Всем герцогам, которых мне повезло – и еще посчастливится – встретить.

Всем моим медам и медарам – от сердца.

Эта повесть есть некоторая переработка моих дневниковых записей, сумбурных, полуобморочных, не всегда связных и осмысленных для внешнего наблюдателя. Никакого складного текста изначально не существовало, он создан уже после того, как я покинула замок.

Часть I

Глава 1

Рид милосердный, вот это гроза!

Пару часов назад – или три? или сколько же? – я, кучер и две девчонки-служанки, благополучно проскочив навылет где-то рядом с сердцем бури, едва уцелели в повозке, завалившейся на полном ходу. Для меня до сих пор загадка, что же так напугало смирных грузных лошадей – гром рокотал уже в отдалении, и молний меж дубовых крон было почти не видать. Так или иначе, наши лошадки понесли по раскисшей осенней глине, и уже через несколько диких мгновений животные вырвались из упряжи, а покореженную повозку бросило боком на древесные стволы.

Какое-то время ничто не достигало моего слуха, а затем шорохи и шелесты вернулись: стало слышно скучный частый дождь и смутное бормотание леса, да еще стонал бедняга-возница – его порядком придавило; потом выяснилось, что голень сломана.

Очень скоро мы промокли насквозь, а до ближайших дружественных владений – имения герцога Колана – было никак не меньше пятнадцати миль. Служанки выбрались наружу и теперь жались друг к дружке, пытаясь согреться; Шон, возница полулежал неподвижно, боясь потревожить увечную ногу. У меня саднило колени, однако в рыдавшей вокруг тьме было невозможно разглядеть, насколько сильно я поранилась. Едва я попробовала приподняться, левую лодыжку скрутило ржавой болью. Охнув, я осела на землю.

Хуже напасти не придумать: ненастная ноябрьская ночь, безразличный исхлестанный дождем лес, две перепуганные девчонки, покалеченный возница, разбитая повозка. И никому, кроме меня, ни утешить нас, ни спасти. Надо что-то предпринять – но для этого потребуется сначала спокойно подумать, а потом – встать. Ни на то, ни на другое, по чести сказать, я не находила в себе сил.

Но Рид не дал нам предаваться унынию слишком долго – напротив, почти немедля вверг нас в страх и надежду: с дороги, приближаясь, долетел громкий смех, по мокрой грязи хлопотали копыта. Из-за деревьев показались двое всадников – ехали не слишком быстро, беседовали и, похоже, не обращали внимания на дождь. Один верховой глухо басил, у второго голос был почти мальчишеский, и оба говорили… на высоком деррийском наречии! Ушам своим не верю… Люди дерри?! Их всех извели лет двести назад! Не призраки же решили посетить нас средь ненастья. Времени на размышления у меня не было. С трудом поднимаясь на ноги, я закричала что есть сил сквозь завесу дождя.

– Мне нужна ваша помощь! – На дерри, надо сказать, я изъясняюсь с ужасным акцентом и ошибками, но там было не до изысканности в речах.

Разговор на дороге тут же смолк, лошади встали, и один всадник сразу спешился. Его лица в бурную и безлунную темень я не могла разглядеть, но ростом он был с меня, коренастый, широченный в плечах. Нас разделяла дюжина локтей придорожной травы, ближе я пока не осмеливалась подобраться.

– Приветствую вас, фиона¹ – Человек сжалился и заговорил на моем родном фернском. – Право, удивительно видеть молодую даму в такое время, под дождем, в лесу! Уж не эльф ли вы? – Улыбку проглотила ночь, скрыв ее от взгляда, но не от слуха. Она согревала – даже незримая. Я прикрыла глаза, приняла в себя волну этого голоса – он сразу успокоил и обнадежил. Этого человека не стоило бояться.

– Нет, фион, я не эльф – к моему и, быть может, вашему разочарованию. У нас случилось досадное приключение… – Кратко я пересказала события последнего часа, по временам ойкая и шипя от боли: лодыжка взялась меня мучить совсем уж всерьез. Когда я договорила, несколько мгновений царила полная тишина, подернутая лишь шелестом дождя. Затем незнакомцы перебросились парой слов на деррийском, и тот, что оставался верхом, сказал просто:

– Фиона нола², будьте гостьей герцога Коннера.

