Посвящение

 
Это – книга моей и друзей моих судеб,
Где описан любой незначительный штрих.
Это – сказ обо всех расстающихся людях,
Беззаветно влюбленных в себя и в других.
 
 
Это – канувший мир «ненормальных» подростков
В алтарях ложных правд и циничных богов.
Это – путь всех и каждого к личному росту,
И бои за разрыв гнущих книзу оков.
 
 
Это – поиск себя и разочарованья,
Крик, застывший внутри, и слеза, что ушла.
Это – суть, у которой десятки названий,
Белотканный ковер из житейского зла.
 
 
Это – просто все то, что пережито было,
Только соус приправлен чрезмерно. И все ж,
Это – память, в ее первобытнейшей силе,
Та, что в сердце своем никогда не убьёшь.
 

И. Г.

13 августа 2008

Первый семестр

Двухконцовую ветвь перегнули,

Переполнив обидами грудь.

И.Г.

Глава 1. Неразлучная шестерка

Резкий звонок будильника нарушил сон Галь ровно в семь утра. В это время она обычно всегда просыпалась в школу. Однако девушка еще долго медлила вставать. Она отвыкла от ранних подъемов за летние каникулы. Кроме того, вчера она поздно засиделась у Шахара, своего друга, вернувшегося из поездки по Европе.

Казалось бы, с этой встречей можно было подождать до сегодняшнего, первого учебного дня их последнего школьного года, а не кидаться в объятия вновь прибывшего сразу же после того, как тот только сошел с трапа самолета. Но нетерпеливое пылкое сердце, истомленное разлукой, не выдержало, жгучее желание первой послушать рассказы юноши зачеркнуло важность всех других дел, и Галь уже вчера оказалась с ним за ужином и в постели. Теперь ее одолевала сильная сонливость. Теплая, спокойная утроба кровати притянула ее, как магнитом, а грозный рокот моторов стоящих в длинной пробке машин под окнами ее дома отнимал всякое желание начинать этот день.

Само же утро нынешнего дня выдалось на редкость серым. Вот уже несколько суток погода стояла страшная: днем пекло, как огнем, ночью тоже было абсолютно нечем дышать, и все потому, что сухой раскаленный воздух был насыщен песком и пылью, которые затянули небо гигантской пеленой. Лучи солнца, прорезавшие эту серую пелену, имели болезненную бледно-желтую окраску, и светили каким-то странным, ломанным светом, словно солнца вовсе не было на небе.

Бессильная борьба Галь с давящей погодой и собственной усталостью в любой момент могла завершиться победой сна. С каким наслаждением она сейчас осталась бы в своей затененной опущенными жалюзями комнате, забыв о начале нового учебного года! Но, наконец, она резко вскочила на ноги и стала собираться.

В любых подобных ситуациях ее выручали ее резвость и небрежность. Вслед за торопливым умыванием прохладной водой последовала недопитая чашка кофе с молоком, постель так и осталась скомканной, ранец и одежда, в которой она была лишь вчера вечером, наспех накинуты на тело, а косметику Галь прихватила с собой. Хотя такой девушке, как Галь, косметика была нужна разве чтоб только подчеркнуть природную красоту.

Галь Лахав, этим летом отпраздновавшая свой семнадцатый день рождения, находилась в самом расцвете своей привлекательности. Она была среднего роста, изящная, с прекрасными формами, гордой осанкой и с ровным золотистым загаром на светлой коже. Ее выразительное лицо было наделено правильными тонкими чертами: слегка округлым подбородком, пухлым ртом, ровным носиком, ямочками в выемках щек и большими глазами насыщенного голубого цвета. Темные волосы девушки были густыми и пышными, словно меховая шапка, хоть и довольно коротко подстриженными.

Свою внешность Галь унаследовала от отца, но лишь это их хоть как-то связывало. Отец оставил ее с мамой, когда она была еще маленькой, и Галь ненавидела его за это. С тех самых пор от него не было ни слуху, ни духу, и только алименты продолжали исправно поступать в их скромный семейный бюджет. Мать Галь, Шимрит Лахав, так и не вышла больше замуж, и единственная дочь всегда жила в тени ее истории. Она считала поступок своего отца в высшей степени эгоистичным и подлым, не вдаваясь в причины, и старалась как можно реже вспоминать о его существовании. В конце концов, ее жизнь была не так уж и плоха, и это мягко сказано!

