Глава 3

 
Спросите бойцов ополчения,
солдат-ветеранов и вдов,
ответят: хлеб – воскрешение
для тыла и всех фронтов…
 
 
А если б меня спросили,
как павшим по праву воздать?
Сказал бы: колосьям России
по августу вызревать!
 

В. Макаров. Живой хлеб

Растянувшаяся на десятки километров колонна сейчас собиралась. Прибывающие тралы быстро выгружали технику и уходили в обратный путь. Мы спустили машины, поняв, что офицер, сопровождающий нас, еще где-то в пути, загнали «Грады» в кусты, замаскировав их. Собрались на пятачке возле перекрестка. Кто-то из ребят заметил, как мужчина из частного дома напротив машет рукой, подзывая нас. Мы подошли, увидели парня лет тридцати. Он стоял в одних плавках. Высокий, красивый, молодой, на костылях, с полностью ампутированной ногой. Он заговорил:

– Ребята, я сейчас быстро съезжу за шлангом, наберу теплую воду в уличный душ, сполоснетесь.

– Супер! Спасибо вам большое!

Парни обрадовались, ожили, теплый душ был очень кстати.

Сумерки сменились непроницаемой темнотой. Постепенно прибыли и разгрузились все наши машины.

Двинулись колонной дальше искать место для ночлега. Вдоль огромного поля, засаженного пшеницей, разделенного на прямоугольники лесополосами, тянется грунтовая дорога. Неспешно двигаясь по ней, машины мерно гудят, под колесами хрустит засохшая земля, в открытое окно нежно задувает остывающий воздух, принося с собой запах поспевшей пшеницы.

Свернув с дороги в поле, колонна вытянулась вдоль одной из лесополос. Потушив свет фар, ребята вышли из машин. Задача не из легких – в кромешной темноте нужно спрятать целый дивизион боевых машин «Град» в узенькой, густой, с переплетенными колючими ветками кустарника лесопосадке. Застучали топоры. Освобождая место для техники, ребята вытягивают длинные ветви, укладывая их, чтобы потом, когда машина встанет на место, укрыть ее.

Работа кипит: стараясь быстрее замаскироваться, чтобы осталось больше времени на сон, парни торопятся. Дорога вымотала, порывшись в вещах, примотанных к БМкам, находишь и скидываешь спальник.

– Сейчас бы еще место найти, где лечь.

– Не парься, ложись, где стоишь.

Несмотря на усталость, ребята шутят.

Приютившись на маленькой проплешине между деревьями и кустарником, укутавшись в спальник, вдыхая прохладный летний воздух, принесенный с моря, мгновенно проваливаешься в глубокий сон.

До линии фронта еще далеко, километров восемьдесят. В этом поселке, расположенном на самом берегу Азовского моря, собираются все подразделения нашей бригады, чтобы потом маршем выдвинуться к ЛБС^[4].

Пробиваясь сквозь ветви деревьев, запутываясь в кустарнике, первый, еще не горячий лучик солнца, играя, нежно лаская лицо, заглянул под закрытые веки, спугнул сон. Медленно просыпаюсь, сознание как будто накатывается, выплывая из дальних, никому не известных, тайных уголков мозга.

Где мы? Память возвращает в реальность. Тело, еще секунду назад легкое и отдохнувшее, снова наливается усталостью.

С поля доносится шум работающего комбайна, гул подъезжающих машин. Окончательно проснувшись, я потянулся. Усевшись на спальнике, подогнув ноги, огляделся: большое поле, засеянное пшеницей. Уже отяжелевшая от спелого зерна, слегка коричневатая, она колосится, купаясь в утренних лучах солнца, переливается золотом. Комбайн разворачивается на краю поля, проезжая мимо нас, оставляет за собой облако зерновой пыли. Запах соломы и свежей пшеницы легким дуновением ветерка подлетает к нам.

