Посвящается моему другу Наташе

© Ирина Саврина, 2015

© Мария Фетисова, дизайн обложки, 2015

Корректор Ксения Ложкина

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Предисловие

Это было в разгар так называемой перестройки, если кто-то еще помнит это понятие. Хотя для наших детей это уже история, как НЭП, электрификация всей страны и залп «Авроры».

В конце восьмидесятых у среднего советского человека было совсем немного развлечений и «культовых» праздников. Одними из таких праздников были так называемые ноябрьские. Глубинный смысл событий для нас, тогдашних студентов, не имел никакого значения, но все мы знали, что получим два, а то и три дня законного отдыха. Конечно, погода обычно не располагала к прогулкам, да и к хорошему настроению, но это только если посмотреть с позиции сегодняшнего дня. Тогда же нам было по восемнадцать и плевать на погоду.

Все знали, что на «ноябрьские» модно ездить из Москвы в Питер, официально Ленинград, поближе к «колыбели революции», – опять же никакого политического смысла в это никто не вкладывал. Просто нужно было сорваться куда-то, а куда еще, как ни в город на Неве: близко, недорого, романтично, а главное – больше, собственно, и некуда. Одним словом, мода есть мода. Далее все зависело от индивидуальных возможностей: для кого-то – плацкарта без белья и чай без сахара, день в северной столице и ночь обратно в поезде, а кто-то умудрялся достать билеты в купе и заночевать в гостинице «Октябрьская», которая со всей своей допотопной мебелью, пыльными коврами и гремящим трамваем под окном казалась верхом совершенства.

Мы с моей подругой Наташей относились к числу последних и, будучи единственными детьми своих благополучных родителей, могли рассчитывать на некоторые бонусы. Прогулка под мокрым снегом по Лиговскому вместе с демонстрантами, поход в ресторан с пошлым советским официантом и пиво в номере – вот, собственно, и все развлечения. Тяги к прекрасному не наблюдалось, возможно, из чувства неосознанного внутреннего протеста.

Тогда неискушенный советский студент в большинстве своем еще не думал, что можно поехать чуть дальше Питера и оказаться в совершенно неведомом нам краю – в Прибалтике, как в то время принято было называть три республики, расположенные на побережье Балтийского моря: Латвию, Литву и Эстонию, не делая между ними большой разницы. Нет, конечно, самые продвинутые уже ездили в этом направлении на отдых в летние месяцы, но вот предпринять такую поездку в ноябре никому не приходило в голову. Однако в год моего девятнадцатилетия сама судьба предоставила мне такую возможность. Теперь я усматриваю в этом «провидение Господне», так как все это определило мою судьбу не только на ближайшие несколько лет, но и на всю оставшуюся жизнь.

Модрита

Летом 1986 года моя мама была в командировке в Латвии. Там в глухом прибалтийском лесу, среди сосен и полян, покрытых кустиками черники, на берегу небольшого озера располагалась геофизическая обсерватория. Какие геофизические исследования произвела моя мама, по профессии физик-сейсмолог, в этой сейсмически малоактивной зоне, осталось для меня загадкой. Однако наряду с изделиями из янтаря, оригинальными, почти заграничными предметами одежды и рижским бальзамом, мама приобрела и новое знакомство.

Латышскую коллегу звали Modrite (Муодритэ, что по-латышски означает что-то типа «бодрая»). Мы же называли ее на русский манер Модрита. Так вот Модрита вполне оправдывала свое, такое загадочное для меня в то время, имя. К тому моменту она забросила профессию физика, устроилась в охрану обсерватории и посвятила свою жизнь… театру. Любите ли вы театр так, как любила его Модрита? Эта любовь заключалась в том, что бывший ученый ездила по разным городам, в основном в Ригу, Питер и Москву, и посещала театральные премьеры, а затем писала критические статьи в какой-то журнальчик местного значения. Сама же она была родом из маленького городка недалеко от Юрмалы. Городок назывался Тукумс, и в те времена это слово звучало для меня столь же странно и непривычно, как и имя Modrite. Несколько позже вся страна услышала название этого населенного пункта в новостных программах. Именно недалеко от Тукумса трагически разбился, уснув за рулем автомобиля, символ эпохи Виктор Цой.

Так вот, где-то в начале осени того года Модрита появилась у нас дома. Это была женщина неопределенного возраста и, собственно говоря, такой же внешности. Маленького росточка, без какой-либо фигуры, почти альбинос. Но с лица ее не сходила улыбка, и она просто излучала бодрость духа, жажду бури и уверенность в победе. Целыми днями до поздней ночи Модрита бегала по московским театрам или просиживала в своем любимом музее им. Бахрушина, перелопачивая специальную литературу о театре. За полночь она появлялась у нас и укладывалась спать на раскладушке в коридоре, а с утра, все такая же бодрая, продолжала свою деятельность. Когда недельный визит подошел к концу, Модрита пригласила приехать к ней в Латвию. Эта идея как-то сразу захватила меня, тем более что не за горами были те пресловутые «ноябрьские», которые совсем не хотелось проводить дома, а ленинградские демонстранты уже сидели в печенках. Легкую на подъем Наташку уговаривать не пришлось. Купили билеты и рванули по указанному адресу.

