– Вычислил точку открытия портала, да, – согласился Бренд. – Но Земля продолжает двигаться. Мы с тобой сейчас не чувствуем этого, потому что стоим на ней и движемся вместе с ней. Но если мы откроем портал в определенную точку пространственно-временно́го континуума и эта точка будет фиксирована, она, по сути, станет перемещаться относительно места, в которое мы хотим попасть. Значит, нужно убедиться, что сама точка открытия тоже движется. Зафиксировать ее в определенном месте, чтобы она продолжала двигаться вместе с порталом.
– То есть ты постоянно пересчитываешь местоположение портала и перемещаешь его туда?
– Нет, это слишком опасно, – возразил Бренд. – Это значило бы, что мы зависим от вычислительной скорости машины и в случае задержки движение портала прервется. Это может привести к катастрофе. Я нахожу какой-то объект в пространстве, куда открывается портал, и закрепляю портал на него. Таким образом, точка выхода пространственно-временно́го тоннеля все время движется, однако кажется стабильной, точно так же как и точка входа, – он махнул рукой в сторону округлого сооружения в центре комнаты, – всегда движется, но закреплена. К тому же подобного рода расчеты могут различаться в зависимости от места. Если мы хотим попасть на Северный полюс, например, то должны учитывать, что скорость вращения там совсем другая, нежели на экваторе. И расхождение скоростей вращения будет еще больше, если мы захотим открыть портал на Луну или на Марс.
– Ты можешь открыть портал на Марс? – удивился Дорон.
– Теоретически, – скромно ответил Бренд.
– Стало быть, открытие портала – это, по сути, расчет четырехмерной точки? – спросила Авигаль.
– Да, точки, которая все время движется, – ответил Дорон.
– И во времени тоже?
– Да, – подтвердил он, – только с движением во времени куда меньше проблем. Если мы не будем пытаться открыть портал на космический корабль, движущийся со скоростью света, то скорость, с которой идет время в точке выхода, окажется очень близкой к скорости в точке входа. Разница незначительна, и нет необходимости что-то специально рассчитывать. Другая проблема – это даты.
– Что не так с датами?
– Даты – это довольно позднее изобретение человечества. Они не слишком точны, и есть множество видов и способов датировки. Годовые календари разные, методы их вычисления меняются. Чем дальше пытаешься углубиться в прошлое, тем сложнее это становится… В какой день вы родились? – спросил Дорон.
– Пятого декабря, – ответил Банкер.
– Допустим, я хочу открыть портал в пятое декабря прошлого года, – сказал Дорон. – Это легко. По описанию такой временно́й точки не составляет труда вычислить количество дней, которое прошло с тех пор. Но что произойдет, если я попытаюсь попасть в десятое октября тысяча пятьсот восемьдесят второго года?
После нескольких секунд озадаченного молчания Авигаль улыбнулась:
– Зависит оттого, куда именно.
Дорон улыбнулся ей в ответ, впервые с тех пор, как они познакомились.
– В Рим, например.
– Тогда у вас ничего не получится, – заявила Авигаль.
Банкер перевел непонимающий взгляд с Дорона на нее:
– Почему? Что тогда произошло?
– Не существовало такой даты, – пояснила Авигаль.
– В каком смысле?
– До пятого октября в ходу был юлианский календарь, – просветила Авигаль, – по которому продолжительность года составляла триста шестьдесят пять дней шесть часов. Использование его привело к тому, что каждые четыре года набегало примерно три лишние четверти часа относительно периода обращения Земли вокруг Солнца. С течением времени накапливалась разница между календарем и скоростью обращения Земли, это вызывало расхождения между реальным и календарным циклами смены времен года и создавало неудобства при исчислении даты религиозных праздников. Поэтому в тысяча пятьсот восемьдесят втором году при папе Григории Тринадцатом в календарь были внесены изменения, чтобы сделать его более точным, и мы перешли с юлианского календаря на григорианский.
– И что?
– Но к тому моменту уже накопилась разница в десять дней между датой, которая должна была наступить, и фактической датой. Поэтому пятого октября тысяча пятьсот восемьдесят второго года все католические страны Европы перескочили на десять дней вперед. После четверга четвертого октября наступила пятница пятнадцатое октября.
– А что произошло в некатолических странах?
– Значительная часть их долго не переходила на новый календарь. Британия, например, перешла на григорианский календарь только в тысяча семьсот пятьдесят втором году и вынуждена была перескочить уже на одиннадцать дней.
– Ты хочешь сказать, что на протяжении сотен лет в разных частях Европы один и тот же день приходился на разные даты?
