© Ирина Высоцкая, 2019

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2019

Счастье

Хочу представиться сразу. Я Буратино. Создан на радость людям. Правда, тупой, как дерево, потому что очень долго доходит, что же им доставляет энту самую радость. В общем, по сценарию инкарнации, без ключика – никак. То есть, надо бегать за ним.

«Ну, побежали!» – подумала я после 20-летнего перерыва на рождение детей, постройку учебных заведений, театра и экспериментов над животными. Я так про себя ласково называю мужчин. Наиболее потрепанные эволюцией из них со мной соглашаются, говоря, что сытый голодному – не товарищ, и самодостаточным женщинам их, неизлечимо больных смертельной болезнью под названием «самолюбие», не понять никогда, – и это взаимно.

В последний раз, когда я бегала за ключиком, видимо, не хватило у меня умения любить. В результате – два перелома: сердце и мозг. Преследовавшие по этому вопросу сожаления заставили меня остолбенеть, когда 20 лет спустя я впиндюрилась в похожую фреквенцию, – Марго.

На меня смотрели глаза, в которых Вселенская боль, интеллект и любовь к людям светились прямо пропорционально. Это – большая редкость, обычно чегой-то – да не туда. Все три чакры фонили, зашкаливая за любой известный мне норматив, но боли было больше.

Услышав знакомую мелодию в нашем первом разговоре о погоде и природе, я, недолго думая, отписала всем своим преследователям, что теперь нахожусь в отношениях, и, в общем, «сорри». Мне поверили, подумав, что я наконец-то вышла замуж, и отстали. В общем, можно было спокойно подумать, чтобы никто не отвлекал.

А думала, я, собственно, только об одном. Как попасть в эту дверь. Пытаясь окончательно отделаться от привычки втягивать ни в чем не повинных людей в авантюры, о которых они не просят, мне было все равно, будем ли мы с Марго продолжать общение или эта дверь откроется другим образом. Позже она оценила, когда я ей сказала: «Похуй, какой это именно человек. Главное – какая сказочка». Попало.

Но, оглядевшись по сторонам, подумала: «Может, все-таки оригинал спросить – а может, она таки хочет? Получив ответ – «Хочу!» – я поняла, что Вселенная перестает быть для меня томной.

Если попробовать кратко описать, Марго – красивенная девочка 26 лет, как говорят, модельной внешности, оставившая эту затею вместе с Москвой и переехавшая в Петербург, чтобы там учиться Любить себя и других, под прикрытием создания школы медитации, делать Ничего, попутно работать главным инженером в крутой компании, петь, танцевать, писать картины и защищать диссертацию, которая позволит ей создать слой альтернативной реальности для трансформации масс. Последнее исключало из нашей беседы даже такие редкие мои любимые темы, как материализация мысли, вибрации и квантовая физика. Она и так все знает.

Мы решили провести выходные в Берлине, куда хотела Марго, и я уже, было, приготовилась молчать все два дня, пользуясь нашим любимым способом коммуникации – телепатией. Мысль о том, что я с этим чудом скоро встречусь, вдохновила меня на подготовку – подключиться и поподробнее покачать фреквенцию. Кучеряво стало сразу. Стало бросать вверх-вниз с перепадами температуры и открытием чакры энергетического сердца, которая болела так, как будто до этого не жила. Хотелось просто реветь на ровном месте. Я поняла, что мой Вселенский похуизм (который я, правда, люблю сочетать с вежливым поведением, пока не достанут) отступает перед натиском такой Любви. Мне явно было не все равно. Но надежда оставить безусловную Любовь как запасной аэродром меня не покидала. А полетать можно.

Надо отдать должное чувству юмора и актерскому таланту Марго. В Берлин прилетел немытый и нечесаный чудик с недокрашенными волосами, в джинсовой куртке с накидушкой неимоверных размеров и остатками туши на одной реснице. Хотя Марго меня сразу поправила: «На двух». Я поняла, что она старалась.

Внутренний монолог: «Хочешь есть – так вот, жри, если можешь» – читался в ее глазах. И наш межзвездный кораблик оторвался и полетел от Земли, так как надежда Марго на то, что я буду тупить, хотя и медленно, но тоже исчезала где-то в просторах космоса.

