Глава II

1941 год, СССР.

1 августа 1941 года лишь недавно оправившийся от страха, охватившего его после первых известий о том, что немцы рвут на части его армию, захватывая один город за другим, Сталин позвонил первому секретарю ЦК КП(б) Украины и члену Политбюро ЦК ВКП(б) Никите Сергеевичу Хрущёву в Киев. Неторопливо расспросив его о делах и вежливо справившись, всё ли хорошо в семье, сообщил, что он, посовещавшись с товарищами, решил назначить Никиту членом Военного совета Главного командования Юго-Западного направления, курирующего Южный фронт, которым командовал Кирпонос⁹, и Западный фронт под командованием Тюленева¹⁰. Командующим направлением был назначен Семен Будённый¹¹. «Вот, с ним вместе и будете Родину защищать, – сказал Сталин, добавив – выезжай немедленно, время дорого».

За два дня, сдав все дела своему заму Бурмистренко¹² и попрощавшись с семьей, Хрущёв вылетел в Полтаву. Однако там выяснилось, что штаб командования расположился в двадцати километрах западнее, в здании управления одного из совхозов. А потому уже через два часа, плотно пообедав и изрядно выпив с накрывшими «поляну» местными товарищами, Никита Сергеевич выехал из Полтавы на горкомовской «Эмке»¹³ в сопровождении взвода охраны, трясущегося в кузове двухтонного трехосного грузовика «ГАЗ-ААА».

***

Начальнику охраны старшему лейтенанту¹⁴ НКВД Сергею Акимову было уже под сорок, и он искренне надеялся, что возглавив охрану Хрущева, он нашел себе теплое местечко. Не без помощи брата, конечно, служившего в секретариате ЦК КП(б) Украины, но когда и у кого было иначе? Без своей руки никак не пробиться, что в царские времена, что сейчас. Главная задача для него на ближайшее время – понравиться Никите Сергеевичу и постараться закрепиться возле него. Тот, хоть и любит поорать, и даже может, психанув, по морде заехать, но вообще мужик отходчивый, хотя и очень самолюбивый. Однако было у Сергея предчувствие, что этот маленький коротконогий толстячок далеко пойдет. А если это так, то и он, Акимов, с ним вместе. Ничего, он не подведет. Он эту школу прошел полностью и знает, когда надо польстить, а когда выставить себя этаким туповатым служакой. Очень важно создать впечатление полной надежности и абсолютной преданности хозяину, а это он умел. Этому он выучился, жизнь научила.

А потому старший лейтенант НКВД строгим начальственным взглядом осмотрел свой взвод, ощетинившийся штыками, поправил свой командирский ППШ¹⁵ и подумал о том, что надо бы перевооружить весь взвод на автоматы – для охраны лучше оружия не найдешь. При случае надо намекнуть Никите Сергеевичу, чтобы он распорядился – его же персону охраняем, значит, это в его собственных интересах.

– Бойцы! – крикнул он, стоя на подножке кабины и стараясь переорать рокот работающих двигателей двух машин, – помните, кого мы охраняем! Всем внимательно смотреть по сторонам, при малейшем подозрении стучите по крыше кабины. Помните, фронт рядом, вражеские диверсанты могут быть и в советской военной форме. А потому, увидел кто человека, неважно, как одетого – стучи в кабину. Всем всё ясно?

– Так точно! – браво рявкнули бойцы. Они тоже были довольны службой, охрана высокого лица – это тебе не на фронте вшей кормить! Тут тебе и пайка сытная, и обмундирование справное, да и опасности особой нет, в атаку на верную смерть никто не пошлет.

Еще раз строгим начальственным взглядом обведя взвод и остановив глаза на каждом лице, чтобы каждый проникся до печёнок, Сергей уселся в кабину, рядом с шофером. Тот не был из их ведомства, просто в Полтаве реквизировали машину для доставки Хрущева в штаб направления, после чего водитель с машиной должны были вернуться. «По приезду на место надо будет сразу озаботиться собственным транспортом, – сделал себе заметку Акимов, – а то у водителя даже оружия нет. Непорядок».

А тут как раз прибежал посыльный от Хрущева и сказал, что можно трогаться, «Первый» отдал команду. Акимов кивнул посыльному, дав понять, что услышал и, обернувшись к шоферу, сказал:

– Ну, давай, браток, трогай помаленьку. Как машина-то, не подведет?

