, на вкус это так же, как на запах. Как горящие листья. Поначалу неприятно, немножко как будто пьешь чай без сахара, но ты не сдаешься, и через некоторое время вкус становится вполне. А потом ты уже не можешь перестать.

– Я никогда не буду курить. А вы когда-нибудь ходили во сне? Я да.

– Вроде бы нет. А куда ты ходила?

– Просто в мамину комнату. Когда люди ходят во сне, их нельзя будить.

– Да, я слышала.

– Они могут умереть. А у вас есть домашние животные?

– Нет. А у тебя?

– Я очень-преочень хочу кролика. Или, может, котеночка. Но котята вырастают и попадают под машину.

Джин не смогла удержаться от смеха. Беспорядочная манера Маргарет вести разговор и ее мрачное воображение очень ее развлекали. Она почувствовала прямо-таки зависть к Гретхен; испытывать беззаветную любовь такой дочери, каждый день наблюдать, как она растет, и знать, что она принадлежит только тебе.

Они уже подошли к газетному киоску; после некоторых уговоров Маргарет застенчиво показала на номер “Девочки”. Когда журнал наконец оказался у нее в руках, ее благодарность была совершенно несоразмерна ценности подарка; она почти дрожала от возбуждения.

Спонтанная щедрость была внове для Джин – раньше как будто и случая не было такое испытать. Конечно, они с матерью дарили друг другу на Рождество что-нибудь небольшое и полезное, но этим опыт дарения и исчерпывался. Дорри уже давно запретила ей посылать в Китале что-либо для нее или детей: почтовая пересылка стоит заоблачных денег, а вещи, скорее всего, конфискуют на таможне или потеряют.

Первое время Джин больно было видеть в витрине магазина игрушку или безделушку, способную привести в восторг племянника или племянницу, и она не обращала внимания на запрет и все равно посылала подарки. Но Дорри ни разу не написала ей, что получила их, а сама Джин не стала спрашивать и постепенно отказалась от этой привычки. Все это она вспомнила сейчас и устыдилась.

Маргарет болтала без остановки. Джин включилась на словах “А вы когда-нибудь видели?”

– Кого?

– Ангела.

– Нет, – твердо ответила Джин, но потом слегка смягчилась. – Но я и земного притяжения никогда не видела, а ведь оно, тем не менее, существует.

Это, кажется, произвело впечатление на Маргарет.

– Я никогда не видела ни одного ангела, – сказала она. – Но я их слышала.

Заявление было так неожиданно и при этом сделано так буднично, что у Джин мурашки пробежали по коже.

– И что они говорят? – Ей было не по себе.

– Они не говорят. Они поют. Так я и понимаю, что это ангельские голоса.

– А. Они поют псалмы?

– Нет. Просто смешные слова, снова и снова. Как габардин.

Джин прыснула. Какой практичный ангел! Тканью для плаща интересуется. Наверное, у него мама – портниха?

Маргарет тоже засмеялась, открыв неровный строй молочных зубов, дырок и новеньких, еще зазубренных резцов.

– Вы, что ли, никогда не слышите голоса? – спросила она.

– Вроде того, – ответила Джин осторожно. Она совершенно не собиралась поддерживать всякую сверхъестественную ахинею, но и прихлопывать ее здравым смыслом, как огромной мухобойкой, ей тоже не хотелось. – Но мои голоса говорят примерно такое: “Пирога тебе, пожалуй, уже хватит” или “Не пора ли наконец написать сестре?”

Но от Маргарет так дешево было не отделаться.

– Ну да, так у меня тоже бывает, но это не то. Это просто я думаю разные вещи. Ангельские голоса – они другие.

– По-моему, бояться нечего, – сказала Джин, хотя Маргарет и так выглядела совершенно беззаботно.

– Я и не боюсь, – был ответ. – Мне они нравятся. Только иногда они говорят незнакомое слово – вот тогда они меня раздражают.

– Когда ты говоришь “незнакомое слово”, ты что имеешь в виду – слово, которое тебе уже попадалось, но ты не знаешь, что оно значит?

– Нет. Я имею в виду слово, которое я никогда не слышала. Как “Линденбаум”. Или “фаланга”.

Джин чувствовала, как этот разговор выносит ее, словно мутной волной отлива, на неведомые берега. Как можно услышать в голове голос, произносящий слово, которого в твоей голове еще нет?