Краткая, но отчаянная попытка вспомнить это имя в Королевских списках не внесла никакой ясности, но выбирать было не из чего. Спешившийся фион-крепыш, почти гном – таким он мне вдруг показался, весь изрисованный древесными тенями, – шагнул ко мне вплотную. Я невольно отшатнулась, сердце заколотилось. Была не была, я в их руках. Меж тем мой собеседник вдруг беззлобно ухмыльнулся и… решительно подхватив меня на руки, понес к дороге! Мои спутники тихонько возроптали, но смысл их слов тут же размок и истаял. Оставшийся в седле фион – тот, что с мальчишеским голосом, – ловко принял меня из рук своего товарища и помог устроиться в седле позади себя. Коням дали шпоры, и мы с места перешли на нетряскую рысь.

Как тут поспеешь со здравомыслием и рассудительностью? Все произошло так быстро… Совсем не сразу я сообразила спросить, что будет с моими служанками и кучером, и тут наездник повернул голову и ответил на вопрос, оставшийся нерожденным:

– Я доставлю вас в замок, фиона, а за прочими приедут после. Надобны люди и пара свежих лошадей, чтобы тащить вашу повозку.

Мне более ничего не хотелось знать. А мы тем временем покинули основную дорогу и углубились в лес по совершенно незаметной тропе. Дождь меж тем повзрослел до ливня.

Плохо помню, сколько мы ехали, но путь был неблизкий. Деревья зажимали нашу тропу в тиски, набрякшая от воды листва осыпала меня каскадами ледяных брызг. Везший меня фион сдерживал поступь коня, чтобы не доставлять мне страданий тряской, но лодыжку, тем не менее, дергало не переставая. Может, через четверть часа, а может, через час мне стало все равно. Я очень устала и продрогла. Я грезила в призрачном тепле всадника передо мной, незнакомого человека, везшего меня сейчас неведомо куда, и я бы забылась без снов – но не свалиться бы на полном ходу.

Ворота замка мы проскочили не останавливаясь: нас пропустили, ничего не спросив. Мы пересекли пустынный двор и остановились у широких каменных ступеней перед высокими дверями, чернеными временем. Мой спутник спешился и со всеми предосторожностями, как фарфоровую куклу, спустил на землю меня. Прозвучало несколько фраз, нам открыли, и мы оказались в сумрачном двусветном зале. Два факела озаряли проход к лестнице и ответвляющиеся от него коридоры. Здесь-то я наконец смогла разглядеть своего спасителя. Он был совсем юн – моложе, чем я предполагала по голосу, – высок, крайне худощав, румян и темноок. С длинных, почти черных волос, заплетенных в тугие косы, капала вода.

– Позвольте, фиона, проводить вас в комнату. Отдохните, переоденьтесь в сухое. Герцог ждет вас в гостиной к горячему чаю и ужину. У вас пятьсот мгновений ока³. Но прежде позвольте мне прекратить ваши страдания. – Он неопределенно указал куда-то на подол моего платья.

Я бы, вероятно, порядком удивилась подобному педантичному гостеприимству и еще более – такому измельчению времени, но мой – все еще безымянный – спутник, не дав опомниться, довел меня до нижней ступени лестницы и знаком предложил сесть. Я в онемении сделала, как велено. Он опустился на колени, взял мою ногу в ладони и слегка приподнял грязный и мокрый насквозь край юбки. Странно, однако мне все еще хватало сил смущаться:

– Фион… Простите… Я вся в грязи… А что вы собираетесь делать?

Сияющие глаза цвета старого янтаря удивленно воззрились на меня:

– Я хочу избавить вас от досадного подарка этой ночи – от хромоты. А грязь на вашем платье не имеет значения. Пожалуйста, думайте о своей обиженной ноге.

– Как? Что же прикажете… мне о ней?.. – Я путалась в словах от изумления.