Ранее утро, хлеборобы уже в поле. Второй год войны, линия фронта недалеко, а люди выращивают здесь хлеб. Думаю, они понимают, что очень рискуют. Ведь были случаи, и не один, когда трактора принимали за танки, а может, и специально по ним стреляли, чтобы запугать народ, посеять в их душах страх. Но, как и в годы Великой Отечественной войны, эти люди, достойные своих дедов, что бы ни происходило в мире вокруг них, собирают урожай. О них, как прежде, мало пишут, мало говорят. Порой мы даже не задумываемся, насколько важна их работа.

Хлеб для бойца очень важен, он дает силу. «Хлеб нужен фронту, как оружие!» Помню этот плакат, встречавшийся мне на страницах какой-то книги: русский мужик, с волевым морщинистым лицом, с аккуратной бородой и густыми усами, одетый в косоворотку, зачерпывает двумя руками зерно из мешка. Вспоминается блокадный Ленинград, когда в самое трудное, голодное время на человека выдавали всего 125 граммов хлеба. Сколько это? А это – всего лишь маленький кусочек хлеба, испеченный из целлюлозы, жмыха, хвои и ржаной муки. Конечно, проблема была с доставкой муки в город, но, в целом, по стране так же ощущался дефицит. В ночь, когда фашистская Германия напала на Советский Союз, вагоны с зерном еще пересекали границу, уходя на Запад. С немцами был договор – зерно в обмен на станки. Полагают, что Сталин до самого конца не верил, что Гитлер нападет, и ничего не сделал, чтобы предотвратить катастрофу. Огромное количество расположенных вблизи границы складов с зерном достались врагу.

С началом войны всю технику, сколько-нибудь пригодную для нужд армии, забрали у хлеборобов. Мужчины добровольцами уходили на фронт. В тылу остались женщины и дети. На их плечи легла непосильная задача – пахать и сеять. Впрягаясь в плуг по шесть – восемь человек, они пахали поля. Трудились бессонными ночами, когда надо было обмолотить зерно до дождей. Ногами, сбитыми в кровь, руками в одеревеневших мозолях, они добывали так нужный для страны хлеб. Сейчас представьте себя или свою жену и ребенка, проснувшихся еще до рассвета. После скудного завтрака, а может, и без него они, одетые в мешковатую одежду, идут на поле. С такими же, обессилевшими от тяжелого труда женщинами и детьми впрягаются они в плуг и медленно начинают его тянуть. А впереди непаханые, бесконечные гектары земли. Даже подумать об этом страшно!

Каждый раз, оказавшись на новом направлении, на новом месте, задумываешься: а что было тут во времена ВОВ, как выживали люди, как освобождали эти земли?

В этих краях в 1941 году развернулись трагические события. Еще в июле здесь, должно быть, так же, как сейчас, колосилась нива, клонилась к земле отяжелевшая от золотого зерна пшеница, а уже в октябре фашистские войска неожиданно ворвались в Бердянск, в город вошли танки и пехота, прибыла карательная зондеркоманда. Всему населению, конечно, эвакуироваться не удалось, начались аресты и массовые расстрелы. Что интересно – бургомистром города был назначен учитель немецкого языка местной школы.

Ярость, с которой фашистами уничтожалось население, была почти такая же безудержная, как ярость современных укронацистов: за два года оккупации больше шести тысяч человек погибли от рук немецких захватчиков. Современные украинские нацисты, с чудовищно напоминающими символику вермахта шевронами, действуют почти как их предшественники: не жалеют население и минируют поля, чтоб люди не могли вырастить себе хлеб – тактика выжженной земли во всей красе.

И теперь на освобожденных территориях, как 80 с лишком лет назад, крестьяне, памятуя, что хлеб – всему голова, работают, несмотря ни на что, за себя и за того парня.

Комбайн убрал последнюю полоску пшеницы и неспешно уехал. Пыль, словно мелкие сверкающие блестки, горстью брошенные в воздух, медленно осела. Поле стало пустым.

