Если в раннем детстве не было нанесено значительного ущерба спонтанному развитию человека, то его более поздний опыт, особенно юношеский, может иметь решающее воздействие. Но если интенсивные ранние детские переживания сформировали у ребенка устойчивый стереотип поведения, то никакой новый опыт не сможет изменить его. Отчасти это происходит потому, что подобная устойчивость мешает ребенку воспринимать все новое, например, у него могла сформироваться такая отчужденность от окружающих, что он больше не сможет ни с кем сблизиться; или его зависимость так глубоко укоренилась, что он вынужден всегда играть подчиненную роль и становиться объектом эксплуатации.
Отчасти это происходит и потому, что любой новый опыт ребенок интерпретирует в соответствии со сложившейся у него жизненной стратегией: если кто-то отнесется дружелюбно к агрессивной личности, то она может воспринять подобное дружелюбие или как замаскированную попытку эксплуатации себя, или как проявление глупости дружелюбного человека; новый опыт только усилит старую стратегию поведения. Когда у невротической личности формируется новая стратегия поведения, то создается впечатление, что поздний опыт вызвал некоторое личностное изменение. Однако это изменение не настолько радикально. На самом деле внутреннее и внешнее давление на личность слились воедино – и такому человеку пришлось отказаться от того, что его интересовало в первую очередь, выбрав нечто противоположное (подобного изменения не произошло бы, если бы раньше не возникло тех конфликтов, которые спровоцировали эту ситуацию).