Тукумс

Мы сошли с поезда на вокзале в Риге. Типичная ноябрьская погода: мокрый снег и отвратительный ветер в лицо. Согнувшись и кутаясь в шарфы, побрели в поисках нужной электрички. Наконец увидели табло. Вот она: Riga – Tukums. Тукумс – это конечная станция электрички, которая проходит через Юрмалу. Время в пути порядка двух часов. Тогда я ничего этого не знала, а о Юрмале слышала лишь от Стаса Намина и группы «Цветы»: «С моря ветром дунуло в середине дня, в этот город Юрмала занесло меня». Приблизительно так оно и случилось. То, что Юрмала – это не город, в классическом представлении, а множество населенных пунктов курортного типа, растянувшихся вдоль побережья на запад от Риги, тоже было для меня сюрпризом. Само же название Юрмала переводится приблизительно, как морское побережье. Все составляющие Юрмалу населенные пункты носят ласкающие слух, романтичные названия: Майори, Дзинтари, Пумпури и так далее. Рядом протекает река под названием Лиелупе, то есть Большая река. Но это я забегаю вперед, просто, чтобы немного сориентировать вас на местности. Тогда я ничего этого не знала и ехала в электричке из пункта А в пункт Б.

«На дальней станции сошли»… Мы оказались в типичном провинциальном городке, который в целом ничем не отличался от, скажем, Серпухова или какого-нибудь Задрищенска. Я представляла себе Прибалтику, как что-то на полпути к Европе, а из европейских стран к тому времени была только в Швейцарии, а Наташа – в Германии, прямо скажем, не самые выгодные для Латвии эталоны для сравнения. Мне виделись аккуратные домики, выполненные в одном стиле, с полисадничками и свежевыкрашенными заборчиками. Ничего подобного мы не увидели: разномастные дома с подворотнями, покосившиеся заборы, разбитые дороги. Люди отсутствовали. В такую погоду хороший хозяин собаку не выпустил бы из дома и только мы самоотверженно брели по незнакомым улицам в поисках какой-то там площади с номером дома 1. На площади оказался всего один дом, а остальное являло собой страшного вида бараки и нежилые строения. Дом был одноэтажный, изрядно покоцанный, наполовину вросший в землю. Драная дверь по-видимому вела в, так сказать, подъезд. Внутри тоже была одна дверь, которая являлась нужной нам квартирой 1. Где были остальные квартиры, осталось загадкой.

Мы перевели дух и постучали. На пороге появилась сияющая Модрита, как всегда бодра и весела. Она радостно пригласила нас войти. То, что мы увидели внутри повергло нас в еще больший шок. Скажу честно, что для меня – девочки, родившейся в центре Москвы на Плющихе, было несколько неожиданно, что так живут люди. Причем не какие-то там «последние» люди, а человек с высшим образованием, увлекающийся театром и пишущий об этом статьи.

Комната площадью метров десять, в которой мы очутились, служила одновременно и прихожей, так как на стене висела вешалка, и кухней, судя по располагающейся в углу своеобразной печке с конфорками, и ванной, о чем свидетельствовало металлическое корыто в углу. Позже я видела такую печь в этнографическом музее Бривдабас, на окраине Риги. Там воспроизведен традиционный быт латышских крестьян из четырех земель Латвии. Надо сказать, что в смысле условий быта жизнь Модриты не сильно отличалась от ее далеких предков. Мы ошалело разделись и проследовали за Модритой дальше в «квартиру». Тут была еще одна комната метров восемнадцать-двадцать, разделенная большим старым шкафом, стоявшим не вдоль стены, а поперек. Окно выходило на ту самую безлюдную площадь, и каждый прохожий, если бы он там был, мог бы легко заглянуть внутрь. Кругом все было завалено вещами: кипы журналов и книг лежали на тумбочке, на шкафу, на полу, под столом и под диваном, который стоял за «поперечным» шкафом. На столе стояла небольшая печатная машинка, а в углу на плечиках, зацепленных за крюк, висело затхлое театральное платье. По-видимому, в свободное от написания статей время Модрита играла в народном театре какую-нибудь там Дездемону.

Как настоящая гостеприимная хозяйка, Модрита пригласила нас к столу. В старинном чугунке на той самой странной печке с конфорками она приготовила рыбу под названием «ледяная». Это были мелкие рыбешки, напоминающие селедок, потушенные в оригинальном соусе. Непривычная еда оказалась на удивление вкусной. В Латвии, как и в любой другой морской стране, с большим уважением относятся к рыбе, и можно сказать, что именно там произошло мое первое незамысловатое знакомство с «морепродуктами». После обеда у нас возник вполне естественный вопрос: «А где же туалет?» Модрита радостно выдала нам небольшой ключик на веревочке и сказала:

– Выйдете во внутренний двор, там в конце три деревянные кабинки, средняя – наша. Не забудьте после опять закрыть на ключ. Да, и не пугайтесь, там во дворе цыгане. Они здесь живут.

Мы с Наташкой озадаченно вышли в дверь напротив «парадной». Перед нами предстал небольшой внутренний дворик, посреди которого в спальных мешках, накрывшись какой-то ветошью спала кучка, группка, даже не знаю как назвать, но уж точно не табор цыган. Падающий сверху снег с дождем их нисколько не смущал. Мы пробрались к кабинке с «очком», перешагивая прямо через них. Очень непривычные ощущения, скажу я вам. Но, слава Богу, все прошло без осложнений.

Стали думать, как провести остаток дня. Перспективка просидеть еще два дня в этой дыре была, прямо скажем, безрадостной.

– Пойдемте в гости! – предложила неутомимая Морита. – У моей подруги есть сын приблизительно вашего возраста, ему 21 год и он работает в милиции. Я познакомлю вас, и вы отлично проведете время.

Приехать в Латвию, чтобы провести время с ментом, – это, конечно, прикольно, но с другой стороны это же латышский мент, а это уже может оказаться забавным. Мы отправились в гости.