Несмотря на то, что у нее не было родных сестер и братьев, Лиат Ярив, свою ближайшую подругу и поверенную всех тайн, Галь считала своей сестрой по духу. Они подружились в первом классе начальной школы и прошагали рука об руку все школьные годы. Сейчас обе заканчивали привилегированную школу, считавшейся одной из лучших в городе, куда поступили в седьмом классе наряду с детьми из очень хороших, богатых семей и круглыми отличниками. Там у них было много приятелей и приятельниц, однако только Шели Ядид, их новая соученица с седьмого класса, сумела найти с ними общий язык и стать обеим не менее близкой подругой.

В том же самом седьмом классе двенадцатилетняя Галь встретилась с Шахаром Села, и влюбилась в него всеми силами своей необузданной души. В скором времени ее "принц на белом коне" стал отвечать взаимностью на ее чувства, и этой осенью они собирались отмечать уже пятую годовщину их романа. Галь обожала своего друга и видела в нем мужчину всей своей жизни, хотя никакого другого мужчины помимо Шахара в ее жизни до сих пор не было, и, согретая его любовью, словно целенаправленно игнорировала похотливые взгляды других ребят, бывало, ласкавшие ее стройные ноги и торс. А заглядывались на нее многие! Слишком многие!

И талантом природа ее тоже не обделила. Галь любила делать коллажи, заниматься оформительством и фотографией, и ее работы часто вывешивались на доске возле школьной администрации. Учителя симпатизировали ей, а их классная руководительница Дана Лев помимо всего выделяла ее среди прочих за этот талант.

В силу всех своих, как ей казалось, благоприятных обстоятельств, Галь выросла обаятельным, милым ребенком, открытым и непосредственным, чистым и солнечным, глубоко верующим в любовь к себе своих друзей и близких, и платившим им любовью.

Мысль о встрече с дорогими друзьями после долгого перерыва поддерживала в полусонной Галь, медленно трясшейся в переполненном автобусе, искорку бодрости. В летние каникулы их разбросало кого куда, и встретиться всем вместе у их компании почти не получалось. Одна лишь поездка Шахара продлилась больше двух недель. Зато сегодня она их всех обнимет, расцелует, и с упоением послушает, как каждый провел свой отпуск.

Ей самой было о чем рассказать! Недавно, на пляже, некий фотограф, по-видимому находившийся там в поисках своих потенциальных моделей, заметил ее, плескавшуюся у самого берега, и предложил сняться. Галь восторженно согласилась, и с удовольствием попозировала профессионалу, который не обманул, и оставил ей свои координаты с тем, чтоб она выбрала себе парочку фотографий из всей серии. Но Галь остановилась на одной, наиболее яркой, и заказала с нее несколько копий.

И вот, пакет со снимками лежал в ранце, и нынче вся компания оценит как она позировала бирюзовом бикини и набедренной повязке того же цвета, возлежа у самой кромки прозрачной воды. Неординарное будет зрелище! Лиат, несомненно, лопнет от зависти, рассыпаясь в комплиментах. Шели и ее парень Хен наверняка начнут со смехом разбирать по кусочкам ее купальник, артистичное выраженье лица и позу. Шахар просто поглядит и с присущей ему сдержанностью скажет: "красиво! ", зато потом, наедине, когда она преподнесет ему одну из копий в подарок, он выскажет ей свое восхищение другим способом. Что же касалось Одеда, этого «лопуха» и скромника, то о его реакции Галь даже не задумывалась, хотя была уверена, что снимок ему понравится. Ведь иначе и быть не могло! И, в предвкушении своего маленького триумфа, Галь широко улыбалась довольной улыбкой.

Чем было ближе к школе, тем сонливость девушки все больше проходила. Она радовалась скорой встрече с любимыми друзьями, и для них подводила сейчас, в душном транспорте, глаза, ресницы, красила губы, причесывалась. Ей хотелось войти в класс, как всегда, неотразимой. Возможно, это даже хорошо, что она немного задерживается – ведь они, все пятеро, вероятно, уже будут в сборе, в ожидании ее одной. Ждать ее, бесспорно, будет также и место в классе: в заднем ряду рядом с Лиат, по многолетней традиции, которую не смог изменить даже Шахар. А впереди их ожидал целый учебный год, – последний школьный год, – который непременно будет для них жарким, как сегодняшняя погода, и незабываемым, как самые страстные мгновения жизни.