– Именно, – подтвердила Авигаль, – так что иногда пересечение границы между странами становилось путешествием во времени…
– Да, вот так мы, люди, относимся к датам, – сказал Дорон. – Мы считаем их чем-то неизменным, но заблуждаемся. И это мы еще не брали в расчет календарь, который был принят до юлианского, а также календари, которых придерживались за пределами Европы. Я уже не говорю о временах, предшествовавших началу летоисчисления, о проблеме определения точного часа до изобретения часовых поясов и тысяче других вещей.
– Так что же сделал Бренд? – озадачено спросил Банкер.
– В идеале создание универсальной машины, которой мог бы пользоваться каждый, требовало учета и отслеживания всех упомянутых изменений на протяжении истории, а также синхронизации всех календарей и различных методов датировки. Но Бренд создавал машину для себя, поэтому он производил расчеты по календарю, который привычен нам.
– И что это значит?
– В итоге после всех расчетов все сводится к вычислению разницы. Когда я открыл вам портал в доисторический период, то для удобства указал пятое мая, но это не имеет смысла, если речь идет о сотне миллионов лет назад. Фактически это превратилось во что-то вроде пятидесяти трех триллионов минут назад, и все.
– То есть проблемы с датами не возникает? – уточнил Банкер.
– Все относительно, – вмешалась Авигаль. – Мы мыслим в парадигме дат, но машина отсчитывает определенный промежуток минувшего времени. Более или менее так я себе это представляю.
– Именно, – одобрил Дорон.
– Это все прекрасно и очень умно, но не совсем про машину времени, – сказал Банкер.
– Что вы имеете в виду?
Банкер развел руки в стороны, будто пытаясь указать на очевидное:
– Что насчет парадоксов?
– Что насчет парадоксов? – спросил Дорон.
На сей раз друзья сидели в любимом кафе. Бренд пил пиво из большой толстой кружки, а Дорон, выбравший другой сорт пенистого, потягивал его из зеленой бутылки.
– Не существует никаких парадоксов.
– Что значит «не существует парадоксов»? – растерялся Дорон.
– Машина не может изменить прошлое. Менять нельзя – можно только смотреть на него.
– Но ты же открываешь пространственно-временной тоннель.
– Верно.
– Пространственно-временной тоннель в прошлое!
– Именно.
– Так что случится, если кто-то попадет в прошлое и что-то там сделает?
– Нельзя пройти сквозь пространственно-временной тоннель. Сквозь него можно только смотреть. – Бренд сделал большой глоток пива, не отрывая взгляда от лица Дорона.
– А что будет, если попытаться пройти?..
– Это невозможно, – пожал плечами Бренд. – Когда я вознамерился проделать это, машина не сработала.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Когда я включил ее с таким намерением, что-то произошло, и портал не открылся.
– Только с намерением?
– Да.
Дорон пристально посмотрел на друга.
– Ты считаешь осмысленным предположение, будто машина читает мысли?
– Она не читает мыслей, не преувеличивай, – поморщился Бренд. – Тут как в квантовой механике: наблюдение за событием изменяет результат.
– Но это же не наблюдение, а только намерение.
– Намерение – тоже часть физического мира, – заметил Бренд. – Но если хочешь, могу дать еще одно возможное объяснение.
– Какое же?
– Возможно – теоретически – портал все-таки открылся, – сказал Бренд, – и я действительно прошел через него, а потом совершил нечто запретное, поэтому действие было отменено, и реальность «отскочила» к моменту перед активацией портала. Произошло нечто вроде автосохранения в компьютерной игре. Реальность, не допускающая парадоксов, просто возвращает нас к моменту до открытия портала, до возникновения парадокса.
– А ты не помнишь, что произошло?
– Моя память тоже откатилась к моменту открытия портала, все откатывается. Как будто ничего не случилось. На самом деле не как будто, а действительно никогда не происходило. Но это только одно из возможных объяснений. Другое, более основательное на мой взгляд, состоит в том, что машина не запускается, когда есть намерение нарушить порядок.
– А… – протянул Дорон. – Иными словами… машина времени годится только для наблюдений. Смотреть можно, трогать нельзя.
– Ты как будто разочарован.
– Просто в книжках написано, что она способна переносить нас в другое время.
– В материальном мире реальность должна уметь за себя постоять, – отозвался Бренд с некоторой досадой, – потому что иначе возникает противоречие, и поди знай, чем это кончится. Вселенная схлопнется сама в себя, и пространственно-временной континуум перестанет существовать. Произойдет полная фактическая гибель, как выражаются страховщики. Такие вот дела. Нет никаких временны́х ответвлений, параллельных временны́х линий, влияния на будущее и всего прочего. Я понимаю твое разочарование, но ты, возможно, забываешь, что речь идет о машине, которая позволяет нам наблюдать все, что произошло за историю человечества, в любом месте и в любое время.