Я успокоилась, что секса не будет – здесь было просто не в тему – было понятно, что заебываться придется по-другому и масштабно.

Телепатию пришлось немножко отстранить, и после обмена несколькими фразами на русском, немецком, английском и японском наши кукушки договорились, и мы перешли на родной. Слова «дай» там не было, да и вообще словарь Ожегова худел со скоростью, с которой мы переносились в нелинейный мир нашей правды. Ощущение того, что Буратино раздвоился и со мной рядом идет версия из моей параллельной реальности, не покидало меня. Я не очень понимала – то ли я свернула не туда лет 20 назад, то ли времени нет вообще, но сказочка мне нравилась. Давненько я на родном языке не говорила. Соскучилась.

После воспоминания о других мирах, и инкарнациях, и сложности на этой планете научиться Любить агрессоров, – то есть тех, кто хочет войны в прямом и переносном смысле, – я поняла, что скорость движения возрастает, скоро пойдут сюрпризы, и времени мало, так что мне надо разрешиться в тоническое трезвучие по поводу цели моего визита, чтобы снять этот вопрос. Я быстро призналась в Любви, подарила свой любимый эфиопский крестик и сделала предложение. Мелочь, а приятно. Не могу ж я свалить, не повысив такому ангелу самооценку. «Ну, если Вы больше ничего не хотите, конечно», – как говорится. Ещё я, понимая, что после этого кораблик начнет трясти, на прощание воплотила свою мечту и растянулась в Tiergarten на осенних листьях, глядя в небо. Марго спросила, не без подвоха: «Все хорошо? Это то, что ты заказывала?» Обожаю ее чувство юмора.

В итоге свалила Марго. Сначала – в офис своей фирмы, потом молиться, а потом в ее любимый Бергхайн, куда мы поехали вместе. Колдонув и попав туда почти без очереди, по сравнению с бесчисленным количеством смертных, которые туда стремились, мы ходили по лестницам и громадным залам с гениальной подсветкой. Мое представление о том, как выглядит ад физически, принимало все более конкретные очертания. Я первым делом сорвала окольцовку в виде браслета с мыслью: «A чего бояться? Типа, не выпустят без него, что ли?» Этот случай еще раз доказал мне, что интуиция – важнее линейной логики.

В Бергхайне люди с завидным упорством пытались подражать моделям роботов, существовавших на заре робототехники, под музыку, бьющую ударной волной в чакру энергетического сердца, – видимо, с целью даже у роботов создать ощущение, что оно таки есть и может биться. Но оно у большинства танцующих в этом коллективном молебне на искусственный интеллект просто спало. Я тоже решила вздремнуть в закутке, так как до этого две ночи не спала. Я немного удивилась, когда ко мне подошел один из работников и сказал, что здесь спать нельзя и я должна покинуть это престижное заведение. Тогда я устроилась в баре, в соседнем зале, со стаканом просекко, сказав, что не уйду, потому что жду подругу. Я поняла, что мой милый вид и спокойствие в сочетании с непослушанием составляют реальную угрозу их мировоззрению и приводят в бешенство. Но я сидела, прикинувшись ветошью и делая вид, что не понимаю, почему мне, как всем людям, не дают просто побыть в баре. Хотелось дождаться Марго. Мое актерское мастерство не помогло. Пришел охранник, блондин-качок, – мне такие нравятся, из оперы «Ничего личного» про инстинкт, как говорит Марго, – и начал меня на ровном месте дубасить у всех на глазах. Лозунг «Непокорным – смерть» можно было на лбу не писать. Он фонил спонтанно. Окружающие одобряли. А точнее, им просто было все равно. Мне сложно было понять, о чем они конкретно думали, но в переводе на мой родной это звучало бы так: «Ну, зачем нам учиться на уроках истории, если можно еще музей построить – благо, пока в Берлине еще место есть. Вот если б его уже не было – мы, может быть, и задумались». Но я не могла долго продолжать мой внутренний монолог про борьбу человечества за ресурсы. Вечер явно был не томным, а мне нужно было отдать ключ от отеля Марго. Без него бы она не вошла, и словосочетание «все равно», которым страдали все окружающие меня в тот момент, не спешило заражать меня своей привлекательностью.