Шофер, с усилием и скрежетом переключая рычаг коробки передач на первую, пожав плечами, ответил:

– Да не должна подвести, только что с капитального ремонта пригнал. Но техника – дело такое…

И он покрутил ладонью над головой, иллюстрируя сложность, капризность и непредсказуемость управляемого им агрегата. На что Акимов, недолго думая, молча поднес свой внушительный, поросший черными волосками кулак прямо к носу шофера. Тот скосил глаз на кулак и уже совсем другим тоном, напоминавшим стиль старорежимных лихачей-извозчиков, произнес:

– Не извольте беспокоиться, доставим с ветерком.

В этой фразе из прошлого не хватало только слова «барин» или, в данном случае – «ваше благородие». Старший лейтенант НКВД с подозрением посмотрел на водилу, но шофер, сделав лицо кирпичом, всем своим видом намекал, что водителя в пути отвлекать не следует.

– Ну-ну, – хмыкнул Акимов и замолчал. Однако поставил для себя еще одну заметочку – приглядывать за шофером. В деле охраны мелочей не бывает. Сейчас у него интересная фраза вырвалась, а там, глядишь, окажется, что он какой-нибудь засланный казачок из заграничных белогвардейских кругов, мечтающих о реванше. Об этом им постоянно комиссар на политзанятиях напоминал. Но это все потом.

***

В это же время Никита Сергеевич Хрущёв, трясясь и подпрыгивая на колдобинах проселочной дороги, от которых нисколько не спасали жесткие рессоры «Эмки», в одиночестве сидел на заднем сиденье этого шедевра отечественного автопрома. Нет, вы не подумайте, машина для своего времени вполне себе ничего, без буржуазных излишеств, правда – все строго функционально. Конечно, не «Роллс-ройс», на котором в свое время разъезжал Ленин, и не шикарный «Паккард» Сталина, но ведь и он сейчас не в Москве, и даже не в Киеве, а в прифронтовой полосе. Поэтому задача у «Эмки» одна – доставить пассажиров из пункта «А» в пункт «Б», а все удобства будут после победы.

Если эта победа состоится – промелькнула крамольная мысль. Никита попытался прогнать ее подальше, но это плохо получалось. Как ни крути, ситуация была критическая, об этом он, первый секретарь компартии Украины, знал, в отличие от многих других, очень хорошо. Сведения доставлялись ему точные и подробные, он всегда требовал этого от своих подчиненных. В мирное время точные сведения были нужны для того, чтобы удержаться наверху, в ближнем круге вождя, куда ему удалось пролезть с большим трудом, умудряясь становиться, когда нужно – полезным и незаменимым, а когда нужно – шутом и объектом глумления на полуночных попойках главного грузина страны. Это помогало казаться верным и, что гораздо более важно, безопасным. Всё же эти кавказцы, что ни говори, очень любят подхалимов и льстецов, в этом их уже не переделаешь. И такими они остаются внутренне даже тогда, когда сумели вскарабкаться на самые вершины власти.

Никита все это знал и каждый раз спокойно и тщательно просчитывал ситуацию, решая, что, как и когда сказать, умудряясь при этом казаться всем простым и свойским мужичком недалекого ума. И в этом все они ошибались. Ум у Хрущёва был острый и сугубо прагматичный, для достижения вершин власти он нимало не задумываясь шел по трупам – и это не оборот речи. Он был предан вождю на все сто процентов, до донышка. Но, это он о себе знал и ничуть не стеснялся такого знания, только до тех пор, пока тот был самым сильным зверем в стае. А пока что конкурентов Хозяину не видно. А там… в душе Никита строил далеко идущие планы – Хозяин не вечен, кто придет после него? И почему бы это не быть ему самому, он достоин не меньше, а может, даже и гораздо больше других.

