© Игорь Олен, 2021

ISBN 978-5-4483-7393-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

I. Некогда

В путь

Вика, активно участвовавшая в жизни школы и победившая в смотре-конкурсе «Ставрополье, мой край родной», получила в году 198-каком-то путёвку в Артек. Девятнадцатого сентября она села в поезд и покатила. «Вот, едет – а прочие учатся, учатся, учатся…» – часто выстукивали колёса. Вика тогда, приколов комсомольский значок, подходила к окну, чтобы с улицы её видели школьники и завидовали. Ей тогда было бы очень приятно. Весь вагон ехал весёлый и говорил про таинственные Геленджик, Ялту, Мисхор и Анапу, где пляжи песчаные и каменистые, про медуз, пальмы и чудо-плоды фейхоа с удивительным запахом.

Делалось всё теплей и теплей, и всё больше старушек бегало по перрону с корзинами слив, винограда и яблок. За Мелитополем далеко заблестели морские заливы.

И вдруг ночью поезд остановился. Сначала все спали, потом стали спрашивать, где стоим; наконец, вспыхнул свет, поднялись гвалт и гомон. Проводники говорили, что впереди стоит поезд, перед которым ещё один поезд. Смелые пассажиры и Вика, спрыгнув на насыпь, отправились разузнать, что и как, предводительствовал же моряк из Дудинки. Ночь была душная. За передники поездами гудела толпа и подпрыгивала, чтобы что-нибудь впереди углядеть. Бегали возбуждённые машинисты и милицейский сержант.

– Дать фарватер специалисту! – гаркнул моряк из Дудинки и двинулся сквозь толпу, как таран. Вика влезла на крышу вагона (такая уж смелая) и рассмотрела вдали ещё поезд, оставленный пассажирами и как бы съехавший в яму. Луна серебрила окрестности небывалым загадочным светом.

– Что? Что? – бросились все к возвратившемуся моряку из Дудинки.

– Вертаемся, значит, домой.

– Поезд, никак, опрокинулся?

Но моряк из Дудинки ответил не прежде, чем раздавил на лице своём комара. – Нет теперь у нас Чёрного моря и полуострова Крым. Вакуум вместо них.

– Заливает-то!

– Северный флот попусту байки не травит. У самого в Севастополе мать-старушка.

Вика разволновалась и громко сказала: – Азовское море есть, Чёрного с Крымом нету?

– Одна Арабатская стрелка от Крыма осталась, сестрёнка.

– А как же Атрек? – от волнения переставила буквы Вика и чуть не заплакала.

– Я тебе врать не буду. Пойдём. – И моряк из Дудинки сходил с ней вперёд, где было видно Азовское море, плескавшее в Арабатскую стрелку, и никакой воды более.

Постояв, посердившись, подумав, народ сел в вагоны, и поезда дали задний ход, кроме самого первого, провалившегося в яму. Многие в Мелитополе вышли, чтобы отправиться отдыхать на Азов. Вика поехала восвояси и не вставала от огорчения с верхней полки своей. «Делу время – час потехе, час потехе, час потехе…» – дразнились колёса.

Вика вернулась в степное своё Ставрополье и пошла в школу. Учиться уже не хотелось, зато она часто слушала радио, отыскалось ли Чёрное море. Дикторы говорили, что как воды сгинули вместе с курортами и побережьем, так до сих пор не находятся. Вика вздыхала, усаживалась на крыльцо перед домом, грустила. Кругом были степь, да отары овец, да холодное солнце. Ветры в ту осень исчезли, перекати поле (они же кермеки, качимы и прочая) позастревали кто где. Один из них, с Вику ростом, уткнулся в крыльцо и мешал проходить. Чтобы не наколоться, Вика надела перчатки и потащила его на помойку. Когда они удалились от дома и их никто не мог слышать, перекати-поле вдруг заорал:

– Что я тебе сделал, что ты меня тянешь в негодное место?!

Вика его отпустила и отскочила опасливо. – Ты… ты лежал и мешал проходить, бесполезный кермек. Вот поэтому.

– Я?! Кермек?! Бесполезный?! Ладно же, злая девчонка. Подымется ветер, я укачусь от тебя с удовольствием!

– Ветра не будет. – Вика, вздохнув, принялась ковырять носком землю. – Чёрное море пропало, и по законам физической географии ветер не подымается.

– Да, дела… – сразу поник и приплюснулся в скорби крикун. – Что ж, тогда оттащи меня под стог сена, чтобы я умер, как благородная флора. Ибо, сама рассуди, хорошо ли лежать среди мусора, дожидаясь конца? Когда нет ветров, мы, катающиеся шары, умираем. – И он всплакнул.

– Тебя спрятать в сарай, может быть? – предложила смышлёная Вика.

– В сарай?! Не желаю в сарай! Ты сама поживи в пыльном тёмном сарае! А ведь могла бы помочь мне по-настоящему: покатала б меня вместо ветра, такая здоровая девка!

– Тогда я бы стала не человеком, а двигателем, – возразила, обидевшись, Вика и захотела уйти, но обидчик вцепился в неё, потащился за нею с отчаянным воплем.

– Постой! Погоди! Я придумал! Иди искать Чёрное море, а я с тобой. Ведь тебя – а я знаю, я наблюдал за тобой с первого сентября! – погрозил он ей каждой колючкой, – приняли в сентябре в комсомолки. Где, спрашивается, комсомольский задор и активность? инициатива, в конце концов где комсомольская?! Или не совестно?

Вика и возразить не могла, только светила голову, потому что огромный колючий кермек говорил совершенную правду.