Глава 4

– Ну, что ж теперь мы будем делать? – сказал Тарас, смотря прямо ему в очи.

Но ничего не знал на то сказать Андрий и стоял, утупивши в землю очи.

– Что, сынку, помогли тебе твои ляхи?

Андрий был безответен.

– Так продать? Продать веру? Продать своих? Стой же, слезай с коня!

Покорно, как ребенок, слез он с коня и остановился ни жив ни мертв перед Тарасом.

– Стой и не шевелись! Я тебя породил, я тебя и убью! – сказал Тарас и, отступивши шаг назад, снял с плеча ружье.

Бледен как полотно был Андрий; видно было, как тихо шевелились уста его и как он произносил чье-то имя; но это не было имя отчизны, или матери, или братьев – это было имя прекрасной полячки. Тарас выстрелил.

Н. В. Гоголь. Тарас Бульба

Неспеша двигаясь по грунтовой дороге, мы идем в поселок. Проснувшись, ребята решили, что нужно купить что-нибудь из еды, воду. Под ногами – засохшая, черно-серая, потрескавшаяся земля, накатанная колея, по обочинам – невысокая, густая, зеленая трава. Шагая, забываешь, что ты на войне: над головой ясное, голубое, с легким оттенком белого небо, свежий утренний воздух, запах травы и пшеницы – дышится легко.

– Пацаны, а кто-нибудь из вас был на море? Я не был! – заговорил Шипа.

– Так в чем проблема? Нам ничего не мешает дойти и искупаться. Думаю, до него метров пятьсот – семьсот, идем?

– Конечно!

Улица, ведущая к морю, удивила своей простотой и бедностью: старые дома и покосившиеся заборы. Эти места не были разрушены боевыми действиями, все, что мы видим, было и до СВО.

В России в небольших поселках и деревнях на берегу моря такие улицы всегда заполонены магазинами и кафешками, но тут по пути мы встречаем только маленькую лавку, устроенную в одной из комнат частного дома. Уже подходя к морю, замечаем огороженную невысоким заборчиком, укрытую от солнца деревьями площадку, видимо, это было кафе. Дорога уходит вниз, по бокам вырастают коттеджи с высокими, трехметровыми, заборами. Постепенно сужаясь, улица превращается в узенький переулочек, выходящий на берег Азовского моря. Красивый песчаный пляж, огороженный природой огромными валунами, простирается вдаль. Солнце, балуясь, играет лучами, переливаясь на чуть заметных волнах. Людей почти нет, лишь несколько военных расположились вблизи воды. Скидывая одежду, ступаешь на теплый песок. Набегающая легкая волна прохладой остужает уставшие ноги. Набрав воздух, задержав дыхание, ныряешь – миллионы маленьких иголочек, приятно покалывая, пробегают по телу, чувствуешь, как прохладная вода остужает голову. Выныриваешь – и вот уже солнце светит прямо в глаза. Жмуришься, стряхивая воду, и снова, набирая воздух, погружаешься. Ощущение невесомости, легкости и свободы растекается по телу…

В окрестности поселка весь день прибывали подразделения: пехотные и штурмовые батальоны, гаубичные и минометные дивизионы, обоз, везущий боеприпасы. Параллельно с нами двигается еще несколько бригад, так же спешно перебрасываемых на направление Работино.

День прошел в приготовлениях к марш-броску: осматривали и подготавливали машины, укладывали и перетягивали вещи, закрепленные на бээмках. Ранним утром следующего дня, пока не рассвело, колонна, вытягиваясь вдоль полей, готовилась отправиться в путь.

В кабине «Урала» три человека: в полном обмундировании, в бронежилетах, с автоматами. Тесно – не пошевелиться. Машины то и дело продвигаются вперед, запуская опоздавших, пытающихся вклиниться в строй. Вокруг кромешная темнота, и лишь полоска тускло светящихся фар машин, будто новогодняя гирлянда, раскинутая на длинном заборе, выдает наше присутствие.