Хрущёв покрутился на сиденье, устраиваясь удобнее и отгоняя прочь мысли, пришедшие не вовремя. Сейчас главное выиграть войну, а это, он уже хорошо понял, будет совсем не просто. Шансы даже не пятьдесят на пятьдесят, а, скажем, восемьдесят на двадцать, где 80% сейчас у Гитлера и его союзников. Да и то, это только лишь в том случае, если с востока не ударит Япония. Войну на два фронта они не потянут – нет, не потянут, Никита был в этом уверен абсолютно. Если япошки ударят, повалится СССР как карточный домик, – так он глубоко внутри считал. Не то, чтобы Хрущёв не верил в мужество и профессионализм Красной Армии, но прошедшие полтора месяца войны сильно пошатнули эту веру. Да, конечно, в Гражданскую они тоже были окружены со всех сторон. Но тогда все же война была другая, почти не было ни танков, ни самолетов. А те, что были, разве можно сравнить с нынешними? Да и люди были сейчас не те, не было того идейного накала в них, расслабились, пропаганда убедила, что они всех сильнее и разгромят любого врага на его же территории. Из-за этого сейчас у людей шок и страх: как же так, неужели нас обманывали? А потому сейчас все висело буквально на волоске.

При мысли об этом Хрущев громко и грязно выругался. Шофер от неожиданности вздрогнул и удивленно оглянулся, но наткнулся на такой угрюмый взгляд пассажира, что гимнастерка на спине моментально намокла от пота. Никита с отвращением посмотрел на эту намокшую гимнастёрку шофера и с досадой плюнул себе под ноги и растер сапогом плевок, не обращая внимания на телодвижения водителя и удивляясь сам себе: что это его так накрыло? Может отходняк от выпитой за обедом водки начинается? Да нет, пить водку ему не привыкать, а там он и выпил-то не так и много, меньше бутылки в совокупности, да под хорошую закуску – знатное украинское сало, которое Никита очень любил. Доза для него совсем небольшая, а потому дело не в водке, а в чем-то другом. Но в чем конкретно, он понять не мог. Было какое-то предчувствие в нем, предчувствие чего-то очень и очень нехорошего, правильнее сказать – совсем плохого, что должно вот-вот произойти. Какая-то тоска (смертная – мелькнуло в голове) не давала ему покоя, что-то не так, чего-то он не знал и не предвидел. И эта тоска так придавила его, что он уже открыл было рот, чтобы скомандовать поворачивать назад, в Полтаву, но вовремя прикусил язык. Как он это обоснует – почудилось что-то? Нет, это совершенно невозможно, у него приказ Хозяина, а тот может и расстрелять под горячую руку, не таких героев и народных любимцев расстреливали – не ему чета! Особенно сейчас, когда тот, это Никита знал точно, сам в панике и мечется, не зная и не понимая, что делать. Никита выдохнул, расстегнул верхнюю пуговицу на кителе и попытался расслабиться. Получалось плохо, но все же стало чуть легче.

Внезапно он вспомнил всех своих трех жен. Первую – Ефросинью, которую он любил со всем пылом юности и с которой прожил всего-то шесть лет от свадьбы до ее смерти от тифа. Ефросинья оставила ему дочку Юленьку и сына Леню.

Вторую звали Марусей – мать-одиночка, которую Никита взял больше из жалости, чем по любви, потому и развелись они уже меньше, чем через два года. Никита и потом долго продолжал ей помогать, хотя детей она ему так и не принесла. Нельзя сказать, что он был совсем плохим человеком. Вовсе нет, просто жизнь так сложилась, – опять с удивившей его тоской, будто оправдываясь перед кем-то, подумал он.

Третья жена, его сегодняшняя супруга – Нина, её он уважал и тоже по-своему любил. Первый их ребенок – доченька, умерла совсем малюткой. Но потом Нина все же одарила мужа тремя детьми – дочерью Радой, сыном Сергеем и еще одной дочкой – Леночкой, самой маленькой, любимицей, всего-то ей сейчас четыре годика.

Никита невольно улыбнулся, подумав о детях, вспомнив шалости малышей, и от этих мыслей наконец-то расслабился. Что это, и правда, так на него накатило? Всё ещё будет хорошо, не может быть иначе, столько планов, столько дел впереди! Победим мы Гитлера этого окаянного, обязательно победим, полстраны угробим, да хоть две трети, но победим! Главное, не сомневаться в этом.

Он посмотрел в запыленное окно, потом хлопнув шофера по плечу, попросил остановиться и выйдя из машины, направился прямо за ближайший куст. Организм настоятельно потребовал избавиться от лишней жидкости.