– Конечно-конечно, – поспешил оправдаться Дорон. – Это колоссальный прогресс. Для изучения истории, понимания природы человека. Для того, наконец, чтобы заглянуть в будущее. Это, само собой, будет потрясающе.
– Не думаю, что можно заглянуть в будущее.
– Как это?!
Бренд не ответил и только уставился на стол.
– В любом случае, – добавил Дорон, – это, определенно, гигантский прорыв, Йони. Гигантский.
Бренд молча отхлебнул пива, а потом обронил:
– Ты слишком много читаешь научной фантастики.
– Итак, смотреть можно, трогать нельзя? – спросил Банкер.
– Да, – подтвердил Дорон. – По крайней мере, мы так думали изначально.
– Что значит «думали изначально»?
– После нескольких запусков мы обнаружили, что в некоторых случаях удается… пройти сквозь портал.
– В самом деле?
– Да.
– Тогда я вернусь к тому, что уже спрашивал. А как же парадоксы?
– Когда мы обнаружили, что портал проходи́м, Бренд остановил работу и вернулся к своим уравнениям. Требовалось понять, как такое возможно.
– О’кей, о’кей, о’кей… – сказал Бренд, – я почти уверен, что на этот раз понял.
Он лежал лицом вверх на полу своей комнаты, устремив глаза в потолок, как делал много раз прежде, если хотел на чем-то сильно сосредоточиться.
– Тогда объясни мне, – попросил Дорон, который сидел в кресле за рабочим столом Бренда, наклонившись вперед. – Я думал, что пройти через пространственно-временной тоннель нельзя, потому что реальность не допускает парадоксов.
– Возможно, так работает закон Новикова, – произнес Бренд. – Игоря Новикова. Он утверждал, что при путешествиях во времени – возможность которых считалась чисто гипотетической до недавнего времени – парадоксы просто исключаются. Что-то всегда препятствует их возникновению. Подобно тому как реальность не позволяет нам ходить по потолку, некий скрытый закон противодействует созданию парадоксов.
– Закон Новикова?
– Это я его так называю, – пояснил Бренд. – И похоже, реальность действительно не допускает парадоксов. Мы привыкли смотреть на мир через призму существования времени, поэтому забываем, что объективная реальность – это единое целое, а не последовательность отдельных, влияющих друг на друга кусочков. Или, по крайней мере, так кажется, когда смотришь назад.
– «Назад»? Если реальность – единое целое и времени не существует, как можно смотреть назад? – спросил Дорон.
– Сама реальность не допускает парадоксов, однако не создающие парадоксов проходы через пространственно-временны́е тоннели разрешены.
– «Разрешены»? Кем? Кто следит за этим?
– Кто следит за исполнением закона гравитации? За скоростью света? За тем, чтобы уровни энергии были пропорциональны постоянной Планка? Я не собираюсь сейчас вдаваться в философские рассуждения о том, почему законы природы таковы. Они просто действуют, и один из них, по всей видимости, состоит в том, что перемещение во времени возможно, если оно не создает парадоксов.
– Но ведь это не само по себе происходит. Чтобы определить, что́ есть парадокс, а что нет, нужно обладать пониманием реальности, уметь принимать решения.
– Необязательно. – Бренд сел и оглянулся на Дорона. – Когда мы наполняем водой несколько соединенных емкостей разной формы и размера, уровень жидкости в них оказывается одинаковым, независимо от формы, угла наклона или чего бы то ни было другого. Так действует всем нам известный закон сообщающихся сосудов. Добавь еще одну трубку, и закон все равно сработает. Кто тут принимал решения? Мы описываем это терминами вроде «выравнивание» или «равенство высот», но никто же их не замерял. Понятие равной высоты – наше изобретение. Воде все равно, она просто находится там, где ей положено быть. Поэтому давай начнем с определения того, что такое парадокс.
– Если ты вернешься назад во времени и убьешь своего деда, ты создашь парадокс, потому что не родишься. А если ты не родился, то кто путешествовал в прошлое?
– Верно, это всем известно. Парадокс деда. Кстати, он также применим к бабке, отцу, матери или самой старшей яйцеклетке, из которой ты развился. Это наиболее жесткий вариант парадокса, но можно его немного смягчить. Если ты вернешься назад во времени с целью изменить что-то и если у тебя получится, то причина, побудившая тебя отправиться в прошлое, исчезнет.
– Например, если ты путешествуешь во времени ради убийства Гитлера…
– Ты прямо по классике идешь.