* * *

Первым, кого Лиат Ярив встретила, подходя к школе, был Одед Гоэль, член их компании. Она еще издалека заметила его высокую, худощавую, темноволосую фигуру и окликнула. Друзья расцеловались и вместе пересекли широкий школьный двор, напоминавший в этот ранний час муравейник, либо, судя по своему громкому и монотонному гулу, пчелиное гнездо.

Все эти школьники, что сейчас сновали здесь с ранцами наперевес и со смехом и визгами бросались в объятия друг другу, радовались вовсе не началу учебы, а возобновлению регулярного, в течении года, общению друг с другом. Лиат с Одедом не были исключением. По дороге в класс они оживленно беседовали.

– Почему ты сегодня без Галь? – вдруг заметил Одед, вертя головой по сторонам. – Разве вы не договаривались приехать вместе?

– Я была бы рада, – ответила Лиат, жившая всего в двух кварталах от подруги, – но Шахар вчера вернулся, и она помчалась к нему. Возможно, даже и заночевала у него. Я позвонила ей в одиннадцатом часу, а ее еще не было дома.

– Ясно…

Проницательная девушка отлично знала, почему Одед и сегодня спросил о ее подруге. Пожалуй, от нее одной не ускользали те выразительные взгляды, которые он украдкой посылал в сторону Галь уже несколько лет. Судя по тому, сколько боли, мольбы и смиренья было в этих коротких взглядах, Лиат не стоило труда понять, что этот застенчивый по своей натуре парень был безответно влюблен в Галь, но не смел заикнуться ей о чувствах, которые к ней испытывал. С давних пор она наблюдала за игрой выражений его тонкого лица с правильными чертами и флегматичными медовыми глазами: как оно вспыхивало подчеркнутой веселостью при общении с парой их общих друзей, Галь и Шахаром, и как вновь становилось непередаваемо печальным наедине с собой.

Сперва Лиат не понимала, почему Одед так и не решался бороться за свою любовь, но вскоре ей стало ясно: как по-настоящему честный человек, он никогда не стал бы отбивать возлюбленную у другого, тем более, что тот другой был его собственным товарищем, а отдалиться от компании он не смог бы из-за той же Галь.

Лиат, низенькую хрупкую девушку со слащавым выражением неказистого пухлого лица, с длинными ломанными прядями черных волос и острым, испытующим взглядом узких черных глаз, в общем, трогали переживания этого парня. Но было бессмысленно кормить его постными утешениями. В сущности, она понятия не имела, спала ли Галь этой ночью у Шахара или вернулась домой. Но такова была ее тактика: бросать собеседнику объемные фразы, несущие какую-то информацию, или наводящие, колкие и даже провокационные вопросы, как охотник бросает приманку для дичи. Благодаря своему особому дару понимать даже невысказанное, таким образом она зрила в корень всех своих знакомых. Вот и теперь она говорила таким тоном, словно речь шла о пространных вещах, а Одед, уверенный в непроницаемости своей маски, все безропотно проглотил.

Все-таки Лиат почувствовала себя немного виноватой перед бедным мальчиком и сменила тему.

– Как хорошо, что мы пришли заблаговременно, – бойко заговорила она снова. – Народ еще только собирается.

Коридор, по которому они шли, выглядел словно фойе театра в час, когда публика собирается. Здесь не царил такой же радостный хаос, как во дворе. Ученики, группами и по одиночке, отыскивали среди десятков дверей свои классы, занимали в них места. Некоторые раскладывали свои вещи и на соседних партах, занимая их для друзей.

– А по-моему, все наши уже в сборе, – возразил Одед.

– Тем лучше, – подхватила девушка. – Представь себе, что мы – актеры, и что наши зрители ждут нас.

– Фантазерка! – рассмеялся Одед.

– Я серьезно! – горячо воскликнула Лиат. – Вот и ты представь себе наступивший учебный год заключительным актом долгой драмы о нашей неразлучной шестерке, в которой тебе, дорогой, уготована не последняя роль.

– И каким же будет этот заключительный акт? – ухмыляясь, спросил юноша, подыгрывая ей.

– Поживем – увидим, – лукаво ответила Лиат. – А пока – приготовься! Вот он, наш выход!