Шумят рации, командиры суетятся, отдавая команды, подгоняя «уснувших», формируют колонну:

– Ну, что стоишь?! Давай, давай, проезжай, двигайся, не задерживай!

«Урал» завелся. Грозно зарычал мотор, туго хрустнула передача. Чуть дернувшись, «Град» медленно покатился вперед, тут же затормозил перед впереди стоящей БМкой, пшикнул воздух, освобождая тормоза. Пробка растянулась на километры.

Для противника такая вереница из боевых машин – сладкая цель. Все это понимают, стараются все делать быстро, реже включать фары, чтобы не демаскировать себя. Фронт недалеко, расслабляться нельзя: фашистам «западные друзья» поставили дальнобойные ракеты, поэтому мы находимся в зоне поражения.

В рации прозвучала команда:

– Начать движение!

По строю побежал звук запускающихся двигателей, стоящая перед нами машина медленно покатилась вперед, наш водитель Саня-Белаз, держась за руль, немного отклонившись назад, натужно выжал сцепление, толкнул рычаг переключения передач и сказал:

– Ну, что, поехали!

Сейчас мы уже точно знали, куда едем и на каком направлении будем работать, – Запорожье, Работино – Вербовое. Сложная обстановка сложилась на этом участке. Нацисты стянули сюда все резервы. Пытаясь прорвать нашу оборону, они хотят выйти на Токмак и дальше – на Мариуполь, чтобы затем атаковать Крым.

Удивительно, но ведь если разобраться – это все исконно русские земли. В разное время, под разными предлогами, генсеки СССР просто передали их в состав Украинской ССР, которая была неотъемлемой частью Советского Союза. Возможно, они и представить себе не могли, что когда-нибудь Союз распадётся и такой родной, такой близкий нам народ настигнет эпидемия фашизма. Прогрессируя, болезнь изъела мозг зараженных. Доведенные до терминальной стадии, укронацисты взялись переписывать историю. Выдумывая небылицы, погружаясь в своих больных фантазиях в глубину веков, вообразили себя потомками несуществующих древних укров. Порой, читая их побасенки, приходишь в ужас от галлюцинаций, которые преследуют авторов, описывающих выдуманный мир. А между тем мы-то знаем, что Мариуполь – это русский город, построенный князем Потемкиным на берегу Азовского моря во времена императрицы Екатерины II. И Крым вошел в состав России тоже при ней. Эти земли для России священные, много сыновей нашей страны сложило головы, защищая Крым и славный город Севастополь в разные годы: первая оборона Севастополя в 1854–1855 годах длилась 349 дней, унесла больше ста тысяч жизней российских солдат, а в годы Великой Отечественной войны, в 1941–1942 годах, при обороне Севастополя и битве за Крым погибло во много раз больше наших бойцов. Эта земля пропитана кровью наших людей. Конечно же, Россия не отдаст Крым, и тот факт, что Хрущев незаконно передал его УССР в 1954 году, а Борис Николаевич Ельцин во время предательски подписанных им Беловежских соглашений в декабре 1991 года даже не заикнулся по Крым и Новороссию, ничего не меняет – это российские земли, и они будут такими всегда.

А Украина, что будет с ней? Я не знаю. Но знаю наверняка, что она всегда была Окраиной России. В первой всеобщей российской переписи даже нет народа под названием «украинцы», все они – русские.