– Да. Если ты путешествуешь во времени, чтобы убить Гитлера, и у тебя получается, то у твоего изначального «ты» больше нет поводов путешествовать во времени, потому что он живет в реальности, в которой никогда не было Гитлера.
– Верно, – согласился Бренд. – И это справедливо для любого действия, которое ты совершишь в прошлом и которое повлияет на тебя в настоящем. Любое такое действие невозможно, и портал не откроется, если ты захочешь его совершить. Просто не откроется, и все.
– Иначе говоря, любое путешествие, для которого есть причина, невозможно, потому что причина исчезнет в тот момент, когда у тебя получится исполнить то, что ты хотел.
– Не совсем так, – поправил Бренд. – Что ты думаешь о следующем сценарии: допустим, ты вернулся во времени из вторника в воскресенье. Ты идешь во двор своего дома и закапываешь в углу коробку, в которой что-то находится, не создаешь парадокса, потому что до вторника – когда ты решил отправиться в прошлое – не узна́ешь о существовании коробки во дворе. Если ты вернешься в настоящее время, а в среду решишь выкопать коробку, она будет на месте.
– А если попытаться достать ее в понедельник?
– Зачем? – спросил Бренд. – Ведь ты только во вторник решил ее закопать.
Дорон откинулся на спинку кресла и задумался.
– О’кей, – сказал он наконец, – тогда давай представим, что в четверг, после того как уже достал коробку, ты пытаешься вернуться в понедельник, чтобы ее достать.
– Портал не откроется, потому что извлечение коробки в среду изменит твои представления о реальности в четверг.
– Ты создашь парадокс.
– Да.
– То есть парадокс – это не просто действие, которое ликвидирует причину нашего путешествия во времени, он также меняет наши знания о мире, знания, которые у нас есть, когда мы отправляемся в путь.
– В этом я менее уверен, – признался Бренд. – Трудно сказать наверняка, когда противоречие в знаниях влияет на наше желание путешествовать во времени, а когда нет. Нужно провести несколько испытаний, чтобы выяснить это. Но да, я предполагаю, что противоречие в наших знаниях во многих случаях вызывает парадокс, который мешает открыть портал.
– О’кей, – проговорил Дорон, – кажется, я понял, но у меня есть еще несколько последних вопросов.
– Давай.
– Если я во вторник, сразу после путешествия во времени и закапывания коробки, вернусь в понедельник и достану коробку, все будет в порядке? Потому что я еще не нашел коробку в своем настоящем?
– Правильно.
– А если все же перед своим первым путешествием в прошлое я по какой-то причине взялся перекапывать угол сада и не нашел там никакой коробки, а потом пробую вернуться в прошлое, чтобы ее спрятать?
– Если ты отправляешься с целью закопать ее в том же самом месте, портал не откроется. Если вернешься, чтобы спрятать ее в другом углу, о котором ничего не знал до начала путешествия, тогда препятствий нет.
– А если в момент прохождения через пространственно-временной тоннель я имел намерение спрятать коробку там, где еще не копал, в другом углу двора, но, оказавшись в прошлом, вдруг передумал…
Бренд молчал.
– Свобода выбора, – наконец изрек он. – Ты спрашиваешь о парадоксе, который возникает из-за свободы выбора, сделанного уже после того, как ты попал в прошлое.
– Да.
– Здесь есть два варианта. Первый: изначально портал не откроется, потому что реальность фиксирована и на самом деле не существует никакой свободы выбора, либо потому что после твоей попытки все обнулится и вернется к тому, что было до открытия портала. Но если портал откроется и ты сможешь попасть туда…
– Да?.. – Дорон наклонил голову.
– Тогда, если ты, уже находясь в прошлом, попытаешься создать парадокс – осознанно или нет, – что-нибудь тебя остановит. Дорогу перекроют; инструмент, которым ты станешь копать, сломается; тебя собьет машина; с тобой случится инфаркт…
– Не хочешь ли ты сказать, что попытка создать парадокс после прохождения через портал грозит смертью? Потому что реальность «умеет за себя постоять»? – От волнения у Дорона сел голос.
– Реальность не умеет за себя постоять, она просто такова. Сообщающиеся сосуды, помнишь? – спокойно сказал Бренд. – Для Вселенной нет никакой драмы в том, что ты умрешь. Главное, чтобы парадокс не случился. Так что да – тот, кто пытается создать парадокс после входа в портал, действительно рискует умереть. Более того, даже тот, кто неосознанно создает парадокс, будет каким-то образом остановлен. Он тоже в определенной опасности. Нам нужно вести себя очень осторожно там, куда мы возвращаемся.
О проекте
О подписке
Другие проекты