Часть первая

Из переписки с форума «Киноманы»:

Ugly: Ты единственный мой друг.

Sfrend: Не сомневаюсь. На форуме два зарегистрированных пользователя. Догадайся с семи попыток, кто?

Ugly: Это роли не играет. Тебе и только тебе я могу доверить первую читку моего киноромана…

Ugly: Ты где? Ау…

Ugly: Куда провалился? Откликнись…

Ugly: Ты чем там занимаешься? А ещё назывался моим единственным другом…

Sfrend: Извини-извини. Я здесь.

Ugly: Уже три часа прошло, как я тебе отослала свой шедевр. Не нравится?

Sfrend: Так-так-так. Нравится. Очень! Удивляешь! Сама написала?

Ugly: Естес-но, сама. Я могу в месяц штук десять таких накатать. Даже больше. Это совсем не сложно. Самое трудное – определить жанр написанного. Поможешь?

Sfrend: Непременно. Судя по первой странице, это полицейский детектив.

Глава 1
Ева Мария Фитцджеральд

Следователь вошёл в комнату для допросов и плюхнулся в кресло. Он смотрел на меня в упор, слегка обозначив кривую ухмылку. Начинается. Как это бывает в фильмах, сейчас посыплются предложения взять на себя все висяки местной полиции за последние пятнадцать лет. Взамен мне будет обещан минимальный срок. Это называется досудебным соглашением. Очень удобная лазейка в американской юриспруденции, максимально облегчающая жизнь следователей, адвокатов и судей. Но предложений не последовало. Он почесал подбородок и обратился ко мне неожиданно красивым мягким тенором:

– А теперь, Ева Мария, расскажи, как ты попала в Голливуд. С какой целью и что ты там делала?

Я ничего не поняла. Правда, правда. Поэтому переспросила:

– В какой Голливуд?

– Три дня ты играла в молчанку, а теперь дуру из себя строишь?

– Почему вы со мной так разговариваете?

– Как ещё с тобой разговаривать?

– Вы сексист?

– С чего ты взяла?

– Орёте на меня, тыкаете, обзываете.

Коп вскочил, нервно дёрнулся, укусил себя за нижнюю губу и снова плюхнулся в кресло.

– Она ещё меня обвиняет, – это было сказано куда-то в пространство. – Тут любой запсихует! Четвёртый день с ней вожусь, хотя у меня других дел по горло. Ты будешь говорить?

– Разве я не говорю? Вы не слышите, что я с вами разговариваю? Вы глухой сексист?

Глаза следователя налились кровью. Впрочем, не только глаза, морда тоже побагровела от бешенства. Он привстал в кресле, поставил руки на стол, вытянулся насколько мог в мою сторону и прошипел:

– Ты мне расскажешь! Ты всё мне расскажешь.

Я тоже приподнялась в кресле, поставила руки на стол, вытянулась в его сторону и неожиданно для него лилейно пропела:

– Я девочка. Вы обижаете меня своим обращением. Я буду жаловаться. Вас покажут по телевизору, как злостного сексиста.

Он целую минуту смотрел мне прямо в глаза. Не моргая и не отводя взгляд. Я тоже. Затем он устал от игры в гляделки и плюхнулся на место.

– Хорошо, Ева Мария. Если я буду обращаться к тебе уважительно, ты мне скажешь, как ты оказалась в Голливуде?

– Скажу. Почему, нет? Но я не пойму, о каком «Голливуде» вы всё время талдычите?

Он молча шмыгнул носом, потом набрал через него полные лёгкие воздуха и с шумом выпустил его через рот.

– Так, Доминик, спокойно. Ещё спокойней, – погладив голову, он закончил аутотренинг и снова обратился ко мне: – Тебя пятого дня сняли с крыши трёхэтажного здания кинокомпании «Уолт Дисней». Это не меня сняли. Это тебя сняли! Поэтому, не ты меня спрашиваешь, а я тебя спрашиваю: как ты оказалась на территории киностудии? – он всё время форсировал голос, повышая децибелы и высоту его звучания. – Что ты там делала?

Я выдержала паузу, пожала плечами, откинулась в кресле и спокойно произнесла:

– Я, правда, не понимаю, о чём вы меня спрашиваете.