Утром она притворилась, будто она идёт в школу, а за овчарней она повернула и побежала, таясь, к Перекати-Полю. Они поздоровались.

– Я согласна.

– Давай тогда… Живо, живо, чтоб не заметили твои злые родители, что пинают меня каждый день!

Вика надела перчатки и побежала, подталкивая товарища, по дороге, ведущей в холмы, но на первой вершине упала без сил.

– Ранец скинь! Ранец! – советовал Перекати-Поле. – Отец твой сядет на мотоцикл и догонит нас, если будешь ползти черепахой!

– Нет, – задыхаясь, отнекивалась Вика. – В ранце нужные для путешествия вещи. И комсомольские книжки, чтобы читать и воспитываться.

Перекати-Поле раздумывал миг. – Полезай в меня и, если покатимся в гору, беги во мне, будто белка в колесе, а когда под гору – ты садись на свой ранец, который повесишь на палку, которую пропусти через центр моей шаровидности.

Вика влезла в него, и с вершины холма она ехала, сидя на ранце, только ей было тряско, так как она геометрию знала неважно и центр вычислила неточно. Вечером проезжали отару баранов, вдруг окруживших их и мешающих следовать далее.

Мудрый старый вожак заявил: – Бе-е-е! Все травяные шары неподвижны, этот подвижный. Надобно съесть его, очень вкусный, коне-е-е-чно! Я уверен. – И он решительно подступил.

Вика, раздвинув колючки трясущегося в страхе спутника, крикнула: – Убирайтесь отсюда! Дорогу мне! Разве не видите, я человек! – Кто б удивился таким говорящим баранам, только не Вика, видевшая несравненные чудеса: да хоть вакуум вместо Чёрного моря, – поэтому не удивлялась.

– Ты человек? Бе-е-е! – засмеялся Вожак. – Человек – это тот, кто стрижёт нас огромными ножницами. Верно я говорю?

– Ве-е-ерно! – вскричали бараны. – А это не человек, потому что не ходит с ножницами.

Тут подъехал пастух, что сидел необычно – у лошади на боку. – Ты не спорь с ними, девочка, – произнёс он. – Что им взбредёт в головы, то и делают. Выдумали, что пастух – это тот, кто сидит на лошадном боку, и я вынужден этак ездить, чтобы они меня слушались. Я измучился от такой безобразной езды и, наверно, уйду скоро на пенсию.

– Бе! Ты хороший пастух, – рассудили бараны. – Давайте же есть эту штуку, которая к нас прикатилась!

– Постойте! – воскликнула Вика, вынув из ранца маленькие маникюрные ножницы, так как ей было четырнадцать лет и она была почти девушка.

А бараны, перепугавшись, выстроились рядами. – Пришёл челове-е-ек! сразу видно!

Она подошла к Вожаку и остригла, оставив ему небольшие подштанники, после чего объявила: – Пастух – это тот, кто сидит у коня на спине.

И бараны испуганно повторили.

Обрадованный пастух поместил седло лошади на спину. – Ты помогла мне, и я хочу отблагодарить тебя, – начал он. – Говори, в чём нужда?

– Мы разыскиваем пропавшее Чёрное море и Крым, а куда ехать – не знаем, – поведала Вика.

Пастух осмотрелся и наклонился к ней. – Я скажу тебе тайну, которую никому не скажу, чтобы меня не назвали лгуном. Слушай. Я пас отару близ Каспия и услышал, как Каспий захохотал и изрек, он-де теперь самый модный в Союзе. Кати-ка ты к Каспию и спроси у него. Он что-то знает.

Уже в холода подкатили они к побережью и обнаружили только лёд.

– Опоздали! – орал Перекати-Поле. – Из-за того, что ты каждый день отдыхаешь помногу и перечитываешь свои книжки, чтобы воспитываться по-комсомольски. А следовало бы спешить!

– Море не замерзает ниже Махачкалы, – усмехнулась начитанная Вика, – и никуда от нас не уйдёт. – После чего, как обычно, вынула из ранца книжку и стала читать, да увлеклась до такой степени, что, вскочив, погрозила невидимому врагу кулаком.

В Махачкале рыбаки переучивались на водителей и рассказывали, что Каспий заледенел до Баку. Из Баку пришлось мчаться до Ленкорани, где слышались страшный треск и ворчание: это Каспий натягивал на себя ледяную попону с вмёрзшими кораблями и был недоволен. Только у Астары, на иранской границе, Вика увидела зыбкие его волосы и глаза под бровями из пены и закричала:

– Скажите, где Чёрное море?

Каспий метнул в неё вал проревев: – Кыш! Голову я упру в Бендер-Шах, а ступни – в Астрахань. Я усну до июля, и мы посмотрим, как вы попрыгаете без меня!

Тужась, он вновь потянул на себя лёд.

Перекати-Поле с воплями уколол его злыми колючками. – Это ты украл Чёрное море и по законам физической географии погубил ветра, и мои братья-кермеки не могут кататься по свету!

Каспий валом достал путешественников и подкинул их в небо.

– Делаю, что хочу, и допросчиков мне не надо! Любили вы Чёрное море с гаграми и магаграми, а теперь уважайте меня и зовите меня по старинному: Понт Гирканский. Не то пролежу подо льдом тыщу лет, так негде вам будет курортничать, разве что заграницей, да вас туда и не выпустят, ха-ха-ха! Чтоб к июлю меня окружили пансионатами в два ряда, а не то… Я волшбе обучался у древних халдеев. Я вам не только… Я вас вообще!! – размахнулся он и зашвырнул их под самый экватор.