Колонна двигалась по асфальтированной дороге, за окном темнота, практически ничего не видно, мы едем молча, покачиваясь в такт машине. В интересных местах нам предстоит работать, много событий за столетия тут произошло, многое окутано тайной. Сегодня как-то однозначно сложно судить о тех временах, в точности передать события, думаю, невозможно, но все мы знаем про легендарных запорожских казаков. В памяти сразу всплывает картина Ильи Репина «Запорожцы». Смелые, хитрые, смеющиеся – они пишут письмо турецкому султану, ведь охраняют границы той России, в составе которой еще не было никакой Новороссии. В XVII веке запорожцы пришли под крыло России, хотя до этого верно служили полякам. Многие западно- и южнорусские земли входили тогда в состав Речи Посполитой, и крестьян тех земель польские паны называли «быдлом» и жестоко наказывали за любые провинности. На ум сразу приходит Богдан Хмельницкий. Столько легенд, мифов и разных историй связано с ним. Где правда, где вымысел – определить практически невозможно. Да и писатель Гоголь внес свою лепту – ведь нам кажется, что Тарас Бульба – это такой же герой, как и Хмельницкий. Впрочем, он все равно оставил свой след в истории. Напористый, дерзкий человек, побывавший в турецком плену, служивший первоначально полякам. Казачий полковник. Говорят, что один польский шляхтич после публичной ссоры с ним разорил хутор и увез его невесту. Такой беспредел Богдан просто так спустить не мог. Пройдя много сражений, он стал опытным воином. Образованный человек, один из умнейших людей в обществе того времени, имел горячий характер. Но, несмотря на это, решил по закону разобраться со шляхтичем, устроившим разгром в его поместье. В судах он правды не нашел и получил лишь какую-то незначительную компенсацию за устроенный погром. Дело было куда серьезнее. Мало того что оборзевший шлях разорил его дом, так он еще увел его невесту и сам женился на ней! Задетая честь, чувство несправедливости переполняли Богдана, злость лилась рекой через край. Надо было что-то делать, так оставлять было нельзя. Тогда он пошел за справедливостью к польскому королю Владиславу IV.

У Владислава отношения с Богданом были хорошие, можно сказать, дружеские. Когда-то, во время войны с Московией, Хмельницкий помог бежать ему из плена, и теперь в королевской семье он был желанным гостем.

Владислав, видимо, не хотел ссориться со знатью и решил спустить все на тормозах. Говорят, он сказал Хмельницкому: «Что ты ко мне пришел? Как это так – вооруженные бравые казаки сами не могут отстоять своих прав?!» Прямо руководство к действию какое-то. Если бы знал он тогда, к чему это приведет.

Богдан едет к казакам Запорожской Сечи, где его избирают гетманом, поднимает восстание и громит поляков. Безусловно, это запутанное предание, покрытое тайной времен, но, пожалуй, оно очень интересное. Всегда хочется понять мотивы ворвавшихся в историю, словно огромный огненный метеорит в атмосферу Земли, людей. Понять их цели, желания, наконец, почувствовать то, ради чего они совершали свои поступки.

Хмельницкий – яркая личность, а легенда, связанная с ним, весьма любопытная.

Так куда же всё-таки делась та, из-за которой все началось? Гелена, или Елена, появилась в доме Хмельницких, когда Богдан был еще женат. Его жена – Анна – родила восьмерых детей и к моменту появления Елены в их доме сильно болела. Новая девушка была очень красивая и миловидная, было понятно, что не просто так она оказалась в их доме. По тем временам старик (немного за пятьдесят), Богдан влюбился в нее, кровь бурлила, заливая сознание.

На этой почве в семье начались распри, но после разгрома, устроенного в их доме, Анна слегла и вскоре умерла.

Судьба Елены складывается печально. Хорошенькая, с точеной фигуркой, красавица имела хитрый нрав. Она любила деньги, любила красиво одеваться и находиться в обществе уважаемых людей. Первый раз выйдя замуж не по собственной воле за дворянина, она получила то, о чем мечтала. Но спустя время, когда Запорожские казаки разбили поляков и выкрали ее обратно, вышла замуж за Хмельницкого. К тому моменту в руках Богдана была большая власть, и Елена опять жила и ни в чем себе не отказывала. Как обычно бывает, ей показалось этого мало, и, закрутив роман с казначеем, она украла большую сумму у казаков. Когда это выяснилось, Хмельницкого рядом не было, и суд учинил его сын. Он раздел мачеху догола и повесил ее на входе в свое родное село.