– Ы-ы-ы!!! Тебя служба спасения сняла с крыши здания – это ты помнишь?

– Нет.

– Как такое может быть? Психиатры сказали, что ты здорова. Эксперты установили, что у тебя в крови не было ни капли наркотиков или алкоголя. Не инопланетяне же тебя там высадили?

– Не знаю.

– Кто знает, кто?

– Может, инопланетяне, я не помню.

– Тогда что ты помнишь?

– Всё. Спрашивайте!

– Ы-ы-ы!!!

Он, этот противный пожилой полицейский с тоненькими усиками под красным здоровенным носом и с холодным взглядом серых глаз, вскочил, схватил папку, хлопнул ею по столу, сел, снова вскочил, схватил папку и выбежал из комнаты.

Не прошло и пяти минут, как в команде копов произошла замена: на поле появился более молодой, более симпатичный и более человечный игрок в «вопросы-ответы». Он чем-то походил на итальянца – возможно, кудрявой головой или модным костюмом от Dolce & Gabbana. Новичок спокойно сел, посмотрел на меня и улыбнулся:

– Никогда не видел Доминика в таком бешенстве. Надо обладать особым даром, чтобы довести его до такого состояния.

Всё понятно: старая игра в доброго и злого полицейского.

– Ты, на самом деле, не помнишь, как оказалась на крыше киностудии?

– Да.

Это была сущая правда. Вернее, не так. Я помнила. Помнила всё. Такое не забывается. Такое нельзя забыть. Мне с этим придётся жить до конца своих дней. Просто я не знала, что Джонатан высадил меня на крышу киностудии. Откуда я могла знать, что это студия Уолта Диснея? Сверху все крыши одинаковы. На них нет указателей.

– Но хоть что-то ты помнишь?

– Что-то? Что-то помню.

Меня напрягало одно обстоятельство, которое не позволяло мне болтать лишнего. Я никогда не слышала, чтобы чудаков, залезших на чужую крышу, допрашивали с таким пристрастием и так обстоятельно. Если они работают на Муленбергов, то мне лучше умолчать о многом. Я, конечно, после всего, что с нами произошло, готова поставить на кон многое, но расставаться с жизнью мне пока рановато. С другой стороны, если эти копы не связаны порукой с делами этих ублюдков, следовало бы их послать в тот отель, в подвалах которого мы провели столь жуткое время. Но торопиться всё равно не стоит. Можно и потерпеть. Если я расскажу им всю историю, и при этом мои опасения окажутся реальными, тогда исполнится худший сценарий – я навлеку беду не только на себя, но и на своих друзей. Вернее, на друга. Судя по всему, он у меня остался в единственном числе. И то, не уверена. Терпи, Ева, терпи! Ты умеешь терпеть. Или рискнуть? Чёрт с вами! Нельзя, чтобы это чудовищное изобретение попало в руки какого-нибудь очередного маньяка. Надо прервать эту череду злодеяний, ведущих мир к катастрофе. Пусть даже ставя под угрозу свою жизнь. Мысли мелькали в голове, как в калейдоскопе, моментально выворачивая наизнанку любые расклады. Эх, я ещё так молода! Может, и не стоит рисковать. Даже наоборот – надо быть осторожной. Будь осторожна, Ева! Будь осторожна! Вообще-то, чтобы решиться на риск, неплохо было бы выудить какую-нибудь фундаментальную информацию – что им известно и чего они хотят. Чтобы не позволять языку болтнуть лишнего, я решила плести паутину неизвестности, которая, глядишь, да и поймает в свои сети нужную мне инфу. Если не информацию, то хотя бы намёки, эмоции, говорящие о сути этого допроса. Правильное решение, Ева, совершенно правильное! Сделав мордашку кирпичом, я спросила:

– Вот вы меня заваливаете странными, непонятными вопросами. Но в чём меня конкретно обвиняют? Я гражданка США и требую к себе уважительного отношения, основанного на главенстве закона и презумпции невиновности.

Коп только улыбнулся в ответ. Он выдержал паузу, а затем парировал:

– Никто тебя ни в чём не обвиняет. Просто мы должны выяснить все обстоятельства этого дела.

– Какого дела?

– Дела о том, как ты попала на крышу киностудии.