Старший лейтенант НКВД Акимов приказал шофёру остановиться и, видя такое дело, отдал бойцам приказ оправиться. Думать о нуждах подчиненных – это первое дело для командира. Сам же он в туалет не хотел, а потому потянулся за папироской, внимательно рассматривая расположенную метрах в трехстах заброшенную, с отвалившимся давно ветряком, мельницу возле речки.

Та смотрелась очень живописно, поросшая кустами и молодыми деревцами. Стоит человеку уйти, природа тут же занимает освободившееся место – философски подумал Сергей. Мальчишкой, будущий старший лейтенант НКВД подрабатывал на мельнице и воспоминания юности захватили его.

Да, время летит быстро, тогда, в его детстве и первой юности, была другая страна, другая власть, был царь, аристократы и помещики всякие. Но им, мальчишкам, всё было нипочем, они и не думали об этом, воспринимая такой порядок вещей естественным и незыблемым, установленным на века. По крайней мере, так говорил им их сельский батюшка на занятиях в церковно-приходской школе: царь, дескать, от Бога, власть от Бога, что они и выводили, высунув языки от усердия, на листках бумаги своим корявым почерком с неизменными кляксами, под диктовку отца Тихона.

От Бога или не от Бога, а вишь, как все повернулось, – думал Акимов. Так закрутило страну, так стало всё быстро меняться даже в их деревенской, веками размеренной и неторопливой жизни. Кем бы он был, если бы не революция? Да обычным всеми понукаемым крестьянином, к тридцати годам уже приобретшим радикулит от тяжелой сельской работы. И мысли все его были бы о посеве, да урожае, о дожде и о детях, которых надо прокормить, обуть, одеть, пристроить к делу или к мужу, если девка родится. А сейчас, при новой, советской, власти он кто? – Большой начальник, всеми уважаемый, дети в школу ходят, старший уже в институт поступил. Никакой тяжелой физической работы, никакого радикулита, хотя уже почти сорок лет без года. Тело еще полно сил и энергии от хорошей пищи и здорового образа жизни. А там, если всё пойдет как надо, получит он капитана, а там, глядишь, и майора. А майор НКВД – это вам не армейский майоришка, это уже почти генеральское звание! Там до старшего майора, считай – генерала, всего один шаг. А во время войны продвинуться в звании, особенно состоя при важном лице, гораздо проще, чем в мирное время. Конечно, на фронте ещё быстрее в званиях растут за счет гибели командиров, но ведь там и риск несравнимо выше. А мертвому звания ни к чему, это все знают. Поэтому, – подумал Акимов, внимательно осматривая окрестности в очередной раз, – лучше пусть медленнее, но зато надежнее.

Мысль о том, что мельница может быть отличным местом для снайпера не то, чтобы совсем не мелькнула у него, сказать такое было бы неправдой, но пролетела эта мысль через голову начальника охраны как бы стороной и осталась почти незамеченной. Согласитесь сами, совершенно невозможно было предположить, зачем бы вдруг здесь и сейчас оказался снайпер? Каким образом это можно было бы вообще спрогнозировать? Никто заранее о поездке Хрущёва не знал. Да даже сам Хрущёв не знал – собрались в пять минут, не озаботившись даже предупредить штаб командования о своем прибытии. А потому и мелькнувшую мимолётную мысль о том, что надо бы отправить пару бойцов осмотреть мельницу, товарищ старший лейтенант госбезопасности отбросил как совершенно излишнюю. Пока они дойдут, пока вернутся, Хрущев уже даст команду на отправку. Вон, он уже из кустов выходит.

Да ведь, честно говоря, война только началась, да и не был старлей профессиональным военным, фронтового опыта не имел. К тому же, отстреливать из снайперской винтовки нежелательных фигурантов в это время было ещё не очень принято, не только в СССР, но и во всем мире. Сейчас больше полагались на взрывчатку, в крайнем случае – на ледоруб¹⁶. А снайперская винтовка как способ устранения конкурентов войдет в моду лишь десятилетия спустя. Что, между нами говоря, странно. Но такие простые и, казалось бы, очевидные с точки зрения потомков решения часто не приходят и в голову современникам. Такова инерция мышления, ничего не поделаешь.