Юноша уже закрыл глаза, лицо его разгладилось и прояснилось. Несколько мгновений спустя он, не глядя на меня, произнес:

– Думайте нежно.

Несколько моих – вдруг успокоившихся – вздохов спустя будто горячие острые иглы мягко погрузились, одна за одной, в ступню, в голень – выше, выше, одновременно и раскаляя, и холодя кожу. Я изо всех сил гнала от себя оторопь и пыталась «думать нежно» о своей лодыжке. То ли от морока сухого тепла, то ли от усталости, то ли от этого странного прикосновения меня почти затопило сном. Но мальчишеский голос скоро вернул меня к яви:

– Ну вот, кажется, все получилось. Вставайте, фиона!

Я осторожно поднялась, недоверчиво ступила на левую ногу – и не почувствовала никакой боли. Мой по-прежнему безымянный провожатый тем временем, не тратя времени на объяснения, повел меня вверх по лестнице и далее – полутемными коридорами, потом снова вверх… Мы оказались где-то в башне. Вдруг остановившись, юноша распахнул одну из бесчисленных совершенно одинаковых дверей и жестом пригласил меня войти. Я никогда сама не отыщу дорогу к этому коридору, не говоря уже о таинственной гостиной.

– За вами – теперь уже через триста мгновений ока – придут, фиона нола, и проводят к Герцогу. – Меня одарили новой уютной улыбкой. – А мое имя вам знать сейчас не обязательно. Герцог представит нас, если сочтет нужным.

Этих слов, как мой провожатый, видимо, решил, должно было хватить мне, дабы все сразу прояснилось и уладилось, и на этом откланялся и вышел. Дверь беззвучно затворилась за ним, и шаги медленно стихли в коридоре.

Голова моя работала до странности ясно. Уже давно должно было наступить послезавтра, столько всего успело произойти за эти бесконечные сумерки. Время заплелось в узлы, какие бывают только во сне. Я, наверное, сплю. От этой мысли все внезапно стало гораздо проще.

Я огляделась. Комната сочетала в себе келейную строгость – и сдержанную роскошь. Беленые стены сходились вверху четырехгранным сводом, по нему сновали блики от свечей в затейливом напольном подсвечнике. За тяжелыми темно-синими атласными драпировками угадывалось окно. На высоком помосте царило громадное ложе, накрытое атласом того же полуночного тона. Два высоких табурета, полка с книгами, ночной столик, весь уставленный непрозрачными склянками и флаконами. Обстановка из снов людей, которые жили лет сто назад. На скамейке перед кроватью – чаша с водой, в ней горсть цветков лаванды. Напротив ложа – небольшой камин, и его, похоже, растопили задолго до моего появления. Нигде в этой «спальне» не видно было ни одного образа Рида, ни даже таблички с Вечной Печатью. Интересно, во всем замке найдется вообще хоть один верный? Ну да ладно, мое «Житие» всегда со мной. Я запустила руку в недра сумки, пахнувшей сырой кожей. Книга была на месте и почти не намокла.

Дремотная тишина этих стен, рыжеватый полусвет, моя усталость – все навевало отрешенный покой. Поплотнее прикрыв тяжелую дверь и придвинув к ней на всякий случай стул, я с ленивым наслаждением сбросила насквозь промокший плащ, стянула накидку, платье и нижний батист и даже попыталась сложить их так, чтобы не замарать грязью ковер. Воздух укутывал – блаженный, почти горячий, – и я, нагая, стояла, закрыв глаза, неподвижно, слушая хрипловатый шепот пламени в камине и рваную приглушенную дробь дождя за окном. Потом опустилась на колени перед умывальной чашей, поднесла горсть благоуханной воды к лицу, вдохнула убаюкивающий аромат. Осторожно, чтобы не слишком лить на пол, отмыла грязь с разбитых колен, поплескала на тело. Перебрав флаконы на столике, нашла мазь – старинное знахарское снадобье от порезов и ушибов. Рид милосердный, какая забота… Но – время, время! Сколько там осталось от мгновений, что мне отмеряли?