– Если реальных обвинений нет, тогда на основании чего меня держат в камере? Отпустите меня. В домашней обстановке мне будет легче вспомнить обстоятельства того, каким образом я попала на эту проклятую крышу, про которую вы мне все уши прожужжали.

– Мы этого не можем сделать.

– Чего не можете сделать?

– Отпустить тебя.

– Почему? Значит, вы удерживаете меня незаконно. Я требую адвоката.

Итальянец помолчал, весёлый блеск в его глазах слегка потух, но он всё же немного раскрыл карты:

– Мы не можем тебя отпустить по одной простой причине. Здесь замешано ФБР. Оно готово забрать тебя к себе. Ты хочешь этого?

Хочу ли я этого? Он думает, что не хочу. И пытается запугать меня этим. Напрасно. Я этого хочу. Очень хочу. На мой взгляд, у меня будет гораздо больше шансов остаться в живых, если меня заберут из лосанджелесской полиции в ФБР. Возможно, Муленберги не успели пустить свои щупальца в федеральную службу так далеко, как в местную полицию. Но я ничем не показала, что такой вариант развития событий меня вполне устраивает. Надо оставлять их в неведении до тех пор, пока они не согласятся передать меня в ФБР. Эта мысль показалась вполне резонной. Пусть он и дальше думает, что напротив него сидит дурочка, которую запросто можно запугать, запутать и взять в оборот.

– С чего это моей скромной персоной заинтересовалось ФБР?

Кудрявый модник ещё сильнее сдулся, пытаясь умно вывернуться из щекотливого положения, в которое его поставил мой вопрос. Мужик, конечно, интересный, симпатичный, вполне доброжелательный, но он что-то знает. А может даже замешан во всём этом кошмаре. Значит, точно, я ему ничего не скажу. Вот это правильно, Ева! Совершенно правильно!

Коп помолчал, что-то прикидывая в уме, и выдал порцию нужной мне информации:

– Одновременно с твоей высадкой на крыше, произошла целая цепь важных событий. Настолько важных, что ими заинтересовались на федеральном уровне.

Угу. Это уже хоть что-то. Так, что дальше? Молчи, Ева, молчи! Чем меньше ты сболтнёшь, тем дольше проживёшь. Попробую действовать от обороны, предоставив право хода сопернику. Пусть он болтает, а я буду слушать и анализировать.

Пару минут он молча изучал моё искреннее, доверчивое, почти детское лицо. В конце концов не выдержал:

– Та-ак! Ты будешь рассказывать?

Не на ту напал!

– Да или нет?

– Нет. Я не знаю, что рассказывать.

– Почему? Не могу понять, почему ты так упорно отказываешься сотрудничать? Это же в твоих интересах.

Калейдоскоп в голове вновь поменял узор и я, как дура, соблазнилась пойти ва-банк:

– Может, вы потому так плохо соображаете, что у вас пилюля в голове?

Жаль, но моя карта оказалась не козырной. Он не раскрылся и не выдал своих тузов в рукаве.

– Какая «пилюля»?

Я так и не поняла: его удивление было деланным или искренним. Видимо, зря ты, Ева, ляпнула про пилюлю.

– Пилюля? Ой, я, конечно, имела в виду пулю.

– «Пулю»?

– Естественно, пулю. Есть такое образное выражение.

– Никогда о нём не слышал.

– Это молодёжный сленг. Если чел не втыкает, то говорят: «У тебя пуля в башке?»

– Хорошо. У меня в голове чисто. Но ты расскажи нам хоть что-нибудь.

Поздно. Раковина закрылась. Теперь вам её не открыть.

– Я ничего не буду рассказывать без моего адвоката.

– У тебя есть свой адвокат? – неподдельно удивился коп.

– Нет. Но без него я не скажу ни слова. Согласно пятой поправки Конституции, арестованный имеет право хранить молчание, всё, что он скажет, может и будет использовано против него в суде. Адвокат, если подследственный на этом настаивает, должен присутствовать при допросе. Если обвиняемый не в состоянии оплатить услуги адвоката, его ему предоставит государство. Я правильно понимаю свои права?

– Более чем, – усмехнулся следователь. – Ева, ты поражаешь меня знаниями различных правовых нюансов. Учишься на юриста?