И они переступили порог их наконец-то найденного класса, где закладывало уши от грохота переносимых стульев, сдвигаемых столов и скрипа мела по доске, которую, в честь начала года, расписывало несколько учениц.

Тут же им на шею бросилась, оторвавшись от группы девчонок, Шели Ядид, а за нею и Хен Шломи, ее ухажер, который был тут как тут. Они расцеловали обоих друзей так шустро, что те не сразу сообразили, что происходит.

Шели была худой, загорелой, крашенной блондинкой с длинными прямыми волосами и продолговатым подвижным лицом, на котором большие карие глаза горели как два угля – этакий дьяволенок в ангельском обличии. Хен, родственная душа девушки, как нельзя лучше подходил ей и внешне. Из-под черной кепки с козырьком, которую он зачем-то натянул, выбивались непокорные рыжие локоны, и на широком, веснущатом, улыбчивом лице зеленые глаза глядели задорно и весело. Высокий, плечистый, но немного сутулый, он представлял собой тип современного донжуана. Долгое время он так себя и вел, и лишь незадолго до сегодняшнего дня приобрел постоянство с красоткой Шели, которая так же не отличалась скромностью.

– Ага, значит, мы ждем теперь только нашу сладкую парочку? – воскликнул Хен. – Ну что ж, придется тебе, Одед, припасти для Шахара местечко, поскольку то, что рядом с моим, уже занято.

– Я догадываюсь, кем! – добавила Лиат, беря Шели под руку.

Одед, близкий друг Хена, соседствовавший с ним по парте, был застигнут врасплох необходимостью отныне делить ее с Шахаром, но промолчал.

– Дорогие друзья! – торжественно провозгласила Шели. – Я терпеть не могу учиться. Но это – последний год. Все мы за него отмучаемся, наконец. Все! И сегодня так жарко потому, что и он тоже будет жаркий. Я начинаю считать вечеринки, которые ее величество школа устроит для нас. Когда ближайшая? Недельки через две, по старой традиции? Кто идет со мной?

– Я! – крикнул Хен залезая на стул, отчего головы всех, находящихся в классе повернулись к нему.

– Ты, как всегда, забегаешь вперед, – сказал Одед, обращаясь к Шели. – Еще и год не начался, а в твоей голове кружатся мысли о ближайшем мероприятии.

– Но надо же, хоть в чем-нибудь, находить смысл посещений школы! – ответил за подругу Хен с нарочито серьезным выражением лица. – Учеба нас не слишком интересует. Значит, что остается? – Перемены и школьные праздники!

– Вчера я болтала с Лирон по телефону, – вставила Шели. – Вот уж кто помешан на одних занятиях, и побоку все прочие школьные радости! Почти как Офира… Нет, у Офиры еще есть надежда.

– Это Ран постарался, – укоризненно заметила Лиат. – Он слишком быстро ее бросил, после того, как влюбил в себя. Вот она и убита горем.

– Подумаешь, горе! – фыркнул Хен. – Сколько всего они встречались, – два месяца?

– Знаю, Хен, ты станешь его защищать, потому, что вы все одинаковы. Все вы, – ты и твои дружки: Ран, Авигдор, Янив, Эрез – народ легкомысленный, особенно с девушками, – не сдавалась Лиат. – С вами только иметь дело…

– Вот тебе лучше и не иметь со мною дело, – усмехнулся Хен.

– Мне? Куда уж мне! Я – не Шели, – подкольнула его Лиат, подмигивая подруге.

– Эй, что тут за разборки? – раздался позади них голос.

Друзья прервали разговор и обернулись. Перед ними, улыбаясь, стояла Галь в коротком синем платье, которое так шло к ее глазам и подчеркивало фигуру. Она стояла, прислонясь к косяку двери, кокетливо склонив голову и сложив на груди руки, словно наблюдая реакцию товарищей на свое появление. При виде нее у Одеда дыхание перехватило. Пытаясь обуздать свои эмоции, он стоял в стороне, ожидая, пока Хен, Шели и Лиат расцелуются с пришедшей. Затем, вежливо поздоровавшись, он легко прижал ее к себе.

– Почему ты одна? Где же Шахар? – спросил Хен как бы невзначай, тем самым повторив вопрос, заданный ранее Одедом.

– Да, разве вы не вместе? – тотчас подхватила Лиат, досадуя на свое прежнее утверждение.