– Ты для меня слишком умная, – сказала она и вдруг с ужасом поняла, что повторяет фразу своей матери: так она говорила ей или Дорри, чтобы прекратить любой разговор, грозящий принять нестандартный оборот. В детстве это казалось комплиментом, но на самом деле у них перед носом захлопывали дверь; и сейчас она сама делает то же самое.

– Маргарет, мне нравится с тобой разговаривать, – сказала она. – Ты гораздо интереснее, чем большинство моих знакомых взрослых.

– Мама говорит, что я задаю слишком много вопросов.

– Задавать вопросы нормально. Это признак ума. Как же иначе обо всем узнать?

Может быть, это все от одиночества, размышляла Джин. Все-таки ей нужен этот самый кролик или котенок. Она перебрала в уме других известных ей единственных детей; они проводили слишком много времени в обществе взрослых без вредного воздействия братьев и сестер и часто выглядели не по годам развитыми или странными.

Маргарет покосилась на нее, взмахнув ресницами.

– Вы хорошая, – заключила она, и Джин, не привыкшая получать комплименты, почувствовала, что краснеет от удовольствия и неожиданности.

Они дошли до вестибюля клиники; миссис Тилбери как раз выходила из женского туалета, взволнованная и с немного покрасневшими веками. Она заново напудрила только нос, в других местах лицо блестело. На какой-то ужасный миг Джин пришло в голову, что, наверное, она очень тревожилась, не понимая, куда делась Маргарет.

– Простите, вы, наверное, нас потеряли.

– Нет – я только что вышла.

– Смотри, мисс Свинни купила мне журнал. – Маргарет продемонстрировала свою “Девочку”.

– Как мило с ее стороны.

– Вы чем-то расстроены? – спросила Джин, понизив голос. – Ничего не случилось?

– Не обращайте внимания. – Миссис Тилбери так старалась держать себя в руках, что у нее звенел голос. – У меня все в порядке.

– Точно? Вам не было больно?

– Нет, вовсе нет. Все было совершенно безболезненно. Просто я… – Она несколько раз моргнула и помотала головой. – Я такая дурочка. Думала, что все будет решено прямо сейчас.

– О боже, – сказала Джин.

– Но доктор Бамбер сказал, что будет еще много анализов. Все может растянуться на несколько недель или даже месяцев.

– Я должна была вам лучше объяснить, – сказала Джин, подталкивая ее к стоящим в ряд стульям. – Я не поняла, что это срочно.

– Просто я думала, что сейчас все уладится, и на этом все.

– Все немножко сложнее. Мне очень жаль, что вы огорчились.

Миссис Тилбери промокнула глаза изящным носовым платочком.

– Может, вас беспокоит то, что придется ездить в Лондон? Мы, конечно же, возместим все расходы.

Придется пресмыкаться перед брызжущей ядом Мюриэл из бухгалтерии. Она ни единого пенни не сдаст без боя.

– Да нет, не в этом дело. – Миссис Тилбери сглотнула. – Я совсем не против поездок.

– Мне нравится приезжать с тобой в Лондон, мамочка, – сказала Маргарет и стиснула руку матери. – И школу пропускать мне не жалко.

– Доктор Бамбер сказал, что, даже если анализы крови совпадут, это ничего не доказывает. Тогда какой в них смысл?

– Сам по себе анализ крови не докажет, что непорочное зачатие было. Зато если анализы не совпадут, значит, его точно не было. Так что это первый шаг.

– Мне кажется, что вы мне не верите.

– Неважно, верю я вам или нет, – сказала Джин. Вдруг миссис Тилбери начала сомневаться во всем предприятии и ищет предлога, чтобы от него отказаться?

– Мне важно. – В ответе слышался упрек.

– Я не не верю вам. – Это двойное отрицание нельзя было вполне приравнять к утверждению, но она и так зашла дальше, чем собиралась.

Миссис Тилбери кивнула; кажется, к ней вернулось самообладание.

– Простите. Вы совершенно правы. Я просто должна дать докторам делать их работу. Наверное, больницы так на меня действуют. Пожалуйста, не обращайте на меня внимания.

– Это так естественно, – сказала Джин, и они пошли обратно к Стрэнду, где разделились: мать и дочь направились на Бедфорд-стрит к мистеру Тилбери, а Джин на Чаринг-Кросс.

К моменту прощания общее настроение вполне восстановилось, но по дороге домой Джин все прокручивала в голове этот разговор, озадаченная и не уверенная, что понимает истинную причину странной нетерпеливости миссис Тилбери.